Коммунизм как реальность - Александр Зиновьев

Население в подавляющем большинстве принимает свою социальную иерархию и считает ее справедливой. Ситуация здесь подобна той, когда уже армейский ефрейтор считает систему рангов справедливой, поскольку она хотя и немного, но все же возвышает его над солдатами, а солдаты чувствуют, что без порядка и иерархии положение их было бы хуже. Они все равно образовали бы социальную структуру по законам коммунальности, но уже без той защиты, какую дает официально установленный порядок. Население принимает социальную иерархию, ибо для многих она дает какую-то надежду выделиться из массы и возвыситься, а для прочих она дает ощущение защищенности. Люди прекрасно понимают, что без социальной иерархии невозможно существование современного хозяйства, что без нее невозможно сохранить даже тот уровень быта и культуры, какой есть и какой им самим кажется низким. Лишь незначительная часть населения заинтересована здесь в разрушении иерархии, причем фактически из своих эгоистических интересов или необдуманно, хотя часто такие люди и болтают о том, что они борются за общие блага. Многочисленные оппозиционные движения на Западе (особенно — левые и молодежные) фактически направлены против данной неизбежной структуры современного общества, хотя они обычно и выступают под лозунгами борьбы с капитализмом и империализмом. Эти движения часто являются по сути антикоммунистическими, облекаясь в силу исторических условий в коммунистические одежды, — еще один интересный парадокс истории. Совершенно очевидно, что тем людям, которые имеют возможность занять более или менее высокое положение в социальной иерархии, последняя кажется абсолютной справедливостью. Предложите тем людям, которые убили много лет жизни и усилий для того, чтобы стать докторами наук, доцентами, профессорами, полковниками, генералами, министрами и т.д., отказаться от их званий, должностей и уровня их обеспеченности и посмотрите, как они отнесутся к вашему предложению. Но у студентов, младших сотрудников, солдат, рабочих, крестьян, конторских служащих даже не возникает мысли выдвинуть такую программу уничтожения социальной иерархии. Люди возмущаются тут какими-то отклонениями от норм. Но последние относительны и субъективны. Официально же признанные нормы не оцениваются как несправедливые.

Самые фундаментальные социальные отношения людей осуществляются через личные общения. Люди при этом лично знают друг друга и вступают в непосредственные контакты. Естественно, при этом возникают объединения людей, не оформленные законами общества, т.е. неофициальные или неформальные объединения. Они отличаются от официальных тем, что не имеют своей дирекции, своей бухгалтерии, своей партийной, профсоюзной и комсомольской организации, своей территории, своего узаконенного дела и прочих атрибутов официальных объединений. Эти неофициальные объединения весьма разнообразны. Они возникают в самих деловых коллективах, в связи с деловыми отношениями, но в более широкой среде (например, в данной области культуры), независимо от дела (например, родственные и национальные объединения). Имеются смешанные варианты. Они различаются как одноактные и регулярные, преемственные и непреемственные, заметные и незаметные, поощряемые и непоощряемые, терпимые и порицаемые, наказуемые и ненаказуемые. Возникают они на основе традиционных связей, личных привязанностей, взаимной помощи и выгоды, самозащиты. Эти группы и слои играют в жизни общества гораздо более серьезную роль, чем различия людей как крестьян, рабочих и интеллигентов. Я уж не говорю здесь о сверхпримитивной схеме «народ — власть», которая тоже имеет хождение в среде критиков советского общества и русской эмиграции на Западе. Все население страны можно разделить, далее, на привилегированную и непривилегированную части. Это разделение проходит не по линии наличия или отсутствия привилегий вообще. В непривилегированную часть попадают и люди, занимающие довольно высокое положение в обществе и имеющие в силу этого какие-то законные преимущества, например, — полковники, доценты, профессора, инженеры, врачи и т.п. Речь в данном случае идет об особых привилегиях и особо исключительном положении людей. В привилегированную часть попадают высшие партийные и государственные чиновники, некоторые особо выделенные артисты, художники, писатели. Сюда попадают и отдельные ученые, но уже в качестве крупных чиновников в своей области. Так вот внутри непривилегированной части населения можно констатировать образование таких групп, какие я называю народными группами. А внутри привилегированной части можно помимо групп, аналогичных народным группам, констатировать образования, которые я называю привилегированными слоями. Поясню кратко различие этих структурных элементов населения.

Народные группы образуются из родственников, знакомых, соседей, сослуживцев. Это — довольно аморфные образования, но не настолько аморфные, чтобы с ними не считаться. В одну группу могут входить офицеры, инженеры, служащие, студенты, школьники, уборщицы. И все они, несмотря на различия, живут в сходном стиле. В таких группах могут быть свои привилегированные лица, — предмет гордости, зависти и других чувств для прочих членов. Члены таких групп знают о существовании друг друга, встречаются в тех или иных комбинациях и более или менее часто, интересуются судьбой друг друга, принимают какое-то участие в судьбе друг друга. Это — тот круг людей, в котором так или иначе проходит жизнь индивида вне первичного коллектива, — его личная жизнь. В таких группах люди ходят в гости друг к другу, переписываются, разговаривают по телефону, женятся, растят детей, дружат. Они меняются по составу, не всегда устойчивы. Но несмотря на их аморфность и изменчивость люди все равно вовлекаются в них, значительную часть времени проводят в них, проявляют к ним интерес, считаются с ними. Для подавляющего большинства населения такие группы суть дополнительный источник влияния и дополнительный надсмотрщик за их поведением. Именно в таких группах действует общественное мнение. И сила воздействия его на людей здесь огромна. Воздействие это двоякого рода. С одной стороны, оно заставляет людей поступать в соответствии с законами социальности, которым подчиняются все члены общества. А с другой стороны, оно накладывает некоторые ограничения на поведение людей, создавая свои представления о приличии, порядочности, честности. Люди вынуждены считаться с теми представлениями о правильном поведении, какие свойственны таким народным группам. Если индивид нарушает принятые нормы поведения, народная группа его осуждает, а порой — исключает его из себя и добивается официального наказания. Так что когда в Советском Союзе отдельные люди вступают в серьезный конфликт с обществом (диссиденты, например), они встречают осуждение не только в первичных коллективах, но и в своих народных группах. В частности, родственники и близкие знакомые, как правило, осуждают здесь диссидентов. На Западе не могут понять этого явления. А между тем это вполне обычное дело с точки зрения людей с опытом жизни в Советском Союзе. Дело в том, что народные группы вырабатывают представления о правильном поведении индивидов, перенеся их сюда из своих первичных коллективов. Во всяком случае, значительная часть членов народных групп (во всяком случае — самые влиятельные из них) является членами каких-то деловых коммун. И для них народная группа есть лишь продолжение их деловой коммуны, приложение к ней. Конфликты между народными группами и деловыми коммунами, конечно, возникают. Но они не имеют принципиального значения, не раскалывают жизнь населения на две разные жизни — в коммуне и в народной группе. Большинство конфликтов бывает такого рода, что причиной их оказывается нарушение индивидами каких-то норм поведения в том или другом коллективе.

Группы, аналогичные народным, складываются и в привилегированной части общества. И к ним относится все сказанное выше. Но здесь возникает нечто новое, недоступное на более низком уровне: более обширные возможности общения, сознание престижной общности, солидарность привилегированных и другие явления, объединяющие представителей этой части общества в более обширные группы и даже слои, внутри которых бывает достаточной уже потенциальная только принадлежность к группе. Например, здесь привилегированному писателю достаточно знать, что есть некий привилегированный художник или некий министр, чтобы ощущать их членами некоей потенциальной группы, к которой он причисляет себя. Для него принципиально не является невозможным знакомство с ними. Они могут оказывать друг другу услуги и заранее рассчитывают на это. Их дети могут ходить в одни и те же привилегированные учебные заведения и вступать в брак. Их дачи сопоставимы и могут даже соседствовать. Короче говоря, здесь складывается нечто подобное тому, что имело и имеет место в среде господствующих классов некоммунистических обществ. Причем здесь имеет место своя иерархия слоев, лишь отчасти совпадающая с официальной иерархией средних и высших чиновников.