Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов

— Не факт… — тянет Даниэль задумчиво и затягивается, — совсем не факт! А вообще — да, интересно! Попытка убийства, хм… и так быстро сориентировались?

— Наблюдатели, — подаю голос из глубин кресла, шурша шоколадкой.

— Соглашусь, — кивает приятель, — и это говорит о большом количестве вовлечённых людей. Посвящённых.

— Скверно… — хмурится Анна, сидящая на подлокотнике моего кресла. С другой стороны сидит успокоившаяся Валери, с которой мы на пару уничтожаем шоколад, изрядно перемазавшись

— Ну… — задумывается юрист, — я бы не сказал! Обычного человека могли бы… хм, массой задавить. Но у нас случай особый, а чем больше посвященных, тем больше вероятность утечки.

— Утечка… — задумываюсь я, протягиваю плитку Валери для куся, — а ведь верно! Это, как ни крути, публика разношёрстная, а не масонская ложа! Навскидку — парижские политиканы и местные чинуши от… хм, оккупационной администрации, привязанные к политике Пуанкаре просто по факту. Вояки…

Загибаю пальцы.

— … без которых просто не могли обойтись в городе, которым командует военная администрация!

— Никак, — уверенно соглашается Даниэль, — В теории их можно обойти, но… нет, на практике никак. Ссориться с влиятельными офицерами из-за рядового, по сути, дела… Нет, не обойти.

— Вот! — энергично киваю я, — Затем — Легион! Не знаю, как во Франции, а в Российской Империи господа офицеры были славны тем, что решительно не умеют и не хотят держать язык за зубами!

— Да уж, — засмеялся юрист, — наслышан! Ваши военные…

Он хмыкнул ещё раз, но развивать тему не стал.

— Всплывёт, — констатирую я, — непременно всплывёт! Нужно только выдержать первый удар.

— Не всё так просто, — покачала головой Анна, достав папиросу из маленького портсигара, — Если СИЛЬНО потом и на последних страницах, это уже никому не будет интересно.

— Значит… — я задумываюсь и пожимаю плечами, — скандал!

— Это в любом случае, — бормочет Даниэль.

— Ну… — отдаю шоколадку Валери, — я собрал вырезки с примерами статей французской жёлтой прессы, и в общем-то могу представить, как они будут действовать. Будет… грязно. Очень грязно!

— Наши союзники… — начинает было Анна, но закрывает рот и хмурится, начав накручивать на палец локон. Союзники у нас и правда…

… лукавые. Всё как-то так складывается, что официально упрекнуть их не в чем, но очень уж всё в их пользу идёт! А я всё больше каштаны из огня таскаю…

— Решаемо, — говорю после недолгого раздумья и ухмыляюсь криво, — но будет очень шумно и… грязно.

Замолкаю и взглядом прошу у Даниэля папироску. Прикуриваю и прикрыв глаза, откидываюсь на спинку кресла. Жду…

— Пусть, — говорит Анна.

— Пусть, — эхом вторит ей Валери.

— … переживём.

— П-простите? — рассыпая перхоть по лацканам тёмного пиджака, трясёт седой головой один из представителей судейской коллегии, тревожно уставившись на меня.

— Я выйду на ринг, — повторяю бесстрастно, скользя взглядом по спортивному залу, снятого организаторами под офис. Потрёпанное оборудование, вытертые тысячами ног полы, неистребимый, намертво въевшийся запах пота. Хотя район, к слову, очень хороший, всего-то в паре минут пешком от центра Страсбурга.

В углу взвешивается какой-то чернокожий атлет, нервно скаля кипенно-белые зубы и постоянно оглядываясь на высокого белого мужчину в форме капитана американской армии. Тренер? Капитан команды? А, не важно…

Вокруг чернокожего несколько мужчин в форме, спортивные функционеры в штатском и за каким-то чёртом — военный капеллан. Спорят, сотрясая воздух громкими фразами, трясут бумагами.

В стороне хохочут, хлопая друг друга по плечам, выбивая из пиджаков пыль и нафталин, вспоминают былое бывшие боксёры, каким-то образом причастные к соревнованиям и очевидно, так и не добившиеся хоть сколько-нибудь заметного успеха к своим почтенным годам. Артрит, нищета… это всё потом! А пока — они почти молоды и перед ними целый мир…

Очень много откровенно посторонних: явные букмекеры по виду, мелкие политиканы из Парижа, чиновники из муниципалитета, военные в форме, репортёры и чёрт те кто. Вся эта публика надувает щёки и старательно делает вид, что они — право имеют! Всё как всегда…

На меня глазеют, но без особого интереса. Большинство, как я понимаю, просто не узнали… и к лучшему. А нет… узнали! Вон какой взгляд… охотничий.

Провожаю глазами метнувшегося к выходу неприметного ссутуленного человечка, едва заметно выдыхаю сквозь зубы. Опять… травля натуральная — как волка обкладывают.

— Но… — разом вспотев (и явно приняв моё раздражение на свой счёт), седой снимает очки и беззвучно открывает рот, часто дыша и обдавая меня запахом больных зубов и невообразимым перегаром.

«— Странно, что от него потом не воняет» — мелькает брезгливая мысль.

— Вы, кажется, были ранены? — приходит на помощь коллеге упитанный одутловатый коротышка с тлеющим огрызком сигары в углу тонкогубого рта. Едкий дымок поднимается к застывшему в прищуре глазу.

Лицо у него невыразительно и бесстрастно, стёсано тысячами тысяч ударов и почти потеряло не то что индивидуальность, но и человечность. Более всего оно напоминает древнюю каменную бабу, столетиями открытую ветрам и дождям. Глаза мутные, с желтоватыми прожилками, какие-то ящеречьи, и уж точно — не человеческие, — Мы вычеркнули вас…

Вздёргиваю бровь, и он осекается, с силой затягиваясь и пытаясь давить меня взглядом. Короткая игра в гляделки заканчивается моей победой.

Шумно вздохнув, коротышка мигает и отводит глаза, склоняя голову. Через пару минут перебора бумаг меня восстанавливают в списках. Лица недовольные — я, чёрт бы меня побрал, побеспокоил занятых людей!

Какая уж там у них игра… А впрочем, здесь не нужны догадки — всё как обычно, ставки! Для букмекеров такие нежданчики, особенно когда они и их устраивают, подарок Небес.

Господа эти, к гадалке не ходи, связаны с букмекерами теснейшим образом. Да и с организацией турнира не всё так просто — есть некие Имена где-то очень высоко, а есть — такие вот незаметные рабочие лошадки, которые, собственно, и занимаются всей текучкой. Они не на слуху и не очень-то интересуются такой мишурой, как слава, но умеют делать деньги…

… и создавать для этого возможности.

Если к ним и приходили господа из Парижа, то уже как пустая формальность, завершающий мазок на холсте Жизни. Моё участие в соревнованиях изначально внесло нотку Хаоса в упорядоченное.

А теперь, после ранения, бюрократическо-полицейской чехарды и недоброжелательного внимания властей, я откровенно лишний на этом спортивном празднике. Чёрт знает, чего от меня ожидать…

Кубок Эльзаса призван сплотить, показать, доказать… ну и далее, по длинному списку, составленному из шаблонных, трескучих патриотических фраз. Это далеко не рядовое событие, явно вышедшее за рамки Франции.

Теперь это скорее часть переговорного процесса между участниками анти-германской коалиции. На