Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь - Михаил Шкаровский

Уже 4 августа 1939 г. карловацкий Синод заслушал донесение настоятеля монастыря преп. Иова с приложением докладной записки благочинного, протоиерея В. Соловьева, епископу Мукачевско-Прешовскому Владимиру о желательности в данной политической обстановке передачи приходов, расположенных на территории Словакии, под управление архиепископа Берлинского и Германского. В тот же день Синод выразил свое согласие, «если Сербская церковная власть нашла бы осуществление сего желательным»[475]. Но решение этого вопроса затянулось. После нападения Германии на Югославию в апреле 1941 г. епископ Владимир был интернирован, а затем выслан на родину, и православные приходы остались без архипастырского окормления. В ответ на их ходатайства архиеп. Серафим письмом от 16 сентября 1941 г. известил настоятеля монастыря преп. Иова о том, что принимает в свои руки управление словацкими приходами. Евлогианские общины также перешли в его ведение согласно договоренности от 3 ноября 1939 г. 28 ноября 1941 г. архиеп. Серафим обратился в РКМ с письмом о включении словацких православных приходов в Германскую епархию. Министерство ответило согласием, о чем 12 декабря и известило начальника полиции безопасности и СД, а 5 января 1942 г. — Министерство иностранных дел[476].

Два прихода митр. Евлогия на территории Протектората Богемии и Моравии (в Праге и Брно) были присоединены к Германской епархии уже в ноябре 1939 г., сохранив при этом свое юрисдикционное отношение к митр. Евлогию. Подобная ситуация сложилась и в Бельгии после ее оккупации. В этой стране имелось 3 прихода, входивших в Западно-Европейскую епархию РПЦЗ. Ее глава, проживавший в Париже митр. Серафим (Лукьянов), обратился к архиепископу Берлинскому с просьбой взять на себя временное управление данными общинами, указав причину в докладе Синоду от 13 декабря 1940 г.: «В связи с прекращением регулярного железнодорожного сообщения с Бельгией я лишен возможности посещать вверенные мне русские приходы в Бельгии и разрешать на месте вопросы, связанные с легализацией наших приходов и устроением других церковных дел». 31 декабря 1940 г. Архиерейский Синод утвердил передачу общин во временное управление архиепископа Берлинского[477].

На территории Бельгии существовали также и 6 евлогианских приходов, которыми управлял архиепископ Александр (Немоловский). В 1938–1940 гг. он неоднократно в своих проповедях и обращениях к пастве резко осуждал деятельность нацистов. Например, 31 июля 1938 г. в своей проповеди он говорил: «Нам посланы страшные испытания… В Германии жестокий варвар Гитлер уничтожает христианскую веру, одновременно насаждая язычество. Мы молим Бога, чтобы Он спас эту страну от этого ужасного человека, так как там еще хуже, чем в советской России». После оккупации Бельгии 4 ноября 1940 г. гестапо арестовало архиепископа; в наручниках и с нагрудной табличкой с надписью «Враг № 2» его перевели в тюрьму г. Аахена. Оттуда он попал в берлинскую тюрьму. Архиеп. Серафим сумел вызволить владыку Александра (которого даже хотели расстрелять) из заключения, взяв его на поруки и поселив при русском храме в Тегеле, где последний и оставался до конца войны[478].

В своем письме от 26 февраля 1942 г. начальник полиции безопасности и СД следующим образом информировал МИД об этих событиях: «В связи со своей антинемецкой позицией представляющий митрополита Евлогия архиепископ Александр Немоловский был удален из Бельгии и интернирован в Берлин-Тегель»[479].

Митр. Евлогий передал подчиненные ему бельгийские приходы в ведение епископа Сергия Пражского с оговоркой, что соглашение от 3 ноября 1939 г. может применяться и в отношении этих общин. Таким образом, они также вошли в Германскую епархию. Архиеп. Серафим в 1941 г. дважды посетил Брюссель, занимаясь переустройством церковной жизни в бельгийских приходах. В связи с этим он писал 1 декабря 1941 г. в РКМ, что прежняя ожесточенная открытая борьба представителей «карловацкого» и «евлогианского» направлений теперь урегулирована, однако за предшествовавшие годы накопилось много взаимной враждебности, для ликвидации которой необходимо принять определенные меры: «В конце концов я даже в настоящий момент считаю роспуск церковных советов всех православных приходов Бельгии (обеих ориентаций) необходимым. Вместо прежних церковных советов в каждом приходе должен быть назначен один уполномоченный». Владыка просил также разрешить назначить своим представителем в Бельгии протопресвитера А. Шабашева (так как не часто сможет бывать там) и подчеркивал: «Епископ Сергий уже в начале этого года выразил свое согласие касательно предложенной мною реорганизации православных приходов в Бельгии»[480].

Из упоминавшегося письма начальника полиции безопасности и СД видно, что преобразование бельгийских приходов было проведено, А. Шабашев назначен представителем владыки для карловацких общин, а для приходов юрисдикции митр. Евлогия в качестве такого представителя предусматривался священник А. Грипп-Киселев. Следует упомянуть, что в январе 1942 г. в РКМ поступило заявление Комитета по строительству русской церкви — памятника Николаю II и другим жертвам большевистского террора в Брюсселе — с просьбой оказать денежную помощь в размере 10 320 марок на завершение отделки храма. 14 февраля 1942 г. министерство переслало это заявление в МИД с просьбой выделить средства, «если это в германских интересах». На запрос своего начальства представительство МИД в Брюсселе 2 апреля 1942 г. ответило, что не возражает по поводу оказания помощи в строительстве церкви, но негативная позиция РСХА помешала выделению денег[481].

Кроме православных бельгийских и чехословацких приходов в Германскую епархию еще до лета 1941 г. вошли 9 русских и 7 украинских общин на бывшей территории Польши, включенной в состав Третьего рейха, три прихода в Судетском округе, приход в Люксембурге, две общины в Лотарингии и два церковных прихода в Вене. Таким образом, в конце 1941 г. Германская епархия включала в себя 77 приходов, 14 богослужебных мест и один монастырь. Все эти преобразования получали полное одобрение руководства РПЦЗ. Митр. Анастасий 20 января 1942 г. писал архиеп. Серафиму: «…прежде всего, радуюсь тому, что так успешно идет там Ваша работа по объединению. Дай Бог, чтобы предстоящее епархиальное собрание закрепило это объединение и успешно разрешило вопросы, связанные с новой организацией епархии»[482].

Проходившее 29–31 января 1942 г. в Берлине первое и последнее во время Второй мировой войны епархиальное собрание стало важным этапом в истории Германской епархии. В его работе участвовали представители 37 важнейших приходов, в том числе почти всех из 13 евлогианских. Председателем собрания был архиепископ Серафим, который в своем докладе осветил историю развития епархии, отметив: «Со стороны Рейхсминистерства церковных дел было проделано все возможное для того, чтобы укрепить нашу епархию как внутренне, так и внешне, а также чтобы обеспечить ее прочность. Многократно нам оказывалась материальная помощь, к примеру, нам предоставили большую сумму на работы по ремонту храмов»[483].

Заметную роль в работе собрания играл благочинный приходов русского Западно-Европейского экзархата юрисдикции патриарха Вселенского в Германии архим. Иоанн (Шаховской), избранный одним из 4 заместителей председателя. Он предложил организовать комитет, задача которого должна была заключаться в сборе богослужебных принадлежностей для приходов на освобожденных восточных территориях. На третий день заседаний архимандрит прочитал обширный доклад на тему «Забота о спасении душ в наше время». Согласно представленному в РКМ и опубликованному протоколу собрания архим. Иоанн «указывал на сложности пастырского окормления военнопленных». Говоря же о роли пастыря в условиях того времени, благочинный подчеркнул: «Второй важной задачей является соблюдение христианской истины и защита Церкви от антихристианских учений и теорий. Критерием для проверки всего должно служить Слово Божие. Священник также должен оберегать Церковь от вмешательства в политику и бороться против привнесения политики в Церковь… Церковь не должна быть орудием для мирских целей»[484]. Прав российский историк А. Никитин, отмечавший в своей монографии, что «те, кто знал и сочувствовал внутренней позиции о. Иоанна, легко могли увидеть в его словах об „антихристианских учениях и теориях“ критику как национал-социализма в целом, так и расовой теории»[485].

По вопросу о духовном окормлении военнопленных в неблагоприятном для властей духе высказался и архиеп. Серафим. Выступавшие на собрании сообщали также о других случаях ограничений и стеснений со стороны нацистских властей. Так, Е. Васильев сообщил, что в г. Калише дети русского происхождения были исключены из немецких школ. Занятия по Закону Божию с ними проводились отдельно. Особенно неблагоприятная ситуация существовала в Вартегау, избранном руководством НСДАП в качестве «испытательного полигона» для опробования антицерковной политики по отношению ко всем христианским конфессиям. Как сообщил собравшимся архимандрит Герман, в Вартегау православным общинам был запрещен сбор пожертвований[486].