Искушение чародея(сборник) - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сделан он из пластичной бронзы, – пояснял Сорокалет, взявший на себя роль экскурсовода. – При его отливке было израсходовано, кроме меди и олова, двадцать кило серебра и почти килограмм золота.
Я тайком рассматривал своих друзей: не выдаст ли кто себя. Но излишнюю заинтересованность никто не высказывал.
В усадьбе нас ждала экскурсия, после – работа. Здешний колхоз согласился накормить нас и оставить на ночевку при условии, что мы уберем в парке сухостой. После работы и обеда разбрелись: кто-то собирал грибы, которые в здешних рощах из-за отсутствия людей вырастали до совершенно неприличных размеров. Другие удили рыбу, что ровно по той же причине ловилась здесь отлично. Разбившись на две команды, начали играть в футбол. Я читал книгу, порой поглядывая на колоколенку. Руслан дремал у моих ног.
Когда в небе ласточек сменили летучие мыши и начало смеркаться, разожгли костры из собранного сухостоя. Дым тянулся до небес и смешивался с облаками. Хоть колхоз привез ужин, к нему никто не притронулся – в золе пекли картошку, и не было ничего вкусней ее. Попев песни, ушли спать в усадьбу.
Разойдясь по комнатам, долго не могли уснуть, болтали за полночь. Наконец все стихло. Лишь разместившийся в моей комнате Федька Митяев шуршал под одеялом страницами «Хроники капитана Блада», читая книгу в свете фонарика.
В коридоре мелькнули тени, чуть слышно скрипнула половица. И если бы я не ждал этого звука, я бы его, верно, не услышал. Босиком я выскользнул из комнаты, пошел по ледяному полу коридора.
Лестница, длинный коридор, в конце которого – выход на улицу. Очерченные светом – две фигуры.
На шее у меня висел свисток. Я дунул в него, что было силы…
…За окнами все так же качались липы, все так же спали друзья этажом выше. Но что-то изменилось в мире. Перед двумя фигурами бесшумно возникла третья, невысокая, но грозная. Двое отшатнулись, стали отступать и едва не налетели на меня. Это были братья Симоны.
– Ага! Сдавайтесь! – сказал я.
За их спинами грозно зарычал Руслан. Запыхавшись, вбежал Сорокалет. В ухе у него был вставлен наушник, который переводил ультразвук, издаваемый моим свистком, в слышимый диапазон.
– Попались!
Чтоб не будить остальных, мы провели их в столовую.
– Ну-тес, – заговорил Сорокалет. – Вам не говорили, что воровать нехорошо?..
– Говорили, – кивнул Женька Симон, потупив взгляд.
– Мы бы только посмотрели и вернули на место, – заговорил его брат Генка.
– А что же вы прошлое не вернули?..
Братья переглянулись, и вместе потупили взор.
– Ну ладно, – сказал я. – Как видите, нам все известно. Что с вами делать, решим позже. А пока рассказывайте, где держите украденное и как вам удается все это проворачивать. Чистосердечное признание – сами знаете…
После замешательства заговорил Женька:
– У нас в столе дома все лежит. В верхнем ящике…
– И много?.. Признавайтесь?
– Двенадцать…
– Двенадцать килограмм? – ахнул Сорокалет.
– Да каких килограмм… Книг.
– Книг???
– Ну да, – братья выглядели удивленными не меньше нас.
– Так, давайте сначала, – заговорил я. – Когда я вас настиг, вы шли в часовню.
– Да.
– К колоколу?..
– Зачем нам колокол? – ответил Генка Симон. – Мы шли в библиотеку.
– Во втором часу ночи?..
– Мы узнали – в здешней библиотеке имеется трактат о вечном движении. Мы хотели его прочесть.
Сорокалет и я замолчали и, уверен: в ту минуту думали одинаково. Если все же братья Симоны не крали золото, то сейчас истинный преступник на свободе и уже ничто не стоит между ним и приманкой. Мгновением позже мы бросились из комнаты.
Сорокалет успел бросить:
– К книгам мы еще вернемся!
Еще бы несколько минут, даже, может, полминуты – и мы бы не успели.
Библиотека-часовня стояла через поляну от усадьбы. И когда мы выбежали на траву, кто-то выпрыгнул из окна библиотеки и понесся к лесу.
– Не успеем… – взвыл Сорокалет.
– Мы – нет. Руслан успеет!.. Руслан, взять.
Через четверть минуты Руслан настиг беглеца, повалил на траву. Тут же подоспели и мы. Трава в лунном свете казалась черной. На ней блекло мерцал золотой слиток.
– Уберите зверя!
– Руслан, фу…
Мы могли бы догадаться: это был Федька Митяев. Именно он ехал с Днем-Добрым, когда того скрутил артрит. Меня сбило с толку, что он уступил место после приступа болезни… Или все же до?.. И День-Добрый просто спутал причину и следствие.
– Поднимайся… – велел Федьке Сорокалет. – И не вздумай ныть.
В начале пятого горизонт посветлел. Втроем мы сидели на лавочке в парке.
Сорокалет вертел в руках прибор – размером с мыльницу с двумя кнопками и экраном на одной из больших граней. На меньших размещались полоски, на ощупь металлические. Стоило провести по ним пальцем – на экране менялась картинка.
Сорокалет выбрал одно изображение, и, поднеся прибор к массивной чугунной урне, стоящей около лавочки, нажал кнопку. На ладонь высыпался какой-то желтый порошок.
– Сера, – пояснил Сорокалет. – Шестнадцать протонов. Содержание в чугуне – около пяти грамм на сто кило.
– Где ты его взял? – спросил я, указывая на прибор.
– Нашел в кабине «Чертового колеса» в ЦПКиО, – ответил, всхлипывая, Федька.
– И что, так просто разобрался?
– Да чего тут разбираться? – ответил Сорокалет. – Во всей вселенной атомы золота выглядят одинаково. Это еще хорошо, что он извлекал из организма золото, а не железо, – оно для человека куда важней.
Немного помолчали.
– А с вором что делать будем?.. – спросил Сорокалет. – У вас при Доме Пионеров, кажется, впору открывать детскую комнату милиции.
Федька всхлипнул громче.
– Эти случаи проработаем на пионерском собрании…
Когда мы шли к усадьбе, уже светало. За рекой пели петухи, и кто-то недремлющий ударил в колокол, извещая мир о начале нового трудового дня.
Колокол звучал глухо, словно был отлит из свинца.
– Ты не золото украл, ты звук украл у колокола! – зло сказал Сорокалет.
Федька молчал.
Звук колоколу, тем не менее, вернуть удалось. Сорокалет провозился с прибором до обеда и установил, что с помощью прибора можно возвращать извлеченное вещество назад.
– И зубы можно вернуть? – спросил я.
– Я не уверен, Бабкин, но прибор, похоже, запоминает структуру до изменений. Удивительная вещица!
Сорокалет желал немедленно вернуться в Москву и уже набирал по межгороду ассистентов, чтоб те собирались и готовили лабораторию.
В столицу мы попали лишь к вечеру и заехали по пути в Дом Пионеров к Дню-Доброму, где задержались попить чай и перекусить.
– Безусловно, надо узнать, какова мощность прибора, какие максимальные объемы он может переработать, – рассуждал Сорокалет, расхаживая между приборами в секции радиодела. – А также откуда он получает энергию для работы.
Это было разумно. Ведь прошлая наша инопланетная находка, проработав четырнадцать дней, сломалась на пятнадцатый. Я говорю о саквояже, который умел похищать мысли и эмоции. Видимо, мы слишком увлеклись извлечением из окружающих ненависти, неуверенности, сомнений… И прибор, не выдержав нагрузки, испепелил себя сам.
– Но вообще, коллеги, открываются невиданные возможности. Митяев был неуч. В речной или морской воде золота содержится около четырех килограмм на кубокилометр. И извлекая драгоценный метал оттуда, он бы никогда не был бы пойман.
Возможности и правда восхищали: мир, в котором нет больше недостатка в редких материалах. Мир, где возможно получение идеально чистого вещества: ведь абсолютно чистое железо ценится гораздо дороже драгоценностей.
Ответно можно было бы получить любой сплав – хотя для этого следовало еще поработать с прибором…
…И тут кто-то в комнате откашлялся.
Мы втроем подпрыгнули.
Кто-то откашлялся еще раз, заговорил:
– Простите, но этот прибор придется вернуть.
Говорил, но не показывал телевизор. Тот самый «КВН-49», не подключенный к электросети и лишенный некоторых деталей.
– Простите, – осторожно спросил День-Добрый, уставившись на телевизор. – А вы, собственно, кто?..
– Мы были на Земле, в Москве с экскурсией и потеряли эту вещь. Нам пришлось возвращаться к вам от Порциона. Это, между прочим, десять ваших световых лет.
Я расстроился: по-честному следовало отдавать. Иначе чем мы будем лучше Федьки.
Но День-Добрый был совершенно иного мнения.
– Я не отдам! – он прижал прибор к себе. – Это как минимум Нобелевская премия! А то, наверное, и две! Да это несправедливо, в конце концов, – если бы не ваш прибор, мой нутроскоп был бы вполне цел!