Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам - Зураб Давидович Авалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сообщая Парижской конференции текст изложенного договора, делегации грузинская и азербайджанская выражали надежду, что «конвенция эта, преследующая цели чисто оборонительные, не получит применения в части, касающейся предусмотренных в ней совместных военных действий, и что Закавказье будет ограждено от всякого нападения извне, благодаря контролю союзных держав над операциями генерала Деникина». Вместе с тем обращалось внимание на ст. 4 соглашения, благодаря которой открывалась возможность скорейшего размежевания территорий Грузии и Азербайджана[136].
Столкновения конца 1918 г. не могли, конечно, содействовать сближению – столь желательному и так же естественному – между Грузией и Арменией.
Легковерная надежда, что Парижская конференция «все решит и все разберет» и, между прочим, потрудится установить государственные границы в Закавказье, ослабляла и в Тифлисе, и в Эривани, как, впрочем, и в Баку, стимул к скорейшему разрешению, собственными усилиями, всех пограничных и других разногласий. Сверх того, Армения могла (добросовестно заблуждаясь) считать, что положение ее особое; что по отношению к ней имеются на державах-победительницах обязательства, каких нет по отношению к ее соседям; что ей, следовательно, «дадут» благоприятные границы и т. д.
Прибавить надо еще, что 28 мая 1919 г. (в первую годовщину провозглашения независимости Эриванской республики) особым актом было объявлено соединение в одно целое армянских территорий, расположенных в Закавказье и в Турецкой Армении. Таким образом, Армянская республика уже и формально выходила из сферы чисто кавказской политики в полное опасностей и подводных скал море турецкого вопроса, куда, очевидно, ни Грузия, ни Азербайджан не могли вслед за нею отважиться.
По этой же причине затруднялось опять-таки дело закавказского разграничения. В случае значительного расширения Армении за счет Турции соседи Армении не усматривали основания к одновременному расширению ее за счет Азербайджана и Грузии. И неизвестность того, сделается ли Армения большой или останется маленькой, вызывала проволочки в деле размежевания трех республик, к их общей пагубе.
По существу, вопрос об установлении границ между Грузией и ее соседями не мог считаться слишком трудным для разрешения или же недостаточно изученным. И не было, конечно, недостатка ни в добрых намерениях, ни в самых либеральных заявлениях! Требовалось, однако, другое: упорство, большой кропотливый труд и терпение, словом, серьезная воля. Ее не было обнаружено. В 1919 г. ничто не мешало, напротив, все благоприятствовало, например, разграничению Грузии с Азербайджаном. Ничего, однако, не было сделано. С Арменией достигнуть соглашения было труднее. Но и здесь, при настойчивости, можно было, вероятно, добиться установления разумной и справедливой границы, конечно при условии отказа Грузии от мысли об обеспечении ей «стратегической границы»[137]. И отказа Армении от таких несерьезных идей, как, например, «вознаграждение Азербайджана за уступку армянами грузинам трети (грузинского) Борчалинского уезда другими частями… грузинской же территории»[138]. Да и чрезмерное настаивание на этническом принципе (по отношению к грузинским территориям это значило: где армяне поселились хотя бы в XIX в., там – Армения) было опаснее всего для самих же армян: недалеко уехали бы они на этом коне в Турции! Очень скоро шаткость их предположения, что союзники-победители о них особенно позаботятся, должна была обнаружиться. И чрезвычайная их заинтересованность в сохранении доброго мира с Грузией, единственной из соседних территорий, не запятнанной кровью «резни» и «избиений», не могла бы не действовать умиряюще на армянских главарей. Словом, и здесь, если не ошибаюсь, можно было, уже в 1919 г., добиться разграничения, которое и тогда, и раньше многими мыслилось на основе уступки в пользу Армении пресловутой южной части Борчалинского уезда и отказа ее от притязаний на столь же пресловутый уезд Ахалкалакский.
66. Борчалинский вопрос перед судом Интернационала
Но что с армянской стороны замечалась крайняя несговорчивость, в этом я мог убедиться в Париже, присутствуя при опыте разрешения армяно-грузинского пограничного спора социалистическими средствами.
В начале мая 1919 г. бюро Интернационала (ставшего позже 2-м Интернационалом) рассматривало жалобу или, скорее, донос Микаэля Варандяна[139] на правительство Грузии, которое-де угнетает армян, занимается «империализмом» и заведомо нарушает принципы, принятые перед тем социалистической конференцией в Берне[140]. Ввиду этой жалобы бюро призвало к ответу обе стороны. Оно выслушало одних и других; после чего в грузинской делегации происходило совещание с армянами (10 мая), на котором, однако, к соглашению не пришли. Был здесь Агаронян – которого я оставил в Константинополе, Оганджанян – которого я оставил еще раньше в Берлине, Варандян и др. Все трое могли бы с честью фигурировать на каком-либо ассиро-вавилонском барельефе.
Их взгляд был очень прост: они выражали лишь недоумение по поводу того, что грузины, социал-демократы вообще, дерзают притязать на земли, где грузин вовсе нет и никогда не было.
На следующий день прения происходили перед «судьями», каковыми являлись: А. Гендерсон, Р. Макдональд[141], еще один именитый социалист-англичанин, К. Гюисманс, Ренодель, Ж. Лонге[142].
Прения эти были не из кратких и не без страстности. Армяне повторяли свое – о насилиях, чинимых грузинами, о захвате ими спорных провинций с помощью германских штыков и т. д. Церетели угостил их ссылкой на вероломное нападение армян в декабре. Словом, разговор был «добрососедский».
Затем внесено было, с грузинской стороны, предложение армянам о том, чтобы немедленно была избрана арбитражная комиссия, которая, на основе бернских постановлений, занялась бы разрешением всех вопросов и разногласий, связанных с плебисцитом в спорных областях; и чтобы, одновременно, обе делегации, грузинская и армянская, уведомили об этом соглашении Парижскую конференцию.
Мысль эта, видимо, понравилась «судьям» (председательствовал Гендерсон, с большой флегмой и не без некоторого недоумения перед картиной «южных страстей» – из-за пустяков). Гюисманс, привыкший к дракам фламандцев и валлонцев, формулировал наконец, на основе грузинского предложения, пункты, склоняя армян к их принятию. Трудно было возражать; но они внезапно заговорили о привлечении к трибуналу виновников армяно-грузинского столкновения и потребовали принятия, сверх пунктов, формулированных Гюисмансом, еще одного: об удалении грузинских войск и администрации из спорных районов перед плебисцитом. Мы же, вместе с Гюисмансом, полагали, что этот и другие подобные вопросы должны быть именно предоставлены усмотрению арбитражной комиссии.
Однако упорство армян (особенно Варандяна) было таково, что Гюисманс прямо упрекнул их в нежелании
