Полет орлицы - Дмитрий Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Клеруа, Дама Жанна.
Еще вчера она думала, что, взяв Мариньи, бросит все силы на Клеруа и захватит вторую деревню, превращенную в форт, так же быстро. Как наивна она была! Гордыня ослепила ее, предала в руки врагов…
— Так вы обещаете вести себя благоразумно?
— Да, офицер.
— Отлично.
По дороге к ним двигался пеший отряд — человек десять вооруженных бургундцев. Они сопровождали трех пленных, видимо, французов. Руки их были связаны. Мужчины крепились, но было видно — вчерашняя битва здорово потрепала их. Тот, что шел слева, здорово хромал. Идущий справа поднял голову, и Жанна непроизвольно сделала шаг вперед. Ее сердце сжалось — она еще не верила своим глазам. И все же ей хотелось закричать что есть силы — назвать человека по имени. Пленный увидел ее, толкнул локтем товарища, тот тоже посмотрел вперед.
«Господи Боже, д’Олон! Жан! Пьер!» — хотела закричать Жанна, броситься вперед, обнять их, но выдавать свои чувства ликующим бургундцам она не решилась. И все-таки не справилась с собой — слезы уже текли по ее щекам. Она отвернулась от Вандонна.
— Эти люди назвались вашими оруженосцами. Вы хотите, чтобы они были с вами?
— О, да! — горячо воскликнула Жанна. Голос ее сорвался. — Да…
Жан, Пьер и д’Олон в сопровождении отряда, приблизились к Жанне. Они, покалеченные, в изодранной одежде, с лицами, выпачканными кровью и грязью, едва скрывали свою радость.
— Жива, — тихо бормотал Жан д’Олон, — жива…
Жан д’Арк тоже хотел что-то сказать, но разбитые губы с запекшейся на них кровью едва шевелились.
— Эти люди — дворяне из моей свиты, — сказала Жанна офицеру. — Я прошу, чтобы с ними обращались, как того заслуживает из происхождение.
— Мы не были убеждены, что они те, за кого выдают себя, — усмехнулся Лионель Вандонн. — Но теперь я вижу, что они не солгали нам. Ваши чувства, сеньора, лучшее тому свидетельство. Решено — вы поедете в Клеруа вместе.
— Развяжите им руки, — попросила она офицера.
— Этой просьбы я выполнить не могу. Вы — дама, они — просто военнопленные. Эй! — Вандонн окликнул двух солдат, сопровождавших братьев д’Арков и д’Олона. — Помогите Даме Жанне и этим людям забраться в телегу, и поживее!
Жанну увозили из Мариньи от греха подальше. А вдруг французы залижут раны и ринутся выручать свою героиню? Этого допустить было нельзя. Она стоила баснословные деньги, и бургундцы готовы были сплести для этой птицы самую надежную клетку.
8
Известие, что Дева взята в плен, с быстротой урагана накрывала область за областью на континенте…
В день пленения Жанны, вечером 23 мая, капитан Монтгомери, локти кусавший, что не англичане, а бургундцы захватили первого рыцаря Франции, послал своего человека в Париж. А утром 24-го лорд Бедфорд уже мерил шагами свой кабинет под преданными взглядами трех псов, не смевших нарушить сиятельного молчания даже тихим зевком.
Лорд Бедфорд был обрадован известием и озадачен им одновременно. Он был уверен, что теперь Жанна должна попасть в руки англичан. Имя Жанны просто необходимо было развенчать и, если получится, предать анафеме. Недаром же год назад, во время ее побед на Луаре, та часть церкви, что поддерживала англичан, выдвинула предположение: Дева Жанна, женщина в мужском одеянии, является пособницей дьявола, а значит, ее победы угодны не Богу, а лукавому. Его дядя, кардинал Винчестерский, совсем недавно, при молчаливой поддержке папы римского, выдвинул уже не предположение, а вынес вердикт: Жанна — дьяволопоклонница.
Эту тему необходимо было развить!
Но бургундская политика была темным омутом: еще два месяца назад его родственник Филипп решал, с кем ему быть — с французами или англичанами. Это означало, что позиции Англии пошатнулись, а виновата была в том лишь она — Дева.
Эта девчонка!..
Ее нужно было заполучить любым путем. Бедфорд мерил шагами свой парижский кабинет, не просто мучая себя догадками: как же быть в этой ситуации? У него был точный план. Лорд Бедфорд дожидался нескольких официальных лиц, которых вызвал пред свои очи.
Первым прибыл ректор Парижского университета, профессор Тома де Курсель — тридцати лет отроду, худощавый и высокий, с лицом тонким и бледным, но горевшими праведным огнем глазами. Опасное это сочетание — бледное лицо и глаза, точно угли! Тома де Курсель прославил себя как дока по части богословия и ревностный католик, способный отправить на костер любого, чьи убеждения противоречат догматам церкви. Сразу за ним приехал Жан Лемэтр, секретарь Парижского инквизитора Граверана.
— Господа, — начал лорд Бедфорд, — с великой радостью могу вам сказать, что вчера наши союзники и друзья бургундцы взяли в плен еретичку Жанну, именуемую Девой.
Тонкие губы Тома де Курселя дрогнули:
— Это… знамение Господнее!
Жан Лемэтр поклонился:
— Поздравляю вас, милорд.
— Это я поздравляю святую инквизицию! — резко откликнулся Бедфорд. — И призываю вас немедленно вместе с богословами университета написать письмо герцогу Бургундии, дабы он выполнил свой христианский долг и отдал в руки церкви эту богопротивную девчонку! Завтра же, — он строго взглянул на де Курселя, — я хочу увидеть на своем столе письмо, которое университет незамедлительно отправит герцогу Филиппу! Вам все ясно?
Тома де Курсель и Жан Лемэтр поклонились. В голове молодого и горячего ректора университета, когда он выходил из апартаментов лорда Бедфорда, уже слагались огненные строки.
— Как мы решим, мессир, — обратился Тома де Курсель к Жану Лемэтру, человеку более старшего возраста, — поедем в вашу резиденцию или в университет, чтобы написать требуемое от нас письмо?
— Я во всем полагаюсь на вас, мэтр де Курсель, — поклонился ему Жан Лемэтр. — На нас сейчас более трехсот судебных разбирательств, связанных с обвинениями в ересях, и потому, если вы не против…
Одним словом, секретарь парижского инквизитора предложил ректору написать письмо самому. Тома де Курсель не возражал. Он возвращался в университет окрыленным. У него руки чесались сесть поскорее к столу, обмокнуть перо в чернила и создать произведение искусства, что так яростно рвалось наружу — прямиком из его пылающего сердца!
Филипп Бургундский должен был дрогнуть от его напора и сдаться!
Тем временем, 24 мая, в тот самый час, когда Тома де Курсель, следуя в повозке по Парижу, слагал строки письма герцогу Филиппу, сам герцог в крепости Кудане диктовал своему секретарю крайне важное для судеб Франции и Бургундии письмо. Одетый в длинный парчовый халат, герцог ходил по своим покоям — богато обставленному дому, отнятому у старосты деревни.