Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко

П а в л о в. Я убежден, что этот вот звоночек заставит собак гнать слюну. А вещь, казалось бы, несъедобная! А?

И он еще раз встряхивает звонок над головой, потом другой, третий… Они разных тонов.

В соседней лаборатории сотрудники с удивлением прислушиваются к странным звукам, доносящимся из павловского кабинета.

Павлов ставит все звонки в ряд:

— Итак, всю работу лабораторий переведем на рефлексы!

Недоумение и тревога на лице Званцева.

П а в л о в. Да, да, Глеб Михайлович. Пищеварение в основном нами закончено. А здесь, здесь на сто лет работы хватит.

Н и к о д и м. Да-а! Вот какие дела оказываются. А нынче и мой звонок прозвонил. Отправка сегодня.

П а в л о в (взволнованно). Ах, вот что! Значит, сегодня… Ну что ж… посидим…

Все садятся. Короткая минута тишины. Старинный обычай.

Н и к о д и м (вставая). Ну уж, если не так что делал — извините.

П а в л о в. Ну что ты, что ты…

Они целуются трижды.

Н и к о д и м (растроганно). И вот ведь досада! Юбилей ваш скоро. Двадцать пять лет деятельности. Не придется поприсутствовать.

П а в л о в. Что юбилей! (Задумчиво.) Вот годы идут, Никодим. Но еще так мало сделано. Мы ведь в самом начале пути…

— Превосходный путь прошел Иван Петрович в науке. Радостно приветствовать его в день двадцатипятилетия научной деятельности, — произносит приветственную речь некий убеленный сединами профессор.

Переполненный зал Петербургского общества врачей: профессура, врачи. Много военных. Морские и армейские врачи. Белеют кое-где косынки сестер милосердия. И рядом дамы в вечерних туалетах. Несколько женщин в трауре.

Мы видим среди заполнившей зал публики знакомые лица. Вот постаревший, но сияющий Дмитрий Петрович. Рядом с ним Серафима Васильевна. И дальше Званцев и Забелин.

Д м и т р и й  П е т р о в и ч. Помните, Сима? Я говорил — надо верить.

С е р а ф и м а  В а с и л ь е в н а (пожимает руки Званцеву и Забелину). Это ведь и ваше торжество, господа.

Званцев отвечает натянутой улыбкой. Он сумрачен и хмур.

О р а т о р. …Всему миру известны его блестящие работы по пищеварению. Недавно они увенчаны международной нобелевской премией…

Овации в зале… Павлов, сидящий в президиуме, кланяется коротким и почти сердитым кивком головы — к чему вся эта помпа?

О р а т о р. …Так пожелаем же нашему дорогому юбиляру дальнейших успехов, счастья и покоя. Он заслужил его…

Маститый профессор сам вконец растроган своей речью. В зале овация.

— Профессор Петрищев, и вы здесь? — слышится чей-то возглас.

И мы видим того самого студента, что мечтал когда-то о казенных дровах в новогоднюю ночь. Сейчас он солиден и толст. Следы благополучия и преуспеваемости во всей его тучной, самоуверенной фигуре.

П е т р и щ е в. Помилуйте, мы с Павловым старые друзья! Вот ведь ловил фортуну за хвост. Буквально! За собачий! И поймал!..

Он смеется рокочущим, сытым баском.

Встает Павлов:

— Искренне благодарен вам, господа, за себя и за всех моих дорогих сотрудников. Я особенно счастлив тем, что международное признание наших работ есть по существу признание нашей русской науки… Однако не пойму — о каком покое говорил уважаемый Степан Тимофеевич?.. Павлов недоуменно разводит руками. — Мы как раз находимся в самом беспокойном состоянии. Мы можем, наконец, прикоснуться к новым серьезнейшим проблемам, господа.

Зал замер в ожидании. Но Павлов, улыбнувшись, кончает:

— Нет уж, пожелайте мне всяческого беспокойства. Очень прошу вас об этом!

В зале возникает овация. Аплодирует студенческая галерка. Особенно неистовствует высокая девушка, почти перевесившись через барьер.

— Осторожнее, Варя! Этак вы вниз угодите от восторга, — произносит один из студентов.

В а р в а р а  А н т о н о в н а (обернувшись). Вот это настоящий человек, господа! (На секунду задумалась и решительно заявила). Я буду работать с ним.

Чей-то иронический возглас:

— Ого!

— Вот увидите!

В раздевалке сквозь толпу, окружающую Павлова, протискивается Петрищев.

— Ну, Иван, поздравляю! — Трижды лобызается с ним. — Серафима Васильевна, бесценнейшая! Наклоняется, целуя ей руку.

Петрищев всматривается в высокого юношу, стоящего рядом в студенческой куртке, и удивленно поднимает брови. Ба! Да это не Володя ли?

— А давно ли мы сами были студентами? Помните, Сима, как надо мной подтрунивали насчет казенной квартиры? А ведь теперь Иван недалеко…

П а в л о в (задумавшись). Да, да… насчет дров. (Фыркнув неожиданно.) Суешь их в печь сажень целую, чего уж лучше.

И под руку с Серафимой Васильевной он шагает к выходу среди почтительно расступающейся толпы. Изумление и некоторая растерянность на лице Петрищева. Взяв под локоть проходящего Званцева, он шепчет:

— Глеб Михайлович, голубчик, что это он? Чего-то недоговаривает. О каких проблемах он говорил сегодня?

Еще несколько человек окружили их.

З в а н ц е в. О дальнейших планах ничего не могу сказать, господа. Обращайтесь к Ивану Петровичу.

П е т р и щ е в (похлопывая Званцева). А вы, батенька, не скромничайте. Вы ведь много лет с ним.

З в а н ц е в. Ничего не могу сказать, господа. Во всяком случае… ничего утешительного… Вы же слышали — хочет беспокойства!

Он уходит, оставив за собой еще большее недоумение…

Павлов усаживает своих в фаэтон, поддерживает под руку жену.

П а в л о в (сыну). Садись, Володя.

С е р а ф и м а  В а с и л ь е в н а. А ты?

П а в л о в. Володя, ты проводишь маму. Прости, Сима, я на секунду в институт. (Володе.) Последи, пожалуйста, чтобы мама не пила слишком крепкий кофе на ночь. Лишняя нагрузка сердцу.

Оставшись один, Павлов зашагал, размахивая тростью. Он доволен. Он торопится. Так торопятся на свидание. Сзади идут Варвара Антоновна и группа студентов.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Я сейчас поговорю с ним.

О д и н  и з  с т у д е н т о в. Зарапортовались, Варенька. На это вас нехватит.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Нехватит? Ну хорошо!

Прибавив шагу, она догоняет Павлова. Студенты замерли в в ожидании.

— Простите, профессор. Я хотела бы работать у вас — Иванова Варвара Антоновна.

П а в л о в. Вот как! Очень интересно! Ну, а что же вы умеете?

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Я окончила медицинский.

Они вошли в сквер.

П а в л о в. Ну-с, и какую же вы тему хотели бы взять?

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Одну из тем по пищеварению.

П а в л о в (скучнея). Пищеварение меня больше не интересует.

В а р в а р а  А н т о н о в н а (изумленно). Вы шутите, конечно?

П а в л о в. Нисколько… Есть такое выражение в народе — слюнки текут. Ну, так вот, это крайне интересно — почему они текут.

Варвара Антоновна, уже рассерженная, смотрит на Павлова. Он, очевидно, издевается над ней?!

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Но я хотела бы работать по пищеварению. Я — терапевт.

П а в л о в. Ничем не могу помочь.

Он прибавляет шаг по своей привычке, когда хочет избавиться от надоевшего ему собеседника. Но Варвара Антоновна не отстает. Павлов, с любопытством поглядев на нее, идет еще быстрее. Они уже обежали полсквера. Спутники Варвары Антоновны, остановившись, изумленно ждут конца этой странной прогулки.

П а в л о в (фыркнув). Вы еще, простите, девица, сударыня. И к тому же упрямая. Терапевт?

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Так вот, эта девица хочет работать по пищеварению. И будет…

П а в л о в. Только не у меня. А жаль. У вас мужской шаг.

Варвара Антоновна от негодования вскидывает голову. Эта странная похвала переполнила чашу.

Павлов неожиданно и резко встряхивает ее руку, прощаясь. И вот он уже скрывается вдали.

Растерянное лицо Варвары Антоновны. Сзади слышится смех приближающейся студенческой компании. Резко повернувшись, Варвара Антоновна идет к ним навстречу, останавливается, смотрит в упор сузившимися, упрямыми глазами:

— И все-таки я буду работать у него. Буду! — отчеканивает она.

И вот ранним летним утром Варвара Антоновна у дверей павловского кабинета. Волнуясь, она ждет Павлова. Внизу в вестибюле необычайная суета… Нарушена многолетняя тишина. Почти все двери открыты. Выносят станки, тащат куда-то столы, наборы колб. Мрачный стоит среди этого разгрома Званцев. Его окружают сотрудники.

— Глеб Михайлович, ведь не закончены работы.

— Так сразу, как же это?

З в а н ц е в. Не знаю, господа. Ничего не обещаю.

Мелькнув, исчезает фигура Павлова. Званцев кидается к нему.