Мифология славянского язычества - Дмитрий Оттович Шеппинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветер воскрешает нашего демиурга, Егория Храброго:
От свята града ЕрусалимаПоднималися ветры буйные:Разносило пески рудожелтые,Поломало гвозди полужёные,Разнесло щиты дубовые,Разметало доски железные.Выходил Егорий на святую Русь;Завидел Егорий свету белого,Обогрело его солнце красное.Иван же царевич выносится на свет Божий из мрачных подземных царств мифическим орлом, служащим, как и птица вообще и все фантастические звери, одаренные крыльями, явным олицетворением ветра; точно так же приносит сизый орел княжне Анне Романовне белую ручку ее убитой матери, чтобы она могла отыскать ее тело.
В сказке о Федоре Тугарине рассказывается, что он имел трех сестер: «Сделалась буря, такой ветер, что Боже упаси, и слышит он голос: отдай за меня сестру свою старшую, а не то твою хату переверну и тебя убью; выводит Федор сестру свою на крыльцо, ухватило ее ветром, заревело, загудело да и унесло ее». Потом он таким же образом отдал других сестер своих замуж за град и за гром. В сказке о Марье Марьишне Иван-царевич точно так же выдает сестер своих за орла, сокола и ворона: они гуляют в саду, вдруг набегает туча, и из нее налетает на девицу птица-жених и уносит ее с собою. Наконец, в хорватской сказке того же содержания сестер героя крадут солнце, месяц и ветер. Также есть и русская сказка, где отец отдает дочерей своих за солнце, месяц и за Ворона Вороновича, который явно также заменяет здесь воздушную стихию.
В приведенных вариантах помогают позднее зятья нашему герою своей вещей мудростию и воскрешают его от смерти живою и мертвою водою.
В сказке о Иване Кручине выведены конь-ветер и конь-молния; царевна-лягушка поручает буйным ветрам заданные ей тестем уроки; в сербской сказке, наконец, является прямо ветер под образом бурой кобылы. В наших русских сказках и исторических былинах этот образ – наша «сивка бурка, вещая каурка» Ивана-дурачка и «бурочка косматочка троелеточка» Ивана гостиного сына. Богатырский конь Добрыни Никитича и Ильи Муромца также встречается иногда под названием бурочки; но и без этого эпитета легко узнается тот же конь наших стихийных героев по обычным эпическим приемам его: «Конь бежит, земля дрожит… конь под ним, как бы лютый зверь… конь осержается, от земли отделяется, выше леса стоячего, пониже облака ходячего, горы и долы меж ног пропускает, мелкие реки хвостом заметает… за реку он броду не спрашивает, котора река цела верста, а скачет он с берегу на берег». Конь Ильи Муромца первый скок дает на пятнадцать верст, а третьим скачком под Чернигов-град становится. В валахской сказке конь, спасающий героиню от преследующего ее дракона, спрашивает у своей всадницы: как лететь ему, быстротою ветра или мысли?
В одной из наших сказок снабжают сестры Яги удальца-молодца конями с двумя, четырьмя и шестью крылами. По древнейшему преданию, добывался, по-видимому, богатырский бурка из подземелья, где он заключен был за чугунными дверями с 12 замками (так, например, сказка о Иване крестьянском сыне), или его выслуживать приходилось у Бабы-яги пастьбой ее табунов; доставался он тогда нашему герою еще маленьким жеребенком, но стоило покормить его три дня на заре травой, пропитанной медвяной росою, жеребенок возрастал и становился добрым богатырским конем. Этот эпический прием сохранился и в позднейших наших песнях, указывая собою на могущество соединенных сил стихий влаги и огня, изображенных здесь росою и зарею.
Говорит Илья своему батюшке:
«Купи ты мне жеребенка шелудивого,Корми его тестом пшеничным и пои сытой медовою,Выходи кататься по три зари, по три утренние».А Ивану гостиному сыну заказывает сам бурочка-косматочка: «Только меня води, по три зари медвяною сытой пой и сорочинским пшеном корми». Сивку-бурку вызывает Иван-дурачок из лесу молодецким посвистом, богатырским покликом. Обыкновенно же всадник, выбирая коня из конюшни царя-отца или Бабы-яги, кладет руку на жеребца, и только тот, который от такой тяжести не спотыкнется, а только заржет, тот ему и верный слуга (лубочная сказка об Илье Муромце). Богатырский сивка-бурка постоянно сравнивается с волком в выражении: «а конь под ним как бы лютый зверь», а в сказке Жар-птица прямо заменяется крылатым серым волком; волк же, как хищный и кровожадный зверь, принадлежит, по мифическим понятиям древности, к служителям зловредной силы Аримена и Тифона Египетского. У нас на Руси много преданий о волках небесных, крадущих солнце и луну во время затмения; волк – обычный оборотень упырей и колдунов, Волкодлаков. Вообще этот переход коня и лютого волка указывает нам на переход благотворного влияния весеннего ветра в зловредное его значение осенних и зимних бурь и метелей.
Когда в сказке о Марье Марьишне Еракский король, узнав о ее бегстве с Иваном-царевичем, спрашивает у своего вещего коня, добытого у Бабы-яги: можно ли будет догнать беглецов? Конь отвечает: «Пусть пашню спашут, хлеб посеют, да сожнут, да смолотят, да пиво сварят, да пиво выпьют, тогда будет время в погоню ехать». Здесь явное указание как на время года, когда совершается бегство Марии с ее любимцем – до пашни, т. е. раннею весною, так и на время их разлуки, когда наварится пиво, что народным обычаем бывает всегда у нас осенью.
Богатырский конь-ветер постоянно добывается из подземелья или от Бабы-яги, происходя, таким образом, из зимнего периода, почему он, как конь, имеет много сходства и с огненным змеем (олицетворением зимнего царства): «Зрякает бурка по-туриному, шип пускает по-змеиному, из ушей дым столбом, из ноздрей пламя пышет». Это прямо уж конь не православного богатыря, а супротивника его Тугарина Змеевича.
Впрочем, такое смешение значений пало на долю не одного огненного коня, но и самого его всадника Тугарина. Русский богатырь Алеша Попович, победитель Тугарина Змеевича, заменяет его значение в полюбовных своих похождениях; с другой стороны, в сказке Федор Тугарин[47], это имя заменяет собою обычного Ивана-царевича, так что Тугарин является здесь победителем змея, когда, напротив, имя Федора переходит в позднейших былинах (об Иване Годиновиче) на литовского царского сына, для которого изменяет Настасья Дмитровна своему супругу, подобно как Апраксеевна, жена Владимира, влюбляется в Алешу Поповича, так что и Алеша и Федор оба играют здесь роль Огненного змея, Идолища, Кощея, Тугарина, Еракского короля и прочих олицетворений зимнего периода. Кроме Бабы-яги и огненного коня Тугарина Змеевича, выразился еще зловредный момент воздушной стихии в образе Соловья-разбойника, плененного и убитого Ильею Муромцем. Что Соловей-разбойник птица-человек (крылатый), на то указывает не только его имя, но и гнездо его на девяти дубах; живет он, подобно Бабе-яге, в непроезжих лесах и, подобно богатырскому коню, «пускает шип по-змеиному, зрякает по-звериному» (по-туриному), и одним могучим посвистом своим убивает
