Сегодня ты, а завтра… - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Моя фамилия Ежов, – произнес мужчина с непонятным вызовом.
– Очень приятно, – без тени иронии сказала Ольга.
Возникла пауза. Видимо, допрашивающий ждал, что она спросит его о чем-то. Но Ольга молчала. Надо же так глупо влипнуть! Из десятка выбрать именно ту машину, в которую садиться было ни в коем случае нельзя. Дурочка, обыкновенная самонадеянная дурочка!…
– Вы, вероятно, слышали о моем деде?
– Нет… Впрочем, если речь идет о том самом руководителе ЧК…
– НКВД, – поправил голос.
Ольга кивнула:
– Кажется, Николай Сергеевич?
– Иванович, – аккуратно поправил ее мужчина.
– Допустим. Какая разница?… Чего вы от меня хотите? Чтобы я порадовалась за славное прошлое вашей семьи? – почти не раздражаясь, произнесла девушка. – Ну так я вас поздравляю. Достаточно? Что еще?
– Не надо так горячиться…
Ольга просто почувствовала, как недовольно вытянулись губы говорившего.
– Почему здесь темно? Вы что, экономите электроэнергию?
– Мне не нравится электрический свет, – пояснил мужчина, – но если вас это раздражает, я могу включить. Включить свет?
– Да.
Девушка застыла в ожидании. Ей было любопытно взглянуть на этого мужчину, обладающего таким странным голосом. А голос был действительно странным: для мужчины достаточно высокий, для женщины, напротив, слишком низкий. Иногда, в минуты волнения, голос срывался и человек почти пищал. Даже в темноте было заметно, как Ежов старается говорить на низах, но у него плохо получается. Дрянной актеришка!
– Я передумал.
– Почему?
– Мне не хочется идти на поводу ваших желаний. Тем более что мы скоро расстанемся. Мне не нужно изображать из себя галантного кавалера, и я не буду включать свет. Мне это не нравится… – Мужчина вышел из-за угла массивного шкафа и сел за стол. – Кажется, у вас во время допроса сидят друг против друга?
– Какая разница!
Ольгу почему-то утомил этот высокий, почти не мужской голос и многословность Ежова. Она ждала, когда же он начнет задавать свои вопросы. Но тот, казалось, не торопился.
– Моему деду пришлось жить и умереть в очень трудное время, – начал издалека внук Ежова. – Я считаю, что история отнеслась несправедливо к этому человеку. Слишком несправедливо! В чем его только не упрекали, какие только прозвища ему ни придумывали… Говорили, что руки у него по локоть в крови… Идиоты!
– Наверное, для этого были веские основания, – предположила Ольга.
Ей было невыносимо противно слышать этот голос, угадывать в человеке, сидящем напротив, амбициозного, надутого барчука и, главное, выслушивать банальности, которые произносились тоном великого откровения.
– Разумеется, – почти философски согласился собеседник, – но и в то время, и сейчас в некоторых вопросах не приходится выбирать средства.
– Лес рубят, щепки летят, – подсказала Ольга.
– А вы грубая!
– А вы…
– Что – я?
– Ничего.
Ольге тоже хотелось наградить собеседника каким-нибудь эпитетом, но она решила сдержаться и промолчала. Ежов подождал несколько секунд ответного выпада и, не дождавшись, продолжил:
– Так вот, в некоторых вопросах не приходится выбирать средства, – он выдержал паузу. Ольга вся напряглась. Она поняла, что сейчас их разговор подошел к главной теме. – И в этом смысле я понимаю своего деда и вообще многих людей. Дело в том, что и сейчас для нас, для нашей организации, наступило такое время, когда нам не приходится выбирать средства. Мы используем все способы, чтобы достичь цели.
– Меня уже пытались подвергнуть пыткам. Вы намекаете на это? – сообразила Ольга, куда клонит Ежов.
– Пытать? – искренне удивился мужчина. – Нет, нет, – засмеялся он. – Мы вас еще не пытали… И не собираемся… Если вы, – он опять стал очень серьезным, – ответите правду. Где папка?
– Я оставила ее в машине.
– Вы спрятали ее, это, простите, очевидно. И мне не хочется, чтобы мы опять разыгрывали комедию.
– Я не разыгрываю комедию, я говорю правду. И ваше право, верить мне или нет.
В эту минуту открылась дверь, в комнату вошел знакомый молодой парень. Ольга напрягла память. Кажется, его фамилия Сергеев… На секунду свет упал на человека за столом. Маленькие, близко посаженные глаза, довольно длинный нос, короткие усики и гладкая прическа заставили девушку усмехнуться. Что же, она предполагала нечто подобное!
Дверь бесшумно захлопнулась, молодой парень подошел к столу и положил на него толстую папку. Девушка невольно вытянула шею, пытаясь разглядеть, что это за папка. Сергеев, четко, по-военному развернувшись, вышел из комнаты. Ежов с деловым видом раскрыл папку, переложил несколько листов и испытующе посмотрел на Ольгу, которая внимательно наблюдала за ним.
– Знаете, что это?
– Нет.
– Это то, что обычно прикладывается к делу как вещественное доказательство преступления. Фотодокументы!
Последнее слово Ежов выговорил по слогам.
– Если есть фотодокументы преступления, значит, есть и само преступление? – осторожно предположила Ольга.
– Есть, – подтвердил Ежов, – и я это не скрываю. Для вас и наверняка для многих людей то, что запечатлено на этих фотографиях, – преступления, но для нас это всего лишь один из приемов нашей борьбы.
– Борьбы?! Какой еще борьбы?
– Вы скоро узнаете. Скоро все узнают… Эти фотографии сделаны во время допроса людей, которые так же, как и вы, упирались и не желали предоставлять нам необходимую информацию. Когда я вам покажу эти снимки, вы поймете, что после всего эти люди были более сговорчивы.
– Вы мне угрожаете?
– Я не хочу доводить дело до такого допроса. Вы женщина, и мне хотелось бы расстаться с вами по-доброму. Я покажу снимки только для того, чтобы избежать всего этого. Поэтому прошу вас: говорите только правду.
– Вы по поводу все той же папки с документами?
– Разумеется, – почти устало произнес Ежов.
– Вы считаете, что я в прошлый раз говорила неправду?
– А разве это не так?
– Да, я говорила неправду, – усмехнулась Ольга, – я тянула время… Дело в том, что во время моего побега я успела позвонить своему начальству и сообщила, где находится папка. Думаю, что ее уже изъяли, так что вы зря стараетесь.
Эту версию Ольга придумала мгновенно, в тот момент, когда, казалось, этот высокий, неприятный голос вконец утомил ее. Ольга поняла, что нужно играть ва-банк, она сыграла. Но тут же пожалела.
– Наша страна отличается не только плохими дорогами, но и отвратительной связью. Вы не смогли дозвониться до вашего шефа. Мы контролируем телефонную линию. И не нужно на старую ложь громоздить новую. – В голосе Ежова послышалась угроза. – Вы не боитесь, что мое терпение лопнет?
– Плевать! – неожиданно для себя самой закричала Ольга.
– Тихо!
– Плевать мне на ваши снимки, угрозы и прочую дребедень. Шуты гороховые!…
Ежов резко встал, на секунду Ольга заметила в его руке металлический предмет. Девушка вскочила, схватила стул, и в этот момент раздался выстрел. Человек с маленькими усиками удивленно повел бровью, ничего не понимая, Ольга обернулась и увидела, что дверь в комнату открыта настежь и полностью освещает плавно опускающегося на пол Ежова.
В дверях стоял Сергеев, в его руках был пистолет. Это он только что выстрелил…
На следующее утро мы собрались в кабинете Меркулова на военный совет.
– Итак, – сказал Костя, – что мы имеем?
Задать такой вопрос было очень просто. А вот ответить – гораздо сложнее. Мы с Грязновым переглянулись.
– Ничего, – разом ответили мы.
Меркулов внимательно посмотрел на меня, потом на Славу и произнес:
– Такого быть не может.
– Может, Костя, может, – сказал я, – как будто чья-то рука с ножницами обрезает все ниточки, которые могут вывести нас на след.
– Но что-то же все-таки осталось?
Я вздохнул:
– Единственная надежда остается на то, что следы деятельности Филимонова ведут в Америку.
– Так-так, поподробнее, – попросил Костя.
Я рассказал про телефонные счета и про справки, которые я навел с помощью Кэт.
– Угу, – отозвался Слава, – может быть, это и есть след. Но взять его можно только на месте. А это значит… – Это значит, – проворчал Слава, – что Турецкому снова светит командировка в Штаты.
– Поехали со мной, – предложил я.
– Ну нет, – замахал руками Слава, – я по-английски ни бум-бум. Что мне там делать.
– Хорошо, – легонько стукнул ладонью по столу Меркулов, – значит, как ты сказал фамилии тех, с кем контачили в штабе Филимонова?
– Кипарис и Беляк.
– Кипарис и Беляк, – повторил Меркулов, – Кипарис и Беляк…
Мы с удивлением поглядели на него.
– Что ты заладил как заведенный?
Костя задумчиво почесал затылок:
– Где-то я слышал одну из этих фамилий…
– Это неудивительно, – заметил я, – Кипарис – это такое дерево есть. А Беляк – заяц зимой.