Русская доля - Сергей Львович Григоров

Нельзя характеризовать и Николая Палкина только как законченного ретрограда, вначале повесившего декабристов, а после проигравшего Крымскую войну: зато население России при нем выросло почти в два раза. Одновременно, правда, бюрократический аппарат несказанно разросся, а народ стал давить крепостной строй…

Не отвлекаясь на детали, какими бы интересными и красочными они ни были, зададимся вопросом: что общего было у всех послепетровых правителей?

Первое, что приходит на ум, – то, что этническими русскими Романовых можно назвать с большой натяжкой. Все они брали себе жен в Европе и начиная, скажем, с первого Александра в их жилах текла почти чистая немецкая кровь. Досадный факт, но вряд ли это обстоятельство существенно. Воспитывали царских детей в русской среде и потенциальная их порочность, присущая европейским ценностным ориентирам, довольно успешно подавлялась. Чувствовали и мыслили великие князья и княжны, в основном, как и ведомый ими народ. В «Характере», вспомните, говорилось, что для нас русский – не этническая, а главным образом поведенческая характеристика. Еврей или немец, живущие в соответствии с общечеловеческими моральными принципами, нам родней, чем коренной московский плут. Вряд ли иноземное происхождение великокняжеской фамилии играло самостоятельную негативную роль.

Важно отметить иное – преклонение перед Западом.

В отличие от двадцатого, в девятнадцатом веке среди диссидентов были не только интеллигенты, но и князья. Один из них – Юрий Долгоруков. Всклянь, видать, напились его предки народной кровушки, расправляясь с доведенными до вооруженного бунта тружениками, коли проснулась в князе-эмигранте матушка совесть. Порвал он со своим родом, обругал собратьев по общественному классу и удрал в Европу. Там он от скуки занялся публицистикой и как-то сподобился до удивительно точного и емкого замечания: «Петербургское правительство не боится ни Бога, ни совести, но трепещет перед европейской гласностью». Вот это-то трепетание перед общественностью Европы, затем и Америки, есть самое яркое отличие российской, после нее советской а далее младобуржуазной правящей верхушки России от руководства прочих стран и народов. Наша государственная традиция, наше тяжкое ярмо.

Романовы всегда жили с оглядкой не на свой народ, а на говорунов с Запада. Екатерина Вторая, чистокровная немка, борзо переписывающаяся с Вольтером и другими вольнодумцами тех времен, в угоду модным европейским веяниям заговорила о просвещенной монархии, смягчении нравов и иных либеральных ценностях. С ее легкой руки Российская империя одно время оказалась единственной страной, в которой были отменены казни. Но шпицрутенами, тем не менее, секли исправно, до смерти. Остались и публичные порки смутьянов и недоимщиков из простого народа кнутом.

После свержения прогнившей монархии только Сталин смог преодолеть стойкую традицию заглядывать в уста иноземным мудрецам. Только ему Запад был не указ, остальные словно ждали оттуда манны небесной с указанием, как ее использовать. Особенно комбайнер наш меченый и несостоявшийся разведчик, оправдывающиеся перед западными гуру о каждом шаге, лишь бы повод какой нашелся. Заступили в кои-то веки на боевое дежурство российские стратегические бомбардировщики, так надо тут же покаянно пояснить: мол, все так делают, не могут пилоты не летать. А непомерно раздутый Стабилизационный фонд обязательно надо хранить в западных банках – там он в большей безопасности, там более умело с ним будут обращаться, с большей пользой.

Русский народ на блюдечке с голубой каемочкой преподнес Романовым огромную страну. Способствовал возникновению уникального политического образования, единственной в истории самодостаточной державы мирового уровня, способной обеспечить свое существование за счет внутренних ресурсов – природных, цивилизационных, экономических, человеческих. От центрального правительства требовалось только навести элементарный порядок, установить прочные связи между различными областями империи. Нельзя не признать, что с этой задачей оно не справилось. Констатируем очевидное: во все времена, в Российской империи, в Советском Союзе и в теперешней России, система государственного права крайне далека от идеала.

Сегодняшние недостатки видны и слепому – можно их не обсуждать, не сотрясать попусту воздух. Проблемы в юриспруденции при существовании Советского Союза современными «доброжелателями» вскрыты с убийственной полнотой. Скажу лишь следующее: если действующая юридическая практика позволяла сослать на каторгу фактически любого человека по мизерной до издевательства причине, в основном потому, что кому-то что-то показалось и он стукнул куда следует, то эта практика просто-напросто негодна.

Какие недостатки государственного права были при царях? Почитайте Салтыкова-Щедрина – добавить практически нечего. Разве что вспомнить гоголевского «Ревизора», задавшись детским вопросом: а где же в том городе хотя бы намек на элементарную законность? Впрочем, у великого Гоголя есть вообще убийственная вещь про российскую действительность – «Мертвые души». Только вникните в раскрывающуюся там фантасмагорию: Чичиков словно Князь Тьмы покупает души… Жуть! Зачем он это делает, на кой черт ему становиться мнимым владельцем умерших крестьян? Что это за государственное право, коли материализуется подобное сумасшествие? В золотой век русской литературы побудительные мотивы Чичикова не вызывали лишних вопросов – были несуразности понелепее. Нам, ученикам советской школы, в свое время объясняли: вероятно потому, что Чичиков хотел открыть водочный заводик – гнать спирт тогда дозволялось только поместным дворянам.

«Эх, рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую…» Существует, между прочим, мнение, что сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ» Николаю Васильевичу подарил Пушкин – сам он тогда вздумал продолжить тему «Медного всадника» и поднимал исторические материалы про Емельяна Пугачева и Петра Первого. О временах Емельяна написал. Про Петра не стал: чересчур звериной показалась великому русскому поэту та эпоха и основные ее действующие лица.

Пожалуй, только «Декларация о вооруженном нейтралитете» 1780 года, принятая в пику Англии для поддержки борющихся за независимость ее американских колоний и заложившая основы современного морского права, являет пример успешного законотворчества России международного уровня. А единственный случай разработки внутренних удачных юридических норм связывается с губернской реформой 1775 года, разделившей бескрайнюю империю на полуавтономные области с возможностью самостоятельно развивать свое хозяйство и позволившей сократить центральный правительственный аппарат. Заметим, что деление это было осуществлено не по этническим границам. Ни о каком праве наций на самоопределение речь не шла, и это абсолютно правильно со всех точек зрения.

После ознакомления с «Характером» становится понятно, что русские по духовному строению своему не способны к притеснению кого бы то ни было по национальному признаку. Могут ли удержаться от этих соблазнов иные народы, требует специального рассмотрения. Однако история Советского Союза и многих других стран недвусмысленно указывает: только мы, русские, преодолели детские болезни роста национального самосознания. Для всех других языцех своя рубашка ближе к телу, и не брезгуют они при удобном случае унизить инородца.

Опасаясь этнических разборок, многие