Собирал человек слова… - Михаил Александрович Булатов

Случайный гость забрел однажды на «четверг» к Далю. Скучно: ни поболтать, ни посплетничать. Думал — идет на литературную вечеринку, а попал в ученое собрание. Гости с неулыбчивыми, озабоченными лицами развернули на обеденном столе огромную, потертую на сгибах географическую карту, что-то помечали в ней красным карандашом. Два пожилых моряка поочередно водили пальцем по блеклой голубизне северных морей, толковали о течениях и температуре воды. Потом на голубую карту легла желтая. Один из гостей принялся рассказывать об особенностях рельефа казахской степи. Хозяин иногда возражал ему и всякий раз при этом доставал толстую тетрадь в синей обложке и долго по ней читал. За чаем общество оживилось. Кое-кто пытался даже рассказывать анекдоты. У хозяина анекдоты получались смешно, однако гости не смеялись — сложив губы в улыбку, лишь согласно покачивали головами. Позже других явился издатель журнала «Отечественные записки». Похрустывая печеньем и отхлебывая из стакана густой янтарный чай, накрытый золотистым ломтиком лимона, сообщал свежие новости:

— Говорят, будто министр народного просвещения сказал князю Волконскому: «Скорей бы прекратилась эта русская литература. Я тогда буду спать спокойно».

Впервые за вечер все рассмеялись.

Случайный гость удалился тихо, не прощаясь, когда тут же, за чаем, профессор Пирогов принялся излагать новые способы препарирования трупов, а другой профессор с недовольно оттопыренной нижней губой, над которой клювом навис кончик большого носа, стал горячо доказывать, что пора открыть специальный институт для анатомических исследований.

Дома случайный гость «четверга» сел за письмо. Он писал приятелю в Москву. Отправился-де к Далю провести вечер, но было скучно; люди съехались, невеселые, занятые, печать заботы не сходит с их лиц.

Человека познакомили с мореплавателями Литке и Врангелем, с путешественником Левшиным, хирургом Пироговым, натуралистом Бэром, а он скучал! Он отправился к Далю провести вечер, а они не умели, не могли себе позволить проводить время. Они заполняли время делом.

На «четвергах» у Даля возникла и окрепла мысль основать Русское географическое общество. В 1847 году общество заявило о себе первой крупной экспедицией. Может быть, другой на месте Даля бросил бы опостылевшую чиновную службу, махнул с этой экспедицией «исследовать границу между Европой и Азией на всем протяжении северного Урала». Но Даль участвовал в создании общества так же походя, как походя написал учебник ботаники, строил мосты, оперировал по старой привычке, собирал коллекцию лубков, вырезал по дереву.

Удивительный человек, которого в учебниках литературы именуют писателем, в сборниках сказок — фольклористом, в истории медицины — врачом, а в ученых трудах — этнографом. Наверно, любым из этих дел легко было увлечься, пренебрегая всем остальным, но Даль многим в жизни интересовался как бы между прочим, «к слову» (не точнее ли сказать — к СЛОВУ). Что-то удерживало его от увлечений «на стороне» и вело по главному пути, на котором он уже не желал знать никаких преград и задержек.

В одиннадцать Даль поднимался с кресла, задувал стоявшую рядом с ним свечу и желал гостям доброй ночи. Утром — служба.

Министр объясняет необходимость некоторых перемен в городском управлении. В голосе у него звучит уверенность, что именно эти некоторые перемены принесут счастье России. Серебряные кубки на полке стоят тяжело, недвижимо. В голове у Даля вертятся не вполне подходящие к случаю слова:

«Ешь и пироги, да хлеб вперед береги!»

ПОГОВОРИМ ПО-ТАРАБАРСКИ?

Очень заманчиво придумать свой особый язык и говорить на нем с друзьями, чтобы остальные ничего не поняли. Но придумать язык трудно. Легче переиначивать обычные слова, менять и переставлять в них буквы.

В старину школьники на этот счет были большие мастера. Лет сто двадцать назад ребята в школах бойко шпарили по-тарабарски: согласные б, в, г, д, ж, з, к, л, м, н заменяли соответственно на щ, ш, ч, ц, х, ф, т, с, р, п и наоборот, а гласные оставляли те же. Так, фраза «Я получил двойку» на тарабарском будет звучать: «Я носугис цшойту». Это, конечно, только пример. Лучше носугакь одни някёмти (пятерки).

Еще проще другой школьный язык: к каждому слогу прибавляют какое-нибудь сочетание звуков, допустим «по» или «ста».

Тогда вместо «Вчера я сидел дома» можно сказать «Повче пора поя поси подел подо пома». Ну, а что значит «Стамы стапой стадем стана стау стали стацу» — сами догадайтесь.

Рассказывают, что два братца решили однажды поговорить на этом «языке», чтобы отец не понял. Как это делается, они толком не уразумели, — что называется, слышали звон, да не знали, где он. Разговор произошел такой:

— Ста-брат, пойдем ста-гулять?

— Ста-а уроки?

— Ста-не будем делать.

Отец сказал:

— Ста! А кнут мой видели?

Однако выдумыванием «языков» грешили не только школьники.

Любопытное предложение: «Ропа кимать — полумеркоть; рыхло закурещат ворыханы».

Это по-каковски? На слоги вроде не разобьешь и от замены букв ничего не получишь. Между тем это не беспорядочный набор звуков, не чепуха; это предложение со смыслом и переводится оно: «Пора спать — полночь; скоро запоют петухи».

От предложения «Аламонные карюки курещали курески» теперь вряд ли просто отмахнемся — сразу заметим в нем знакомое слово. В самом