Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

Товарищи! Я не могу допустить пятен на знамени революции, с самым строгим осуждением следует отнестись к подобным актам; будьте достойны завоеванной свободы, не пятнайте власти народа. Революционный народ грозен в борьбе, но должен быть мягок после победы.

Товарищи! С падением ставки борьба за мир получит новую силу. Во имя революции и свободы я зову вас к революционной сплоченности".

Неумолчно стучит аппарат прямого провода, связывающий ставку с Петроградом.

Приказ исполнен - ставка стела советской. Первый народный главком диктует свой первый приказ.

Бежит лента в аппаратной Петроградского штаба.

Ленту наклеивают на длинные телеграфные листы, вестовой отвозит их в Смольный. Ночью они попадают на стол редактора "Правды".

И утром свежие номера газеты разносят приказ главкома по всей стране.

СЛОВО ДЛЯ ОБВИНЕНИЯ...

Старой армии уже не существовало. Новая армия революции, получившая название Красной, отразила немецкое наступление и спасла завоевания Октября.

У ее истоков тоже стоял Крыленко: вместе с Подвойским он возглавлял Всероссийскую коллегию, которая формировала красноармейские части.

Третьего марта восемнадцатого года был подписан Брестский мир, а еще через день приказом Высшего военного совета должность главкома была упразднена: в ней теперь не было нужды.

Седьмого марта Петроградский революционный трибунал начал рассмотрение очередных дел. Во дворце, который раньше принадлежал великому князю Николаю Николаевичу, с утра было многолюдно. В роскошных залах, отделанных мрамором и зеркалами, судьи из народа воздавали по заслугам врагам революции. Сотни людей, разместившись на простых дубовых скамейках, которые привезли сюда из каких-то "присутственных"

мест, учились азбуке революционной справедливости:

перед ними разворачивались драмы, о которых нельзя было прочитать ни в одном романе, открывались такие бездны человеческого падения, от которых захватывало дух.

Здесь судили заговорщиков, убийц, спекулянтов, саботажников, мародеров, провокаторов, доносчиков, клеветников - тех, кто пытался отнять у народа завоеванную им свободу, и тех, кто особенно рьяно и подло служил царизму.

Крыленко уже был здесь однажды - в начале января, когда приезжал из ставки на открытие Учредительного собрания. Раскрыл утром газету - в глаза бросилось сообщение: "Приговор по делу Пуришкевича и других заговорщиков будет вынесен сегодня". Времени не было, и все же любопытство заставило его выкроить четверть часа. Как-никак он имел некоторое отношение к этому делу.

Приговор читал первый советский судья - один из тех высокоинтеллигентных русских пролетариев, чей талант раскрыла революция,-столяр Иван Жуков.

По обе стороны от него стояли шесть заседателей.

Приговор вынесли "именем революционного народа". Приговор заговорщикам, преследовавшим контрреволюционные цели, "достижение которых могло бы вылиться в кровопролитие". Стоя, с непокрытыми головами, слушали люди:

- Пуришкевича подвергнуть принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причелл после первого года работ с зачетом предварительного заключения Пуришкевичу предоставляется свобода, и, если в течение первого года свободы он не проявит активной контрреволюционной деятельности, он освобождается от дальнейшего наказания.

- Мало дали, - пробасил кто-то.

- Мало, мало! - загудел зал.

Судья поднял руку, призывая к молчанию.

- Граждане публика! - сказал он. - Трибунал может объяснить несознательным и неразобравшимся вынесенный приговор. Победивший народ не мстит своим врагам. Это буржуи и их жены выкалывали зонтиком глаза коммунарам. А народ великодушен. Людей темного царства надо изолировать, чтобы сделать их безвредными. Когда наша революция укрепится, мы их на все четыре стороны отпустим.

Судью слушали с напряженным вниманием. Многое было еще непонятно. Законов не существовало: старые революция сломала, новые еще не успела создать. Прежние представления о совести были опрокинуты. Раньше считалось чуть ли не естественным, во всяком случае - привычным, когда суд жестоко расправлялся с врагами режима. А суд революции, оказывается, вовсе не собирается мстить врагам, он лишь хочет не дать им возможности мешать победившему народу. Все это не сразу укладывалось в сознании. Крыленко видел, с каким трудом воспринимали в суде рабочие и солдаты принципы новой морали.

Усевшись в уголке просторного зала, не утратившего за эти месяцы своей парадности, он с интересом разглядывал заполнившую все скамьи и проходы толпу.

Раньше по судам ходили только праздные зеваки, чтобы убить время и наслушаться занимательных историй.

Теперь туда пришли рабочие, солдаты, городская беднота-те, кто хотел воочию увидеть торжество революционной справедливости.

За судейским столом появились председатель и заседатели. Под конвоем ввели в зал долговязого арестанта с козлиной бородой, в пенсне на тесемочке. Руки его неуклюже вылезали из коротких рукавов кургузого пиджака.

- Слушается дело по обвинению гражданина Деконского в провокаторстве, объявил судья. - Желающие выступить обвинителем есть?

В ту пору не было еще ни советской прокуратуры, ни организации защитников. Любой из публики мог быть обвинителем. И любой - защищать.

- Есть! - раздался голос.

- Пройдите сюда. Ваша фамилия, имя?

- Крыленко, Николай Васильевич. Член партии большевиков. По образованию юрист.

Зал зашумел: "Крыленко? Тот самый?"

Деконский был одесский эсер, там он ходил в знаменитостях и считался большим революционером. Эсеры даже призывали избрать его в Учредительное собрание. А теперь, когда вскрылись полицейские архивы, оказалось, что он был платным агентом охранки.

На суд пришли не только рабочие и солдаты, но и приятели Деконского. Когда Крыленко сказал, что среди эсеров оказалось немало предателей и доносчиков, кто-то крикнул с издевкой:

- Посчитайте доносчиков в своей партии!

- Посчитаем, - спокойно ответил Крыленко. - Посчитаем, не сомневайтесь. И осудим их куда строже...

Прошло два дня. Крыленко допоздна засиделся в Смольном. Накануне закончился партийный съезд. Николай Васильевич снова и снова перечитывал принятые им документы. Неожиданно вошел курьер.

- Мне сказали, что вы еще здесь, товарищ Крыленко. Вам пакет.

Сургучная печать... Надпись красными чернилами в правом углу: "Секретно"... Вручают ночью... Значит, что-то чрезвычайное?..

"Тов. Крыленко Н. В.

1) Отъезд в Москву состоится 10 марта с. г., в воскресенье, ровно в десять часов вечера, с Цветочной площадки.

2) Цветочная площадка помещается за Московскими воротами... Через один квартал за воротами надо свернуть по Заставской улице налево и доехать до забора, ограждающего полотно, повернуть направо...

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров

Влад. Бонч-Бруевич".

О том, что правительство готовится к отъезду из Петрограда, Крыленко слышал и раньше. Но руководивший этой операцией Бонч-Бруевич так сумел законспирировать ее, что даже Крыленко не знал никаких подробностей. Всем наркомам и наиболее видным деятелям Советской власти, отправлявшимся с этим поездом в Москву, сообщили об отъезде в последнюю минуту...

От пустынной, совершенно заброшенной Цветочной площадки - тупика соединительных путей, примыкавших к основной магистрали, - поезд отошел точно в десять вечера, без гудка и огней. Свет дали только через час, когда состав был уже далеко от Петрограда.

Вскоре в вагоне появился один из секретарей Совнаркома. "При остановке просьба на платформу не выходить", - громко сказал он.

Увидев Крыленко, он подошел к нему.

- Владимир Ильич ждет вас у себя.

В ярко освещенном салон-вагоне Председателя Совнаркома все окна были плотно завешены. Здесь собрались самые ближайшие соратники Ильича. Бонч-Бруевич с юмором рассказывал о том, как ему удалось перехитрить эсеров, которых он убедил, что правительство переедет не в Москву, а на Волгу, и не сейчас, а месяца через два.