Трое - Георгий Иванов Марков

исследование, что только будущее даст ответ на вопрос, каковы результаты проводимой институтом углубленной научной деятельности.

Почти две трети доклада посвящены перечислению исследований. Исследование технологических процессов, исследование практических проблем, исследование статистических данных, исследование… и ни слова о результатах этих исследований.

Иван знает, что большая часть всех этих исследований — совершеннейший вздор, настоящее очковтирательство, что они ничем не обогатили ни науку, ни практику. Потому что пока люди в институте размышляют, практики на производстве сами изменяют процессы, и все эти исследования оказываются ненужными, несостоятельными. Зато эти «исследования» очень необходимы Хаджикостову — ведь нужно же как-то отчитываться.

В следующем разделе доклада «Связь с практикой» исследования перечисляются еще раз, с еще большей щедростью.

Жонглирование продолжается и дальше, пока наконец докладчик не переходит к обзору общего положения дел в институте и к недостаткам в работе. Известно умение больших демагогов использовать до крайнего предела истину. Например, истину о недостатках. И Хаджикостов не закрывает глаза на очевидные для всех недостатки. Но на них он находит причины, объективные и субъективные. Под вещим управлением дирижера Хаджикостова объективные причины пляшут буйное хоро[4], поднимая тучи пыли. Субъективные же причины заключают друг друга в крепкие объятия и танцуют романтичное танго.

Объективные причины — это государство, которое недостаточно раскошелилось, не организовало, не обеспечило, не представило и т. п.

Танго субъективных причин танцуется самим директором и его ближайшими коллегами. Они, видите ли, не осуществляли постоянного контроля, не вникали достаточно хорошо в работу некоторых молодых научных работников, не провели какие-то культурно-просветительные мероприятия, иногда не соблюдали время рабочего дня, не смогли полноценно использовать заграничные командировки, причем не следует забывать, что за всем этим стоят, опять-таки, «объективные» причины…

И снова туча пыли…

Разумеется, общая оценка работы положительна. Об этом свидетельствют успешные диссертации некоторых сотрудников, числом… публикации в периодической печати, числом… сотрудничество с различными учреждениями, числом…

Теперь начинают вальсировать цифры…

Хаджикостов выпивает стакан воды до конца и кончает импровизированным обращением ко всем сотрудникам, с призывом удвоить усилия во имя выполнения некоторых задач.

На таких собраниях здесь не аплодируют. Этого добился Хаджикостов, который считает аплодисменты недостойными научного характера собраний.

Он садится за небольшой красный стол рядом с председателем — спокойный, хладнокровный. Лицо его выражает скромность героя, не считающего, что он совершил какой-то подвиг. На нем ни единой капли пота.

Председатель предлагает пятнадцатиминутный перерыв.

Люди выходят в коридоры покурить.

В зале остается один Ружицкий, который продолжает смотреть в потолок, словно на нем есть что-то очень интересное.

В коридорах разговоры становятся шумными. Неделев находит, что директору следовало подробнее остановиться в своем докладе на некоторых затруднениях в экспериментальной работе. Он выражает свою точку зрения сумрачному Ралеву, который подозрительно смотрит на него. Ралев явно недоволен докладом. Неделев понимает это и пытается оправдать директора тем, что тот переутомлен, вследствие перегруженности работой.

— А вы разве ему не помогали? — неожиданно за его спиной спрашивает Богданов — секретарь райкома.

Неделев невинно улыбается.

— Чем же могу помочь ему я! — восклицает он. — Разве только отчетом о своей собственной работе!

— Вы должны были ему помочь! — дружелюбно говорит Богданов.

Неделев чувствует себя неловко.

Тяжелыми шагами к ним приближается Лачов.

— Все доклады одинаковы! — весело говорит он. — Вчера в Т-ском институте я слушал подобный доклад! А на прошлой неделе точно такой же доклад сделал и профессор Б.

— Доклад профессора Б. не был точно таким! — резко возражает Богданов.

— Вы были на этом собрании? — удивляется Лачов.

— Был!

— Конечно… — сопит Лачов. — Там несколько иной профиль…

— И результаты иные, — добавляет Богданов.

Иван невольно слушает весь этот разговор.

— Плохо то, что мы хотим за каких-нибудь пятнадцать лет создать большую науку! — продолжает Лачов. — Это очень короткий срок! По-моему, в науке велико значение традиций. Традиция обязывает, создает определенный критерий, эталоны, образцы, по которым надо равняться… А какие традиции можно создать за пятнадцать лет?

Второй секретарь смотрит на него в упор. Ивану кажется, будто это капитан смотрит своим строгим взглядом на провинившихся солдат.

— А что скажете вы, профессор? — неожиданно обращается Богданов к проходящему Пееву.

Профессор поднимает голову. Он смотрит только на Ивана, больше ни на кого.

— Когда придет мой черед, скажу и я! — отвечает он с заметным раздражением.

— Это интересно! — замечает Лачов.

— И я так думаю! — Пеев кивает головой и проходит.

— Каков старик, а! — смеется Лачов.

Богданов находит Ивана.

— Покажите мне Ружицкого!

Иван ведет его в зал. Ружицкий сидит на своем месте в прежней позе. Кто знает, о чем он думает сейчас. Выражение его лица до смешного серьезно. Словно ребенок, желающий казаться взрослым.

— Здравствуйте, — говорит ему Богданов, протягивая руку.

Ружицкий смущается, здоровается и смотрит на Ивана, который информирует его, кто этот незнакомый человек.

Лицо молодого химика делается еще более безразличным. Иван убежден, что Ружицкий нарочно ведет себя так, чтобы показать, как мало его интересуют секретари, и начальство вообще…

Богданов говорит без обиняков.

— Я хотел после собрания посетить вашу лабораторию на дому, но, кажется, вам это будет неприятно!

Иван за спиною Богданова делает ему знак соглашаться.

Ружицкий снова пытается надеть маску полного безразличия, но, передумав, прошепелявил:

— Пожалуйте… только вы один!

— Благодарю! — говорит Богданов.

— Не стоит! — сухо отвечает Ружицкий, и как только Богданов отходит, набрасывается на Ивана:

— Теперь остается еще в газеты написать! И фотографии приложить. Всем разболтал.

Иван смеется.

— Почему бы нет!

— Я не оперная примадонна!

— Это мне прекрасно известно, но по-моему роль примадонны не очень-то отличается от роли таинственного алхимика, или отшельника-аскета, если хочешь… Ты слушал отчетный доклад?

— Нет! Нет! Никакие доклады меня не интересуют! Только два часа драгоценного времени потерял из-за тебя. Два часа! В наказанье придешь помочь установить ванну!

Иван знает, что вспыльчивость его друга наполовину показная.

В это время Хаджикостов приглашает гостей в кабинет на чашку кофе. Туда идет Богданов, Ралев, Лачов, несколько профессоров, гостей, члены ученого совета.

Как всегда в таких случаях, разговор не имеет ничего общего с собранием и отчетным докладом. Обсуждаются виды на урожай винограда, качество вина в софийских ресторанах, способы приготовления кофе, прогнозы погоды — какая ожидается зима — мягкая или холодная…

Тщетно Неделев пытается понять отношение гостей к докладу и причину их неожиданного прихода в институт.

— Великолепный кабинет! — восклицает Богданов.

— Ради зарубежных гостей! — отвечает Хаджикостов. — Постарались не ударить в грязь лицом!

— Кабинет вполне достойный репутации профессора Хаджикостова, — замечает Лачов.

Ралев молчит. Но рука, держащая чашку кофе, нервно подрагивает. Богданов бросает в его сторону быстрый взгляд.

Неделев, заметив это, совсем теряется.

Теперь беседа идет об издаваемых книгах, гонорарах научных работников. Кто-то упоминает о туберкулезе,