Я тебя верну (СИ) - Вечная Ольга

— Не успел?

— Да, не успел. Всё откладывал. Я не знал этого. Когда сообщили, что он переписал завещание, я поначалу думал, это шутка такая. Искал подвох. В итоге следующие годы разгребал бардак, что отец устроил, с мыслью, что эта была очередная месть мне. Растерять важные документы, нарушить все правила, какие только можно. Переругаться с местными, настроить против себя полицию, судей, пожарных... И сдохнуть, повесив на меня весь этот пздц. А оказалось, это была не месть. Он просто болел. Это я к чему. Многие вещи нам не очевидны.

— Ты бы помирился с ним, если бы он приехал?

— В то время — точно нет. Сейчас уже не знаю. Мне хотелось... — Данил бросает взгляд на дочь, потом на меня. — Хотелось отделиться от него. Стать совершенно на отца не похожим.

— Ты не похож на отца, Данил.

— Ты ведь не общалась с ним.

— Это же Кулак! Кто его не знал? Ты был другой с самого начала. Не зря мне столько времени даже в голову не приходило, кто ты! Хотя я потом уже анализировала наши встречи, разговоры. Все на это указывало. Ты, засранец, даже не особенно и скрывался!

Данил усмехается.

— Ты был... — улыбаюсь я, — сразу же моим человеком. А где я и где страшный Кулак? Между нами была бездна.

— Я тоже страшный?

— Да, — признаюсь честно. — Если бы я не знала тебя настоящего, сейчас уже боялась бы подойти близко. Ты производишь... мрачное впечатление. И я бы уж точно ни за что не поверила, что ты воспримешь меня всерьез. Простая сельская девочка без памяти влюбилась в старшего кулацкого сына, который к тому же был помолвлен. Все знали, что ты скоро женишься. Привез красавицу невесту из столицы.

— Я просил навести о тебе справки, — говорит Данил. — Вокруг вашей семьи слухи ходили, будто твоя сестра от отчима беременна. Если бы он тебя хоть пальцем тронул, я бы его убил.

Я опускаю глаза. Данил продолжает:

— Все смотрел на тебя, стараясь разгадать, как тебе живется. Не обижает ли кто-то. Хотел героически тебя спасти.

— Будто своих проблем тебе было мало, — шепчу я, розовея.

— Мне хотелось решать твои.

Я вскидываю глаза, и мы смотрим друг на друга.

— Ты сказала, что влюбилась в меня без памяти, — подначивает Данил.

— Я думала о тебе каждый день. Особенно перед сном, когда в доме становилось тихо и темно. Лежала под одеялом, и, если Варя не плакала, я о тебе вспоминала. В подушку утыкалась, зажмуривалась и воображала, что ты меня целуешь. Или что трогаешь. Твое тело мне очень нравилось, оно... влекло. А как ты смотрел на меня... Господи! За это любая девчонка душу бы продала! — Я расплываюсь в блаженной улыбке. — Никогда раньше такого не испытывала. Стыдно было страшно, но при этом и сладко тоже. Сердце так колотилось сильно... — рассказываю, чувствуя, как внутри все загорается. — Лежала и думала, думала. Иногда ты мне снился. Я просыпалась в панике. Потому что в другие ночи Варя всхлипывала, я слушала и ненавидела мужчин. Всех! Мне ведь так важно было уехать!

Данил смотрит на меня внимательно.

— У тебя взгляд поменялся, — перевожу тему. — Раньше другим был. Немного будто диковатым.

— А сейчас? — посмеивается он.

— Сейчас взгляд у тебя уверенный. Всегда.

— Старею, — сетует Данил.

Мирослава бросает кукол и бежит к отцу. Забирается к нему на руки. Даня прижимает к себе дочь. И показывает мне знак.

— Поплыл человек, — говорит он беззвучно.

— Завтра попытаюсь вернуть ее в режим.

— Когда я осознал, что ты скрывала от меня дочь, думал, что сорвусь и придушу тебя, — с милой улыбкой рассказывает Данил, любуясь на Миру. — До этого казалось, что все, что только могли, мы друг другу уже причинили и опасаться нечего. Но ты всегда могла меня поразить. — Он цокает языком. — А потом...

— Потом?

— Я понял, что становлюсь своим отцом, от которого все старались держаться подальше.

— Я адски тебя ревновала, — голос срывается.

— Я не знал. — Данил продолжает спокойнее: — Смотрел на тебя. Украдкой. Много. Наблюдал, какая ты, как с дочкой ладишь, как с другими общаешься. А со мной — неминуемо холодно, равнодушно. И хотел тебя себе все сильнее. В какой-то момент я пришел к выводу, что мы можем прожить жизнь или осуждая друг друга, или пздц как сильно любя. И простил тебе эту выходку.

— Больше выходок не будет. Я изменилась. Но по-прежнему люблю тебя.

Данил проводит ладонью по лицу Миры, и та послушно закрывает глаза. Я округляю свои — вот так чудо.

— Даня, я сказала, что люблю тебя, — шепчу.

— Я хочу с тобой прожить всю жизнь, — говорит Данил. Быстрым движением облизывает губы. — Я научился одной технике, помогающей контролировать злость. Это случилось после нашего разрыва. Мне хотелось... не знаю, как бы помягче сказать. Мстить. Тебе — за то, что не приняла меня такого хорошего. Хутору — потому что там всё так стремно! Никто ничего делать не хочет, все продается и покупается. Техника заключается в том, чтобы представить себя взрослым и побеседовать с самим собой. Я выбрал возраст около шестидесяти лет. Представил себя таким, каким хотел бы быть через тридцать лет. И попытался обрисовать план действий. Взгляд со стороны действует всегда одинаково — злит. Но если собеседник ты сам, то срываться вроде как и не на ком. Мне это помогло и помогает до сих пор.

— Ты спрашивал у взрослого Дани, что он думает о том, чтобы воровать чужих жен из-под венца? — улыбаюсь я.

Данил касается пальцами переносицы Миры, веки дочки вновь смыкаются. Малышка начинает тихонько посапывать.

— Спрашивал.

— Что он ответил?

— Какого хера я вообще сомневаюсь перед такими очевидными вещами?

— Что именно для тебя очевидно?

— Ты ведь и так знаешь.

— Скажи ты, — улыбаюсь я.

— Ты единственная, кого я когда-либо любил по-настоящему. Проходят годы, а оно не прекращается. Так, может, хватит уже тушить? Пора разжигать.

— Даня... ты тоже изменился, — признаюсь я. — Очень.

— Узнаешь меня нового поближе? — подмигивает он, и я киваю.

Пью вино, пока Данил относит Мирославу в детскую, перекладывает в кровать. Лежит некоторое время рядом, дожидаясь, чтобы дочка уснула покрепче. А потом возвращается ко мне.

На кухне и в лоджии гаснет свет.

В нашем распоряжении лишь чужие, далекие огоньки за окном. Глаза привыкают медленно, но меня это не беспокоит. Поднимаюсь на ноги. Данил берет бокал и осушает его залпом, я же скидываю платье, что прихватила специально для вечера с ним.

Неловкости не чувствую. Данил смотрит с восхищением, и мне очень спокойно. И хорошо!

Он расстегивает пуговицы на рубашке и подходит ближе. Мои пальцы пробегают по его груди, я улыбаюсь от предвкушения. Да, самое время разжигать.

Не зря его опасаются. Нет никого сильнее человека, который так много времени потратил на беседы с самим собой. Который сам докопался до сути и излечился. Дух такого воина сломить невозможно. Но я хочу попытаться стать частью его жизни.

Хочется подарить Дане всю любовь, которая у меня есть!

Данил поглаживает мои бедра, играет с резинкой стрингов, оттягивая ее, проникая пальцами под тонкую ткань. Ему нравится. Он любуется мною, его заводит моя доступность и покорность. Я чувствую, как сильно, и облизываю губы. Он долго ждал. Очень долго хотел. Мы будем заниматься любовью.

— Данил, Даня, — останавливаю я его, в последний момент уходя от поцелуя.

— Что-то не так, Марин? — слышу его приятный голос. Приглушенный, ласковый.

Тепло разливается по коже.

Губы Данила касаются моей шеи, поцелуй нежный и чувственный. Я голову отклоняю, давая больше возможности для ласки. Что он и делает.

— Возьми меня с собой на хутор, — шепчу я.

Данил прерывается на мгновение, в этот момент вся жизнь проносится мимо. Стою перед ним в одном белье, открыта и доступна. Я сбежала к нему из-под венца. Я... наступаю на свою гордость и напрашиваюсь.

— Уверена? — слышу его голос. Данил улыбается.

— Не хочу с тобой расставаться. У меня есть дочь, мне нельзя говорить такие слова. Но кажется, если ты уедешь, я просто умру.