Как я разводила мух. Рассказы - Нина Заря-Абрамович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто с ними не играет. И хозяйка кричит
на них, когда они начинают бегать по за-
снеженным газонам. Бесцельное существо-
вание. Только кормежка три раза в день.
Я не выдерживаю и, пока хозяева па-
рятся в бане, бросаю каждому псу по па-
лочке, взятой в дровнике. Псы не сразу
понимают, что им надо делать. А потом
носятся остервенело по двору, заливаясь
счастливым лаем. Палочки раздроблены в
пыль. И мне не надо заметать следы моего
самоуправства.
Моя жалость к собакам вышла боком.
Мой пример оказался заразителен. Гордик,
более шаловливый, нежели Шерхан, ста-
щил вязанку дров и уселся грызть их на за-
снеженной клумбе.
Адель увидела эту картину и вышла из
дому с плеткой в руках. Она жестоко била
Гордика и кричала на него. Он лежал на
брюхе, поджав уши и обхватив лапами мор-
ду. А плетка мелькала в воздухе со свистом,
беспощадно. Под Гордиком на белом снегу
образовалась трусливая желтая лужица. И
я, чувствуя себя виноватой, убегаю подаль-
ше, чтобы не видеть этой печальной сцены.
За сетчатым забором, позади дома, гро-
хочет горная река. Чистая, каменистая. Я
прижалась к сетке, глядя на воду и горы.
Скоро весна! Будет солнце! Сойдет снег
с гор, и они станут зелеными. Можно будет
купаться в этой реке. А в хозяйском озере у
беседки растает лед и покажется наконец-
то рыба Фаина.
Звонок на мобильный. Это моя подруж-
ка Мэрилин фон Брунненштрассе из Гер-
мании!
– Привет, Маруся! Как ты там, в творче-
ской командировке? Роман начала? Мужа
хозяйского соблазнила?
– Ни то, ни другое.
– Ты чего, работать туда поехала? Я бы
на твоем месте…
Машка никак не уймется! Свою карьеру
писательницы она начала с детских стиш-
ков. В Германии, в маленьком городке
Кляйнштатте, уже вышли три ее книжки.
Для детей.
Но ни денег, ни мировой славы Машка
пока не добилась. Хотя была уверена, что
ее детские стишки скоро переведут милли-
онными тиражами на все языки мира. И,
может быть даже, издатели купят у нее ав-
торские права! Пожизненно. Как у Андрея
Куркова, известного везунчика!
Машка не унывала. Она бегала по шко-
лам и детским садам, договаривалась о
встречах с сопливыми детишками, своими
читателями, и их родителями. Она писала
красочные объявления. Клеила их на стол-
бах, в центре Кляйнштатта. Приглашала
горожан на платные «лезунги» – чтения.
За пять ойро! Однако на «лезунги» народ
упорно не желал ходить.
– Наверное, все дело в моем имени! – ре-
шила Машка.
И придумала себе звучный псевдоним.
Мэрилин фон Брунненштрассе. Частица
«фон» – для пущей важности. Признак
дворянского рода, владеющего богатыми
и могучими княжествами или графствами.
Типа, писательница вам не халям-балям!
Не лаптем щи хлебает! А голубых кровей.
Хотя чваниться новоиспеченной дво-
рянке было абсолютно нечем: ни земель, ни
замков у Машки, эмигрировавшей в Гер-
манию из Казахстана, не было. Был дом на
несколько семей, который Машкиной се-
мье выделило государство в аренду. А ря-
дом с домом – сиротливый старый колодец.
«Бруннен» по-немецки.
Вот Машка его и приватизировала. В
своей новой фамилии.
И сейчас по немецкому Кляйнштатту
разъезжает на велосипеде настоящая Мэ-
рилин фон Брунненштрассе. Владелица,
блин, колодца. В городке Машку все уже
знают. От мала до велика. Улыбаются ей
при встречах, когда она выписывает на ве-
лике за «бротхенами» с маком и повидлом.
Но стишки так и не покупают, жадюги!
– Наверное, стихи для детей – это не со-
всем мое, – сделала как-то открытие Маш-
ка. – Может, мне на роман замахнуться?
– Ну, замахнись! Все может быть! Рома-
ны имеют коммерческую ценность.
– А про что роман-то лучше написать?
– Ну, лучше, наверное, про любовь! Са-
мая благодарная тема.
Так Машка с моего благословения при-
нялась за роман. Сменила читательскую
аудиторию. От детишек к их родителям. И
наваяла шедевр под названием «33 эроти-
ческих сна».
– Мария! Закройте собак в вольере! —
кричит мне Адель. – Пришел Радик. Впу-
стите его. – И видя мое недоумение, уточ-
няет: – Это наш дворник, таджик.
– Гастарбайтер? Я не одна такая! – сры-
вается у меня.
– Мы снимаем таджику дачу рядом, —
рассказывает Адель. – Собак мы всегда за-
крываем в вольере, когда он приходит. Не
хотим собак к нему приучать. Не доверяем.
Закрыть собак! Легко сказать! Эти зве-
рюги уже у ворот. Чуют чужого. Напряже-
ны. Я беру «вкусняшку». Свиное ухо. И бо-
дро кричу псам.
– Пацаны! Смотрите, что я вам дам! Ах,
как это смачно! Гордик! Шерик!
Псы неохотно идут на ухо. От еды их уже
воротит. Их уже ничем не удивишь, ника-
кими вкусняшками.
Скорее они идут на мои эмоционально-
восторженные слова. Я бросаю свиные
уши каждому в кормушку, жду, когда со-
баки неохотно зайдут в вольер, и быстро за-
крываю за ними калитку на засов.
Заходит дворник. Лет пятидесяти сухо-
щавый азиат. Взгляд вопросительный. Ми-
гом считывает мою социальную принад-
лежность. По страшненькому прикиду и
синему в горошек переднику. Смотрит без
одобрения. И даже высокомерно.
Я чисто из вежливости здороваюсь пер-
вой. Таджик отвечает на приветствие и тут
же удивленно спрашивает:
– Вы собак не боитесь?
– Не-а… Они ласковые, как кошки.
«Полоумную домработницу взяли», —
вероятнее всего, подумал таджик. И тут
же меня припахал. Заставил включить ру-
бильник у ворот. Открыть окно в бойлер-
ной, выключить горячую воду в кране у
дровника. А я, по наивности, услужила. С
какого-то переляку. То сделала, то откры-
ла, то включила. Хотя это его работа.
Я прытко бегаю по поместью, с готов-
ностью выполняю указания таджика. И
вдруг отчетливо понимаю, что меня тупо
используют. Будто я подписала договор об
оказании бытовых услуг этому таджику.
И понимаю, откуда ноги растут. Таджик в
доме уже два года. А я новенькая. Как сол-
дат первогодка. И тут дедовщина! А может,
просто ревность? Или азиатская хитрость?
А снег валит! Целый день. Мой гостевой
домик уже в белом плену.
Таджик расчистил двор от сугробов, про-
рубил лопатой дорожки от барского дворца
к воротам. Заваленный снежными горами
вход в мой домик оставил нетронутым. И
мне пришлось самой откапываться.
Адель худеет. Ничего не ест. Пьет толь-
ко соки фреш, которые я выжимаю каждое
утро из яблок, моркови и тыквы. Диабет
тут ей обеспечен, если верить Елене Ма-
лышевой с ее программой «Жить здорово».
Мне тревожно за Адель, и я, скинув с себя
обличье кроткой филиппинки, говорю ей
об этом.
– Я сама знаю, как мне жить, – высоко-
мерно осаждает мой пыл Адель.
И изнуряет себя на тренажерах. В спорт-
зале. Потом становится на весы, разочаро-
ванно смотрит на цифры. Сбросила всего
триста граммов. Ревностно всматривается
в меня и… предлагает мне взвеситься. У
меня – минус два килограмма. Я таю на
уборке дома.
Мы наблюдаем друг за другом. Мне она
уже понятна. Я же для нее, кажется, еще
загадка. Колбасы-сосисок не ем, от ветчи-
ны отказываюсь. Творожки в глазури игно-
рирую. Сгущенку и майонез с презрением
отвергаю. Насмотрелась «Среду обитания»!
Только здоровая пища!
Адель в недоумении.
Мы с ней в бассейне.
Я вылизываю бассейн. Шваброй с мах-
ровыми забубонами.
Бассейн шикарный, цвета белого золота.
Вода в нем – словно идеально обработан-
ный голубой топаз. Потолки высокие, как
в храме. Подсветки с бриллиантовым бле-
ском. Колонны величественные. Как зим-
ний кавказский хребет за высокими окна-
ми бассейна.
Адель кайфует в бассейне. Устраивает
показательные заплывы. В одну сторону
брасом. Назад кролем. И уже плывет на
спине. Демонстративно фыркает, нежится
в теплой глади, распластавшись лягушкой.
Я не люблю воду. Наверное, в прошлой
жизни я была «Титаником».
Фендебоберная махровая швабра, ку-
пленная вчера за тысячу рублей, все время
ломается. Спадает с ручки. И мне прихо-
дится помногу раз налаживать ее хитрый
механизм. Дорогие игрушки для богатых
лохов! Дурят наш народ, как хотят.
Адель все плавает. Я все на швабре
летаю.
А с потолка шикарного бассейна падает
штукатурка. По дорогим стенам и окнам
струится потный конденсат. А по углам
расползается зловещий грибок, любитель
влажности. Что-то не так сработали строи-
тели. Халтурщики!
Адель потеет во французской маске,