Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке - Василий Лягоскин

Если бы Давид Гаршвин мог читать мысли других людей, прежде всего своих бойцов, он бы уловил то удивление, с которым сержант на несколько мгновений раньше остановился взглядом на этом черепе; точнее лице с выпученными красными глазами:

– А этот, скорее всего, грузин… Ой-е-ей, что-то будет!

Шломо, несмотря на службу в Советской Армии, в одной из самых горячих точек в ее истории, а теперь в элитном подразделении израильского спецназа, был настоящим евреем, а потому предстоящие неприятности чувствовал одним местом. Тем самым, под которое удерживал в действительности достаточно тяжелое женское тело.

Все последующие события майор Гершвин узнал со слов сержанта…

Тело, к удивлению Шломо, казалось не только тяжелым, но и каким-то… родным, что ли? Словно он нес на руках близкого человека, от которого пахло кровью, кислым запахом пороховых газов (хотя ни одного выстрела из «Узи» или «Калашникова» так и не было сделано), и еще чем-то неуловимым, чем пахли только афганские горы.

– Маком они пахли, – вспомнил сержант покрытые красным весенним ковром предгорья, – а я словно обкурился им; вот и придумываю себе невесть что.

Он, наконец, остановился рядом с микроавтобусом. Автомобиль словно ждал его с распахнутыми дверьми. Точнее – действительно ждал. Потому что по боевому расчету сержант был дублером водителя этого мощного «Форда». Он бережно уложил незнакомку на длинное сиденье, на котором она спокойно разместилась, и, задумавшись на мгновенье, решил все-таки помочь ей хоть в самой малости – обеспечить к легким доступ свежего воздуха. Шломо осторожно взял за краешек цветастого платка и медленно потянул его на себя, заполняясь изумлением и безумной радостью по мере того, как под ним (под платком) открывались такое знакомое лицо. Последними открылись веселые серые глаза, в которых не было ни капли боли, какую совсем недавно излучала всем своим видом закутанная в арабский наряд фигурка.

В женщине кроме этого платья и платка не было больше ничего арабского. А лицо, включая эти серые глаза, один в один повторяло полузабытые за давностью лет черты его прежнего командира – старшего лейтенанта Натальи Крупиной.

– Ну чего уставился, старший сержант (именно это звание было у Лешки Мосса к окончанию его службы в Афгане)? Соскучился, что ли? – теперь уже совсем усмехнулась Наталья.

Мосс, вместо того, чтобы кивнуть, сграбастал ее в медвежьи объятья, и Мышка позволила ему это, на несколько мгновений ощутив себя слабой женщиной. Но эти мгновения текли, а сержант не собирался отпускать ее. Наконец женское тело в его руках напряглось, и Лешка-Шломо поспешил так же аккуратно отпустить бывшего командира на сиденье; вспомнил, наверное, чем может кончиться такое вольное обращение с Шайтанкыз, как Крупину называли враги и кое-кто из однополчан.

– Товарищ старший лейтенант, – счастливо зашептал он, отступая в тесном для него фургончике так, чтобы охватить взглядом успевшую сесть на сидении Мышку целиком – от этих самых глаз, тоже светящихся сейчас неподдельной радостью – до кончиков модельных туфель на низком каблуке, – это вы?!

Именно эти туфли, точнее носок одной из них и бросился в глаза майору Гаршвину; заставил напрячься его тело – но не более того.

– Я, Леша, – Наталья ловко скользнула мимо сержанта; ей места здесь вполне хватало, – сейчас вот закрою двери и можно продолжать целоваться.

Впрочем, и сама она, и тем более Мосс понял, что это не было приглашением к действию. Мышка тут же чуть нахмурила понарошку брови и кивнула на водительское сиденье:

– Тебе что командир приказал? Везти меня в госпиталь? Вот и вези!

– Есть! – сержант умудрился встать здесь в стойке смирно; немного кривой конечно, но вызвавшей одобрительную улыбку Натальи, – а в какой?

Его лицо, и даже вся фигура, сейчас ловко перемахнувшая через спинку сиденья и умащиваяся на нем, сейчас словно кричала: «Любой приказ готов выполнить, товарищ старший лейтенант, но только – ваш!». Он словно разом помолодел сейчас, превратившись в того ловкого, хоть и крупного уже паренька – одного из тех, на кого Наталья могла во всем положиться там, в афганских горах.

– А, пожалуй, и сейчас, – поняла она, лихорадочно соображая, какую помощь она может и хочет получить от этого спецназовца, готового забыть ради нее, ради воспоминаний о далекой молодости и о присяге, и о… Нет! Ты мне, конечно, поможешь, Леша. Но ничего нарушать я тебя не заставлю.

Она, теперь тоже практически израильтянка, о медицинской стороне еврейской жизни знала очень мало. Не приходилось обращаться ни разу. За исключением рождения Коленьки, конечно. Этот адрес она и назвала, имея в виду прежде всего то обстоятельство, что оттуда легко доберется до дома.

– До Тель-Авива подбросишь, Леша? Есть там такой госпиталь «Ихилов».

– Знаю, – обрадовался сержант, поворачивая ключ в замке зажигания, – там министерство обороны недалеко, так я туда…

– Вот и хорошо, – остановила его Наталья, – выруливай, и начинай рассказывать, как ты до такой жизни докатился.

Леша не обиделся; напротив – разулыбался теперь уже совсем широко. Вспомнил эту присказку, которая в разведвзводе звучала очень часто. А потом действительно разговорился, неожиданно для себя вспоминая такие незначительные подробности последнего десятилетия своей жизни, что сам удивлялся просветлению собственной памяти. Автомобиль, судя по всему, имел право нарушать скоростной режим. Пару раз, правда, сержант нажал на клаксон, выпустив наружу какой-то противный скрежещущий сигнал, от которого прицепившиеся автомобили местной инспекции безопасности на дорогах тут же отстали. «Форд» уже поглотил колесами семьдесят километров, что отделяли историческую столицу Израиля от финансовой, когда сержант спохватился, и повернулся назад, с виноватым вопросом:

– А вы-то как, товарищ старший лейтенант? Где вы все эти годы… Мы тогда с ребятами хотели вас с гауптвахты выкрасть, да не успели – всех по разным частям за полчаса раскидали. Даже приказы потом пришли, задним числом.

– Ага, – поняла Наталья, – это командир полка постарался. Чтобы ребята действительно какую-нибудь глупость не учинили.

Но теплое чувство благодарности все равно заполнило грудь. Ответила же она очень коротко – так, что Мосс сразу понял – подробностей не будет:

– Я теперь подполковник, Леша.

Она не уточнила – подполковник какой армии. Но сержант понял; еще он сообразил, что офицер практически вражеской армии здесь, в постоянно воюющем Израиле, это… Именно в этот момент зазвонил телефон. Майор Гаршвин наконец сообразил, что его мучило последние сорок минут; сообразил, когда в бандитском логове закончился обыск, не давший практически никаких результатов. Он набрал номер сержанта, который увез объект, точнее субъект его невольных терзаний. В салон ворвался громкий, чуть взволнованный голос:

– Сержант, тебе пора было бы уже вернуться. Тут до госпиталя всего…

– Так это в Иерусалиме, командир, – ляпнул Шломо, не подумав, – а я уже в Тель-Авив въехал…

– Какого черта!? – голос в телефоне стал строгим; но продолжить не майор не успел.

Мобильник каким-то чудесным образом оказался в руках Натальи, которая нажала на кнопку, прервав такой короткий разговор, и велела водителю:

– Прижмись-ка к обочине, Леша, я здесь, пожалуй, выйду.

Совсем рядом была автобусная остановка; на желтой табличке Наталья разглядела номер десять – автобус именно этого маршрута шел и мимо госпиталя, и, много позже, рядом с ее домом. А поскольку ни на какие болезни и раны Мышка жаловаться не собиралась, то разницы, где ей пересесть из комфортабельного салона микроавтобуса во всегда битком набитую «десятку», не видела.

– Телефон я тебе не отдам, Леша, – улыбнулась она сержанту, когда тот дисциплинированно остановил автомобиль сразу за остановкой, – минут через десять найдешь возможность связаться с начальством. Можешь рассказать ему все.

– В каком смысле все? – не поверил сразу Мосс, – кто же мне поверит, что я вот так, без сопротивления отдал телефон, а потом отпустил…

– Леша.., – протянула теперь уже немного сердито Мышка, – я же сказала – все. Не скрывай ничего. Поверь – тебя раскрутят до донышка, даже не заметишь. Одно слово вранья – и со спецназом можешь попрощаться. И вообще с армией. Оно тебе надо? Или ты не сможешь рассказать про старшего лейтенанта, про Шайтанкыз так, чтобы они прониклись. Впрочем (она словно задумалась, на самом деле посмеиваясь в душе), если хочешь, могу напомнить. Тогда десять минут ждать не нужно будет – отдохнешь прямо здесь, в кресле.

– Нет, Наталья Юрьевна, – сержант не испугался; он сейчас вспомнил пару эпизодов, которые обязательно надо будет рассказать майору, – я уже и сам проникся…