Журнал "Вокруг Света" №1  за 1997 год - Вокруг Света

Лес был на удивление сухой и чистый. Немного поколебавшись, поставил палатку. В ней я, конечно, более уязвим, но в то же время палатка создает чувство дома... После тяжелого дня блаженство — лежать, засыпая под бархатным пологом заката.

Уже затемно, сквозь глубокую дрему услышал короткий, но странный крик. Его сила постепенно возросла и столь же постепенно иссякла, вызвав в груди какую-то странную вибрацию. Сонливость как рукой сняло. Я прислушивался, но повторения не было, лишь обычные шорохи ночного леса. Потом были цветные сны, от которых к утру остался в памяти лишь яркий образ пожилой женщины и тающее убеждение, что это и есть та Софья, чьим именем названы, словно в шутку, эти пологие таежные горы.

12 августа. Весь день занимался постройкой плота. Нелегко оказалось отыскать семь сухих елок подходящего размера. Очень много сухих листвянок, но из них плот, как топор. Прикинул размеры: длина — 3,5 метра; ширина — 1,5 метра. Тяжеловат, конечно, для каменистых мест — ведь там придется, разгрузившись, вручную его перетаскивать, но делать нечего — хочется, чтобы плот был и просторным, и устойчивым. В комле бревна около 20 сантиметров.

Весь день парило, но работа спорилась.

13 августа. Ночью сквозь сон ощутил воздействие, подобное Памирскому. На Севере у меня это впервые. Кроме явного осознания чужого присутствия, я как бы несколько минут побывал под высоким напряжением. Уверен, что слышал в тот момент звук, похожий на гудение шмеля.

Утром разбудили крупные капли дождя. Наконец-то. Закрякали и заплескались в реке утки.

15 августа. Я попал в интересную ситуацию: оказался там, куда местные не заглядывают, а туристы и вовсе. Затем заблудился в таком месте, где нет совершенно никаких следов человека; пошел на плоту по неведомой реке и попал на другую, более широкую, тоже неведомую... Конечно, это тот же Несьеган, но все же есть в нем нечто и от затерянного мира. И это ценно.

Спал на отмели без палатки.

16 августа. Долго шел на плоту, подыскивая подходящее место для ночлега и дотянул до того, что разразилась апокалипсическая гроза. Раскаты грома по силе и  продолжительности  напоминали  взлет реактивного самолета в пяти шагах. Сверкало все небо,  и продолжалось это  часа три. Всю грозу я пролежал прямо на плоту под целлофаном. Так и прошла ночь.

Над одной из отмелей увидел знак — поставленную вертикально корягу с закрепленной вверху берестой. На бересте записка, а рядом воткнутая палка с лосиным черепом. Впечатляет. В записке: «Привет, коллеги! Четвертый день пути вниз. Состояние критическое. Еды на три дня. Лодка вся течет, клея нет. Но думаем добраться вовремя. Наверху стоянка. До встречи. Олег».

Я, взглянув на череп, пошел наверх. Там кострище с уже холодной золой, но в то же время зола не замыта ливнем, а значит, бивак был уже после сильного дождя. Что за глупость — не поставить число? Думаю, Олег — парень из группы Юры Щеглова.

Река обладает явным обаянием. Тайга по берегам очень стройная, травы густые, а земля под ними черная (видно по обрывам у воды) на целые километры. Горельников очень мало. На месте грозовой ночевки была очень странная глина, похожая на урановую, от нее на болотниках сияет радуга...

17 августа. Меня догнали двое ребят из группы Юры. Окончательно определившись с рекой (Несьеган, а ранее Катвой), я узнал, что Юра с товарищем на Кемпаже, пойдут на байдарках вниз завтра или послезавтра, так и не дождавшись меня.

Ребята посоветовали сделать весло, чем я и занялся, потеряв, в сущности, день. От шеста уже толку не было. Весло сперва получилось короткое, пришлось удлинить, сделав вставку.

Уже темнеет. Поставил палатку, постелив под нее лапник. Холодно, и комаров нет. Сижу у костра, слушаю тайгу. Через день буду в Овгорте».

Итак, Софьины горы пройдены. Убедился ли я в правоте легенды, утверждающей, что там живут менквы? Нет, конечно. Но ощущение этого места появилось, а это уже немало наряду с новыми фактами и свидетельствами очевидцев. А тут еще письмо от Юры Щеглова, которое я получил спустя несколько месяцев после похода. «Не дойдя до реки Кемпаж двух-трех километров, — сообщал он, — на ровной поляне, на моховой подстилке я обнаружил цепочку следов. Каждый длиной около 40 сантиметров, в пятке — 10, в самом узком месте — 8, в самом широком — 12, длина шага около метра. Я видел в тайге тысячи следов — таких не встречал. Следы находились почти на одной оси, смещены лишь на величину ступни... Думай сам».

Похоже, нашим поискам не видно конца...

Александр Новиков / фото автора и Алексея Дроздова

Страны и народы: Затеряться в Париже...

Отправляясь в Париж, который, несомненно, «стоит мессы», я позволил себе осторожно отнестись к заманчивому лозунгу турфирмы «Париж — всегда Париж». Хочу оговориться, что прелести ночной жизни в районе Пигаль, канкан в мюзик-холлах и кабаре, таких, как «Мулен Руж» и даже «крутом» «Крейзи Хоре», меня не привлекали, да и командировочные не позволяли отобедать хоть раз в знаменитом «Максиме — или «Фуке», где сиживал за столиком Хемингуэй.

Оставалась плановая обзорная экскурсия, «укладывающая» в один заход все главные достопримечательности столицы Франции с Версалем впридачу, что меня мало прельщало, отпугивая четкой запрограммированностью.

Следовательно, надо было выбирать свой путь знакомства с Парижем. Я вспомнил родной Ленинград, где учился в школе около Аничкова моста с известными на весь мир укротителями коней, а в университет ходил мимо Зимнего дворца, через Дворцовый мост, постоянно видел золотой купол Исаакия, похожий на парижский Дом инвалидов, и, что самое забавное, не очень-то замечал все эти шедевры. Я просто жил в Питере, как в своем доме: мне одинаково были близки и проходные дворы на улице Зодчего Росси, и Александрийский театр с Екатерининским садиком. Вот так бы мне хотелось сблизиться с Парижем, узнать его улицы и жителей, затеряться среди них, даже поплавать по Сене, как когда-то я путешествовал на лодке по Неве, любуясь снизу дворцами и гранитными стенами Петропавловки, И первое, что я сделал по прибытии в Париж, — отправился на набережную Сены.

Конечно, до этой «колыбели Парижа» можно преспокойно добраться на метро, но все же заманчивее проплыть по волнам Сены на маленьком суденышке.

Именно здесь, на острове, местное галльское племя паризиев (от его названия, естественно, и произошло имя французской столицы) заложило первые кварталы будущего Парижа. Правда, не без помощи римлян.

По римской традиции, остров Сите (что означает всего-навсего «город») был укреплен и привязан к берегам мостами, порт углублен, и, если начать, по выражению археологов, снимать один «культурный слой» за другим, то мы найдем развалины терм, арен, форумов, чем можно сейчас полюбоваться на левом берегу Сены.

Итак, вперед, к острову Сите. Я выбрал вечерний рейс. По колеблющимся мосткам перебрался на палубу речного трамвайчика, который здесь называют «бато-муш», то есть «кораблик-муха». Мне рассказали, что еще в конце прошлого столетия в Лионе опробовали подобный пароход-автобус для прогулок достойной публики. И, вроде бы, название «муха» приклеилось не из-за миниатюрности суденышка, а идет от фамилии ловкого предпринимателя, который сумел добиться успеха своих прогулочных корабликов на Сене.

Вот на одном из таких «бато-муш» я и оказался посреди Сены в ночную непогоду. Волны раскачивали кораблик, да еще пошел спорый дождь. Потоки воды, льющиеся по стеклам, не давали ничего разглядеть. Я вышел на палубу, подняв капюшон куртки. Хотя ветер бросал в лицо пригоршни дождя, но все искупало фантастическое зрелище ночного Парижа, рассеченного Сеной. За пеленой дождя смутно проступали очертания площадей и дворцов, окаймленные огнями. Но главное — мосты. Когда мы проносились под ними, было такое ощущение, что еще чуть-чуть — и голова заденет их низкие своды. Мосты Сены — особая тема, а я запомнил только мост Марии, под которым можно закрыть глаза, загадать желание, и оно обязательно сбудется.

Но вот вдали, посреди реки, показался остров. Точнее — встречь нам плыл не остров, а большой дредноут, обращенный кормою на восток, а носом — на запад. Он резал острым носом волну, возвышаясь над водой каменными бортами набережных. Я увидел рой палубных надстроек — кровель домов, над которыми, за стенами Дворца правосудия, круглилась свинцовая крыша древнейшей готической часовни Сент-Шапель, выстреливавшей в небо отточенным шпилем.

Говорят, что изображение судна на древнем гербе Парижа появилось именно из-за сходства острова Сите с кораблем...

Среди многочисленных колоколен, непонятно как умещавшихся на островке, призрачным великаном высился Нотр-Дам де Пари, известный у нас как Собор Парижской Богоматери.