Эхо безмолвия - Шайзада Тохтабаева

Людвиг поразился такому грубому нарушению этикета. Весь народ в тревоге сбежался к юрте бая. Через несколько минут в аул вошли понурые и молчаливые мужчины; они привезли на коне тело Камбара. Оказывается, на охоте он случайно упал с коня и, повредив шейный позвонок, тут же ушел в небытие. Тело Камбара положили на правую почетную сторону юрты первой жены – байбише и накрыли белой тканью[11]. Аул охватил хаос. Поднялся такой вой, и мужской, и женский, что весь аул стал восприниматься одним громким траурным плачем. Люди стали говорить, что новое место, вероятно, не было окурено в прошлом году и оказалось несчастливым. Тогда как вторая жена покойного нашептывала старшей жене байбише, что младшая Алтынай, вероятно, будучи невестой, вошла в юрту не правой, а левой ногой и что она, уже успев забеременеть, скорее всего, спала много и не заметила, что погас ее очаг. На это байбише ответила: «Это серьезное обвинение! Если ты говоришь правду, то ее следует наказать, поскольку такие проступки могли повлечь смерть нашего мужа. Однако если это навет, то обвинять будем за клевету тебя! Подумай над этим!» Та стала сразу же отказываться от своих слов, говоря, что, возможно, ей все это показалось.

Младший брат бая Бахыт послал гонцов с траурной вестью во все концы и дал распоряжение установить траурные символы[12]. Самый старший по возрасту аксакал со словами: «Стал ты траурным конем» (тұл қалдың) коротко обрезал коню Камбара и двум другим лошадям хвосты, а гривы, челки, связал на макушке в пучок.

– Этих коней отметили, придав им необычный внешний вид, они теперь посвящены усопшему, – пояснила подошедшая к Людвигу Айгуль. – Теперь они будут свободно пастись, и их никто не тронет до годовщины, когда их забьют на поминальную трапезу.

Он был благодарен ей, что она оказалась рядом. Его, несмотря на страшные события, сразу же охватило чувство покоя и уверенности. Он подумал: «Даже в такой тяжелый момент рядом с ней я чувствую себя уютно!»

Бахыт велел установить несколько юрт для участников погребения, что должны были прибыть через день. Последняя ночевка покойного сопровождалась беспрерывным плачем трех жен. Облачившись в старую одежду неярких тонов, они распустили свои волосы, сняли с себя все ювелирные украшения. Как только кто-то входил в помещение, они вновь и вновь во всеуслышание рыдали и царапали свое лицо.

На следующий день после обмывания тело обернули в белую ткань, затем в белый войлок. Жены стали обводить вокруг головы покойника съестное, кое-что из домашней утвари со словами: «Не оглядывайся назад! Пусть твое счастье останется дома! Пусть твои дети останутся здоровыми!» Глядя на это, Людвиг вопросительно посмотрел на Айгуль. Она шепотом пояснила: «Этот обычай исполняется, чтобы обеспечить достаток усопшему в ином мире и его семье».

«Все понимает и так толково объясняет!» – с удовлетворением отметил он. Далее мулла стал читать молитву. Принесли веревку, соединяя усопшего с его конем, который символично принимал на себя грехи, если были у покойника. После завершения молитвы под пронзительный плач жен и женщин аула мужчины увезли тело на родовое кладбище. У изголовья могилы Камбара воткнули копье.

После погребения устроили поминальную трапезу. Народу приехало много из разных родов. Каждый стремился привезти как можно больше кумыса в больших кожаных емкостях мес. На следующее утро, в день отъезда, мужчинам, обмывавшим тело, а также тем, кто укладывал усопшего в могилу, и другим раздали одежду усопшего, кроме свадебно-парадной. Женщинам раздали отрезы тканей.

Постельные принадлежности, ковры и прочее, соприкасавшееся с Камбаром, расстелили на куполе юрт, оставив на три ночи. Айгуль пояснила: «Все эти вещи должен обдуть ветер, увидеть и очистить – звезды (жел кағады, жүлдыз көредi), после чего они считаются чистыми».

Все это время три жены Камбара громко рыдали. Вторая жена особенно ревностно следила за младшей женой Алтынай и говорила: «Это ты виновата, ты принесла несчастье в дом нашего горячо любимого Камбара! Ты обязана сильнее выражать боль от утраты. Сильнее царапай свое лицо!» У красавицы Алтынай на лице уже было несколько царапин, но вторая жена настаивала говоря: «Раз ты была любимой женой, ты и должна больше всех горевать!»

На самом же деле она специально заставляла Алтынай уродовать себя, тем самым ослабляя чары красивой и молодой соперницы, заранее ревнуя ее к младшему брату Бахыту, который по обычаю левират амангерлік, согласно степному закону, обязан был после траура жениться на вдовах своего брата. Глядя на такую хитрость второй жены, байбише отчитала ее со словами: «Довольно разводить интриги! Что ты к ней пристала!» Бахыт тоже отозвал к себе Алтынай и сказал: «Ты уже сполна выразила свое горе, я верю в твое отчаяние, но я прошу, точнее, приказываю, не порть своего лица более. Ты поняла?»

– Да, – ответила Алтынай, не поднимая глаз.

Бахыт, посоветовавшись с аксакалами, решил задержаться на этом месте, чтобы провести сорокадневные поминки по брату, а потом уже переезжать на новое пастбище.

Прошло некоторое время, а, точнее, двадцать дней после похорон, и все это время жены ежедневно, открыв на ночь двери, справа перед порогом расстилали в знак почета белую кошму и ставили зажженную свечку, а также чашку кумыса, тем самым оказывая символичное гостеприимство духу усопшего. Кроме этого, постоянно жарили на масле поминальные лепешки шелпек, запах которых выражал почтение духу усопшего.

Людвиг решил прогуляться вечером по аулу в надежде встретить Айгуль и, вместо того чтобы обойти траурное жилище сзади, нечаянно оказался с передней стороны, почувствовав приятный запах жареного масла. Неожиданно со скрипом открылась одна из створок дверей, Людвиг автоматически глянул и застыл от ужаса. Он увидел Камбара в парадной одежде, что была на нем в день встречи: в том же самом роскошном фиолетовом халате, высоком колпаке с золотым поясом и той же саблей. Людвиг слегка пошатнулся и прислонился к юрте, думая: «Что за мистический народ, вначале умирают, рыдают и устраивают пышные похороны, а затем украдкой продолжают жить?»

В таком состоянии – бледным и с глазами, полными недоуменья и ужаса, увидела его Айгуль. Она быстро подошла к нему. «Что с вами, вам плохо? Что случилось?» – заботливо стала расспрашивать его она. Людвиг без слов указал на внутрь юрты. «Что такого там может быть? Давайте зайдем туда!» Он не мог двигаться, но, не желая показаться Айгуль трусом, последовал за ней. Каково же было его удивление, когда он понял, что это наряженная деревянная болванка – тұл имитировала покойного Камбара. Перед этой болванкой на коленях расположились его жены и запели вновь траурную песню, восхваляя его заслуги перед народом, семьей и сетуя на свою несчастную судьбу.

– Так должно продолжаться вплоть до годовщины. Таков обычай, – сказала Айгуль. – К концу года мужчины будут сваливать тұл, переламывать копье под отчаянное сопротивление и рыдания жен, детей. На этом будет закончен траур, и жены выйдут замуж за его младшего брата Бахыта. Пойдемте, я провожу вас, – сказала Айгуль и повела его к жилищу.

– У меня еще кружится голова, – сказал Людвиг.

– Ничего, все пройдет.

– Подышать бы свежим воздухом, тогда, может быть, и полегчало-бы, – ответил он.

– Если хотите, мы можем погулять за аулом, полюбуемся на звезды, – предложила Айгуль.

– А как же ваши родители, что они скажут?

– Они уехали в гости в другой аул, а сестренок я уложила спать.

– Я буду рад, – ответил Людвиг.

Вскоре они оказались одни за аулом. «Пойдемте к холму», – предложила девушка. Пока они шли, наступил вечер. «Боже, какая красота!» – глядя на закат, сказала Айгуль. «Какая же она поэтичная», – подумал он.

– У вас такая же красивая природа? – спросила она.

– Конечно, только у нас гораздо больше зелени, деревьев, лесов. – Айгуль, объясните, почему при перекочевке в начале семейного каравана везут купольный свод шаңырақ?

– С удовольствием расскажу. У нас, у казахов қара шаңрақ родителей – самая важная часть юрты, она передается из поколения в поколение. В наших мыслях шанрак связывается с родом, духами предков по мужской линии. Даже маленькая юрта с қара шаңрақ, который по обычаю достается младшему сыну, считается самым большим и почетным домом – үлкен үй. Если умирал последний человек из рода, шаңрақ оставляли на его могиле, что означало прекращение рода. Поэтому при перекочевке эту часть юрты везут впереди всего.

«Как толково она объясняет, до чего же она умна!» – с восхищением отметил он про себя. – Какой необычный узор на вашем перстне! – отметила Айгуль.

– Это наша фамильная монограмма, можно сказать родовой знак. Из сплетения начальных букв имени и фамилии моего деда Артура Вебера образован этот узор. Мой дед передал моему отцу, а он перед смертью – мне. Я же должен передать своему сыну. Таким образом, этот перстень должен передаваться из рода в род по линии нашего рода, – закончил Людвиг.