Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Алина Сергеевна Шокарева

Воплощались ли эти идеалы? В некоторой степени да. Здесь необходимо разграничить идеалы православия и иностранные заимствования. По мнению Н. Д. Чечулина, описывавшего нравы провинциального дворянства XVIII века, столица была более подвержена влиянию Европы (особенно Франции), помещики же сохраняли традиционное благочестие, причем помещицы были особенно ревностны в этом отношении, но при этом нравы провинции отличались большей грубостью и даже дикостью[37]. В XIX столетии «волны цивилизации» интенсивней докатывались из столиц до отдаленных уголков России, вытесняя необразованность, но вместе с тем и распространяя идеи Просвещения, не совпадающие с постулатами христианской морали.

Любопытные указания о должном поведении в семье и обществе мы находим не только в нравоучительных кодексах, но и в периодической печати прошлых столетий. Так, в 1802 году в журнале «Вестник Европы» за подписью «Л.» вышла статья, автор которой описывал образ идеальной женщины. Это искренняя христианка, без фарисейства, скромная, добрая, умная: «ум ее не столько блестящ, сколько тонок и основателен». Ее письма исполнены «чувствительности, философии», она много читает – не только романы, но и нравоучительные книги: «она знает всех лучших французских поэтов, и почерпнула из разных сочинений нравоучительных и принадлежащих до воспитания все то, чем только может пользоваться приятная в обществе женщина, добрая жена и нежная мать». Она – примерная жена, которая, не чувствуя особого влечения к своему супругу («Она соединила судьбу свою с другим не по выбору сердца, но покорствуя обстоятельствам»), тем не менее приучила себя уважать его и изменила все свои привычки, знакомства, интересы, действуя по воле мужа, дабы сохранить в семье мир. При этом отличаться внешней красотой она не обязана: «Она не красавица – скажу еще более: даже и с недостатками. Холодный человек не даст никакой цены ее наружности; черствая душа никогда не почувствует качеств ума и сердца ее; но добрый, чувствительный и с тонкой разборчивостью предпочел бы ее первым красавицам, выбрал бы ее в свои подруги»[38].

В 1803 году на страницах «Московского Меркурия» в разделе «Смесь» появилось воззвание к русским женщинам: учиться, посещать музеи, слушать лекции профессоров, от того становиться еще более прелестными и тем самым способствовать облагораживанию всего общества. «Мы знаем женщин: умеренность не их порок; чего они захотят, к тому стремятся всеми силами. Овладев единожды полем литературы, они пошли бы самыми скорыми шагами, повлекли бы всех за собою и в короткое время сделались бы нашими учительницами. Перенеся трон философии в свои будуары, создав себе новые удовольствия, украсясь новыми приятностями, употребя науки на пользу забаве, а забавы – на пользу науке – они приобрели бы для себя очень много; а соотечественникам оказали бы истинное благодеяние»[39].

Нельзя сказать, что русские женщины стали усиленно штудировать учебники и философские трактаты после этих публикаций, но они дают нам ясное понимание того, что престиж женского образования в обществе постепенно повышался. Впрочем, в 1804 году на страницах журнала «Патриот» появилась еще одна статья, призывающая женщин быть прежде всего скромными и не стремиться занять мужскую сферу, то есть не блистать умом, не становиться известными за счет публикации своих сочинений («женщина в печати то же, что женщина в худой славе»). Издатель добавляет, что в России пока нет 150 женщин-авторов, как во Франции, но желает «упредить зло», которое может случиться на Родине[40]. Занятно, что позиция автора входит в противоречие с политикой журнала: на страницах этого же издания систематически печатались отрывки из произведений французской писательницы С.-Ф. Жанлис, сочинявшей сентиментальные педагогические произведения, которые, несмотря на отсутствие глубины, даже будучи скучными, тем не менее были довольно популярны[41].

В «Дамском журнале» того же периода находим такое замечание о «хороших людях» из высшего общества: «Они имеют нравственность и познания; но их добродетель не строга, сведения – без педантства. Они учтивы, не докучая вам, вежливы без приторности, веселы без шума. <…> Они говорят с равною охотою о вещах занимательных или ничего не значащих, о важных или забавных, смотря по тону общества, в котором находятся»[42]. Автор дает женщинам совет общаться лично с теми людьми, у которых можно научиться достойному поведению. Ведь, пытаясь подражать высшему свету, те женщины, кто не имел счастья в него попасть, перенимали лишь внешние особенности поведения, утрируя и искажая их – как писал наблюдатель: «Мнимые аристократы несравненно более горды, чем настоящие: у них честолюбие играет главную роль, и, чтобы удовлетворить ему, они, что называется, лезут вон из кожи. <…> Дамы и девушки – жеманны, горды, иные притворно не произносят буквы р (грассируют), делают какие-то странные, сладостно-томные глазки, неискусно притворяются близорукими, восхищаются произведениями французской литературы, но даже не зная правильно своего природного языка; толкуют о заграничной жизни, зная ее очень плохо, по наслышке, гонят все русское, не хвалят Москву, где живут спокон века, все, что не они – то худо, тогда как худое всего скорее может быть там, где они»[43].

* * *

Проблема соотношения «формы и содержания» волновала и писателей-дворян. В журнале «Друг детей» за 1809 год была впервые напечатана комедия «Шпага». Ее главный герой дворянин Благородин говорит, что право дворянства не в том состоит, чтобы носить шпагу, а в том, чтобы вести себя благопристойно, «гордиться благородством поступков, учтивостью и благоразумием» по отношению ко всем людям, невзирая на сословия[44].

Александр Пушкин пишет о различиях в поведении людей, принадлежащих к высшей знати, и людей, стоящих на более низкой ступени социальной лестницы: «В лучшем обществе жеманство и напыщенность еще нестерпимее, чем простонародность (vulgarité) и… оно-то именно и обличает незнание света»[45]. В дворянине неприемлема вычурность, он должен был своим поведением демонстрировать, что ему не нужно доказывать окружающим свое превосходство. Напротив, его поведение должно быть естественным, простым, деликатным, ровным. Дворянину не пристало злословить, лгать, но при этом быть и слишком искренним. «Никогда не заводи о самом себе речь. Из благопристойности не должны мы говорить о самих себе; да и можно ли что сказать о себе, чтобы бы не оскорбляло нашей скромности и не показывало вида самолюбия?» «Учтивость есть священная должность в обществе: она состоит в соблюдении благопристойности и в воздаянии каждому достодолжныя чести». «Человек, имеющий образованное сердце и разум, бывает скромен, невзыскателен, сострадателен о слабостях и терпеливо сносит людские недостатки»[46]. Но все эти правила, к сожалению, в реальности применялись в отношении людей