Гибель державы. История России - Петр Котельников

Взятие Перемышля

Русские осаждали сильную крепость Перемышль. Тщетно, утопая по пояс в снегу, кладя дивизию за дивизией, пытались австрийцы снять блокаду с Перемышля. 22 марта 1915 года Перемышль пал. В плен к русским попало 9 генералов, 2500 офицеров, 120 тысяч солдат. Было захвачено 900 орудий. Была открыта дорога на Будапешт. Русская ставка ликовала. Возникали радужные планы: через Венгрию и Австрию зайти в тыл к немцам…

А на юге, как на юге,Окружен войсками Перемышль,Так же здесь гуляют ветры, вьюги,Да шальная, словно вихорь, мысль.

Завалило снегом перевалы,И трещат февральские морозы,Австрияки действуют навалом,Отшумели пушечные грозы.

Март идет, и крепость пала,Русским путь открыт на Будапешт,Армия Брусилова устала,Обороной, занявшись тех мест.

Нам снаряды б, что нам слава!Ставка оставалась к ним глухой,Сладостным виденьям предаваласьА прогноз был ясный, здорово – плохой!

Предвестник катастрофы

11-я германская армия под командованием Макензена получила приказ нанести таранный удар по русским у Горлице, в Галиции. Главный удар был направлен против Х русского корпуса. Против корпуса были выставлены 50 батарей тяжелых орудий и сотни полевых, У русских было всего четыре тяжелых орудия. Отвечать на удары немецких орудий было нечем. Выделялось по 5—10 снарядов на день. Уступали русские орудия и в дальности стрельбы. Их выстрелы не могли поразить орудия врага, когда тот мог своими ударами поражать русские цели. Устилая трупами землю, немцы шли на восток. Русские отступали. За год прежде великолепная кадровая армия исчезла, вместо нее пришла необстрелянная молодежь. Но, уступая старикам по выучке, молодые сражались храбро, Не отставали и полковые священники. Их часто можно было в черных рясах видеть на поле сражения.

Теперь иные времена,И немцы стали осторожны,Наукой стала им война,А на войне и все возможно.

На русский ствол, немецких – сотни,И бьют подальше, чем у нас.Что сделает казацкий сотник,Коль грянут все, в неровен час.

Утюжат долгими часами,У наших пушек – недолет.Ад – на земле, под небесами,Противник прет, противник – прет!

И армия у нас не та,В болотах Пруссии осталась,Пришла на смену пестрота,А старой гвардии досталось!

Где те, гвардейские полки?Где наши унтер-офицеры?Где старые кадровики?Где наша выучка, к примеру?

На смену юноша пришел,С тупою шашкой и сигарой,В стену разрывов храбро шел,Солдатам, подражая старым.

Поскрипывает портупея,Перчатки белые на нем.Мальчишечья худая шея,Кричит: «Ребята, немцев бьем!»

И безвозвратно исчезает,Совместно с прибывшею ротой,В дыму сражений флаг мелькает,Там гибнет русская пехота!

Позиционная война

Снег траншеи укрыл, наступила зима,Паутинкой морщин вся покрылась Европа,И шрапнелью плюется старуха война,Поражая солдат, что укрылись в окопах.

Передышка дана, да дороги трудны,Их укрыли снега, без саней не проехать,Пищи просит голодное брюхо войны.«Нет снарядов!» – ей тыл отвечает, как эхо.

Сеть железных дорог у противника есть,Пополненья идут, и составы несутся,А в России остались только вера и честь,Да чиновников тьма – в министерствах пасутся.

Скоро стают снега, и просохнет земля,Устремятся полки из России на запад,Многолика славян, да не дружна семья,Ей печаль не хранить, хоть страдать, ноне плакать!

Февраль-март 1915 г.

Русские уходили из Восточной Пруссии, подавленные превосходством врага, особенно в артиллерии. На каждый русский орудийный выстрел, немцы отвечали десятью. Огромные тяжелые, словно чемоданы, снаряды немецкой тяжелой артиллерии вспарывали русские окопы. Тщетно взывали русские войска к своему тылу: «Снарядов! Дайте снарядов!»

Трясется земля, и воздух трясется,Взвивается столб из дыма, огня.И, кажется, тело с душой расстается,И мысленно молит: «Хотя б не меня!»

И снова я слышу шипенье снаряда,И выстрел далекий, как будто хлопок,И снова снаряд разрывается рядом,Смотрю, отупело, как будто оглох!

Осталось живое ль на месте разрыва?Иль только куски человеческих тел,Идет методично, не торопливоПо нашим окопам немецкий обстрел.

Израсходовав уйму снарядов, положив десятки тысяч своих солдат, немецкое командование убеждалось в том, что русский фронт так и не прорван, что русские отступили, сохраняя порядок боевых рядов.

При дворе

При дворе так много родовитых,Их отличить друг от друга нечем,Лаврами и лентами увитых,Мудрости печатью не отмечены.

Сколько здесь ханжей и лицемеров,Под монаршим взглядом маслом тают?Сколько женщин служит здесь Венере,Красотою ей не уступая?

Путь наверх продуман четко, ясно,Как заполучить здесь чин?Нужно отыскать одну, прекрасную,Среди близких государю женщин.

Сколько здесь блестящих генералов,Не бывавших никогда в сражениях?Их судьба от битв оберегала,Ждут чинов, по службе повышения.

Сколько государственных мужей,Милостями царскими осыпанных?Сколько здесь рождается идей?Только жаль, что нет теперь Столыпиных!

А придет беда, что будут делать?Как и из кого тут выбирать!Разве можно ожидать победы,Если глупых окружает рать!

Да, государю-императору не позавидуешь! В мирное время можно и посредственность терпеть близь себя. Война заставляет на все взглянуть по иному. Здесь нужны не только тактики, но и стратеги, нужны решительные и смелые. А выбирать их из нечего. Началась министерская чехарда. Стоит только взглянуть на смену одних премьер-министров, чтобы понять положение, в котором находился Николай Второй. Не очень талантливого Горемыкина сменил Б. В. Штюрмер, 68 летний «святочный дед, ставленник Григория Распутина и императрицы. Он был невеждой во всех областях, с которыми ему пришлось соприкасаться. Он не мог связать и пары слов, приходилось все записывать и читать «по тетради». 9 ноября 1916 года премьером стал Н. Ф. Трепов. Вот что о нем писал сам царь в декабре шестнадцатого: «Противно иметь дело с человеком, которого не любишь и не доверяешь, как Треп. Но раньше всего надо найти ему преемника, а потом выталкивать его, – после того, как он сделает грязную работу» На рубеже 1016—1917 года премьером был назначен князь Н.Д.Голицын, старый вельможа, долго отказывавшийся от этой высокой должности.

Кому война, а кому – мать родна

А поражения идут,А планы – не сбываются.Все хуже русские живут,А кто-то наживается.

За все берет в три дорога,Мошной своей не делится.Похуже внешнего врага,А русский, что не верится!

Не гнал хотя бы «липу», брак,Был патриотом, вроде бы,Будь я России злейший враг,Ему повесил орден бы!

На поставках в армию наживали целые состояния, и все же были не довольны, полагая, что царская власть сковывает предпринимательскую инициативу. Борьба шла за те фабрики и заводы, которые оставались казенными (государственными) Приведу только цифры по ГАУ (главное артиллерийское управление):

122 мм. гаубичная шрапнель на казенных заводах обходилась государству по 15 рублей,

на частных она уже была по 35 руб. Барыши в некоторых случаях составляли более 1000%.

Как то начальник ГАУ Маниковский пожаловался царю, сетуя на произвол предпринимателей, на что царь ответил:

«Ну, и пусть наживают, лишь бы не воровали»

«Но это же открытый грабеж!» – воскликнул Маниковский.

Царь вздохнул: «Все-таки не нужно раздражать общественное мнение»

Похоже, что император понимал, что происходит, но влиять на это уже не мог.

Великий князь

Николай Николаевич понимал, что на фронтах происходит что-то непонятное. О готовящихся действиях его войск неприятель почему-то узнавал еще до того, как о них оповещались сами участники. Не хватало снарядов. Великий князь пытался разобраться в этом вопросе. Оказалось, что генерал Сухомлинов заключил с американцами договор о поставке снарядов, Установленные сроки поставки они не выполняли. А зачем им было торопиться, если от Сухомлинова они получили огромный аванс золотом. В Могилеве, в ставке произошел интересный разговор между председателем Думы Родзянко и Николаем Николаевичем. Родзянко обратился к генералу с вопросом:

«Ваше высочество, как же так, нельзя же палками драться!»

На это великий князь ответил: «Я должен сказать одно: я верующий человек и мне остается надеяться на милость божью. У меня нет винтовок, нет снарядов, нет сапог, и я к вам, как верховный главнокомандующий, предъявляю требование как к председателю Государственной Думы – поезжайте в Петроград и обуйте мне армию, я видеть этого не могу, войска не могут сражаться босыми» Дума потребовала генерала Сухомлинова предать суду. Тот был заключен в Петропавловскую крепость.