Я сноходец - Алекс Войтенко

— И что же? Я должен был терпеливо сносить их удары, не отвечая на них. А ничего, что их было трое⁈

— Но палка не выход из положения! — произнесла директриса. — Можно было бы решить вопросы мирным путем.

— Например? — спросила моя мама.

— Например просто убежать. Или позвать на помощь. — ответили ей.

— А после этого меня будут все тыркать и обзывать трусом? И вы считаете, что после этого все бы закончилось? — не выдержал я. — Уж лучше я буду ходить с палкой!

Итогом всей разборки стала постановка меня на учет в детской комнате милиции и некоторый скандал, произошедший дома. Пообещав маме никогда не начинать драки первым, я ее немного успокоил, хотя возможно мне это показалось.

Правда уже на следующий день стоило одному из моих противников чем-то пригрозить мне, я сразу же ответил ударом, даже не пытаясь что-то сказать в ответ.

В общем вскоре меня оставили в покое, за глаза называя психом, а иногда и зверенышем по моей фамилии, за готовность начать драку по любому поводу и готовность использовать в ней любой подручный материал, не зависимо от того, что удар, например, арматурой может и изрядно покалечить. Что однажды чуть было не произошло.

Подобное не прибавило мне друзей, зато и враги старались обходить меня стороною. Зато теперь никто не привязывался ко мне в плане выделения из толпы.

Отец тоже с некоторых пор старался сильно меня не задевать, после одного случая, когда получив очередную затрещину я вызверился и попер на него вооружившись лопатой.

Разумеется, лопата была моментально вырвана из моих рук, а я получил хорошую взбучку ремнем. Но видимо сам факт того, что я поднял на него руку, плюс давно известные ему жалобы на меня со стороны родителей, пострадавших от моей ярости пацанов, заставил несколько призадуматься. И решив не накалять и без того не самые радужные отношения, затрещины и тычки с его стороны, практически прекратились. Но с другой стороны появился запрет буквально на все. Мне было запрещено брать инструменты отца, подходить к его мотоциклу, который появился чуть позже, встревать в разговоры, когда меня об этом не спрашивали, даже просто появляться ему на глаза в отсутствие матери. Разумеется, вслух об этом не говорилось, но любое нарушение тут же пресекалось. Причем не обязательно силовыми методами. Обычные тычки и затрещины, практикуемые отцом, ранее превратились в мелкие подлянки, иногда исполняемые им самим, а иногда и сестренкой с подсказки папы. И даже несмотря на то, что в итоге всего этого чаще всего страдал именно я, но и виноватым делали тоже именно меня. В один голос утверждая, например, что это именно я поставил ведро с водой на дверь, и сам же под него вляпался. Потому и убирать лужу мама заставляла именно меня и в редких случаях сестру, но после этого подлянки в моем отношении на некоторое время даже ужесточались.

В общем я хотя и жил во внешне дружной семье, но был своего рода изгоем в ней. Хотя это касалось исключительно отца и сестры. Мама или не догадывалась об этом или не желала того. Хотя скорее первое, потому что все вышесказанное происходило именно в ее отсутствие. В те же моменты, когда она могла что-то услышать, отношения превращались в слащаво-приторные. Меня тут же называли ласковыми словами, мягко журили за какой ни будь проступок, всем своим видом показывая, что у нас все очень хорошо и в семье нет никаких проблем.

К этому времени я давно вырос из детского велосипеда, который вначале перешел в пользование сестры, а после был благополучно переделан в садовую тележку. После переезда в Спутник мама купила мне взрослый велосипед. Вначале хотела остановиться на «Орленке» — велосипеде, чуть меньшего размера, но немного подумав и видимо согласовав этот вопрос с отцом купила мне взрослый велосипед «Урал» со скошенной дамской рамой. Видимо из расчета дальнейшей его эксплуатацией сестрой. И хотя я первое время не мог в силу своего роста достать до педалей с седла, меня это ничуть не останавливало от покатушек стоя на педалях.

Чуть позже у нас дома появился мотоцикл. Уж не знаю, на какой свалке отец его нашел, но это чудо действительно было раритетным. Больше всего в нем меня и всех соседских мальчишек удивляла как ни странно именно коляска. И, наверное потому, что на передней ее части стояла странная конструкция служащая, по словам соседа-военного для установки там пулемета.

Из услышанного случайно разговора родителей я узнал, что сей мотоцикл действительно прошел почти всю войну и был привезен в Ташкент в качестве трофея.

Отцу он достался за смешные деньги из-за того, что в нем ничего не работало. Фактически на тот момент это была телега на трех колесах.

Где-то с полгода отец упорно пытался его завести, и когда это наконец произошло, тут же продал его, наверное устав от вечных ремонтов. Спустя месяц или два после продажи во дворе появился другой, более современный мотоцикл ИЖ-П56. Правда ему уже было больше десяти лет, но он хоть и выглядел не новым, но был вполне рабочим.

После появления своего транспорта мы, вместе со всей семьей стали часто выезжать для отдыха на речку или в горы. Правда в горы все же реже, потому что вчетвером на мотоцикле ехать оказывается было нельзя, но вот на речку вполне допустимо. Разница состояла в том, что для поездок в горы было необходимо пересекать город, хоть и по окраине, но тем не менее была возможность нарваться на пост ГАИ. И в итоге лишиться прав. На речку же проехать было гораздо проще. В нашем районе не так часто расхаживала милиция, а от нашей квартиры до въезда в ближайший колхоз, где о Гаишниках никогда не слышали было чуть больше пары сотен метров. Правда и до самой реки было их около пяти километров, поэтому съездив туда пару раз с родителями на мотоцикле, все остальные выезды я добирался туда на велосипеде. Так мне было гораздо удобнее и интереснее. Если на мотоцикле все же старались придерживаться дорог, я выбирал для поездок тропинки, а иногда вообще ехал напрямую через поля в итоге добираясь до места гораздо быстрее остальных.

Глава 2

Юность

Беда пришла совсем не с той стороны,