Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Манфреди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этих словах все в шатре затихли, словно между собравшимися поселился дух великого монарха, на вершине своей славы павшего от кинжала убийцы.
— Ладно, — заключил Александр. — Так или иначе, это не меняет наших планов. Завтра мы двинемся вглубь. Пойдем выкуривать льва из его логова.
Во всем изведанном мире ни у кого не было такой хорошей и точной карты, как у Мемнона Родосского. Говорили, будто эта карта явилась результатом тысячелетнего опыта мореплавателей с его родного острова и была создана искусством некоего картографа, личность которого держалась в тайне.
Греческий наемный полководец разложил карту на столе, придавил ее края подсвечниками, потом взял из ящика с играми одну шашку и положил на точку между Троадой и Фригией.
— В данный момент Александр находится примерно здесь.
Вокруг стола собрались все члены высшего командования персов, все в военных доспехах, в штанах и сапогах: Арзамен, правитель Памфилии, Арсит, правитель Фригии, кроме того, Реомитр, командующий бактрийской конницей, Росак, и верховный командующий, сатрап Лидии и Ионии Спифридат — огромный смуглый иранец с глубоко посаженными черными глазами, председательствующий на совете.
— Что посоветуешь? — спросил грека последний. Мемнон оторвал глаза от географической карты. Это был человек лет сорока, с проседью на висках, с мускулистыми руками и тщательно ухоженной бородкой, подправленной при помощи бритвы, отчего он напоминал одного из персонажей, изображаемых греческими художниками на барельефах и вазах.
— Каковы известия из Суз? — спросил грек.
— Пока никаких. Но еще пару месяцев ждать существенных подкреплений не следует: расстояния огромные, а времени для набора войск требуется немало.
— Значит, мы можем рассчитывать лишь на свои силы.
— По сути дела, да, — подтвердил Спифридат.
— Числом мы уступаем.
— Не много.
— В данной ситуации мы уступаем существенно. У македонцев грозные боевые порядки, самые лучшие. Они разбивали в чистом поле войска всех типов и всех народов.
— И, следовательно?
— Александр старается спровоцировать нас, но, я думаю, нам лучше избежать лобового столкновения. Вот мой план: запустить вокруг него большое число конных дозоров, чтобы они постоянно сообщали о его передвижениях, заслать шпионов, чтобы докладывали нам о его намерениях. И отступать перед ним, оставляя за собой выжженную землю, чтобы врагу не доставалось ни зернышка, ни единого источника пресной воды. Нашим подвижным конным отрядам — непрерывно совершать наскоки на небольшие контингенты, которые Александр будет отправлять на поиски провизии и фуража для коней. Измотав противника голодом и лишениями, мы атакуем его всеми нашими силами, а тем временем наш морской экспедиционный корпус высадит войско на территории Македонии.
Спифридат долго и задумчиво смотрел на карту Мемнона, проводя рукой по густой курчавой бороде, потом обернулся и направился на выходящий к полям балкон.
Долина Зелеи была чудесна: из окружавшего дворец сада поднимался горьковатый аромат цветущего боярышника, сладко и изысканно благоухали жасмин и лилии, на весеннем солнце сверкали белоснежные кроны цветущих черешен и персиков — растений, достойных богов и произраставших в их парадизе [4].
Сатрап посмотрел на леса, покрывавшие склоны гор, на дворцы и сады других персидских вельмож, собравшихся у него за спиной вокруг стола, и представил, как Мемнон сожжет все эти чудеса, вообразил это изумрудное море пустыней углей и дымящейся золы. Он резко повернулся и сказал:
— Нет!
— Но, господин, — возразил Мемнон, приблизившись, — хорошо ли ты оценил мой план? Я помню, что…
— Это невозможно, — оборвал его сатрап. — Мы не можем уничтожить наши сады, поля и дворцы и бежать. Прежде всего, мы так не воюем. А, кроме того, безумие самим же навлекать на собственные земли напасти более тяжкие, чем те, что сможет нанести враг. Нет. Мы встретим его и прогоним. Этот Александр — всего лишь дерзкий мальчишка, заслуживающий сурового урока.
— Прошу тебя учесть, — настаивал Мемнон, — что мой дом и мои владения тоже находятся здесь и я готов пожертвовать всем ради победы.
— Твоя честность не вызывает сомнений, — ответил Спифридат. — Я говорю лишь, что твой план неприемлем. Повторяю: встретим македонцев и прогоним их. — Он повернулся к прочим военачальникам: — С этого момента держать все имеющиеся войска в полной боевой готовности. Вам надлежит призвать под наши знамена всех, до последнего человека. У нас не так много времени.
Мемнон покачал головой:
— Это ошибка, и вы это сами увидите. Но боюсь, что слишком поздно.
— Не будь таким пессимистом, — сказал перс. — Мы найдем выгодную позицию, чтобы встретить его.
— То есть?
Опершись на левую руку, Спифридат склонился над столом и начал водить по карте пальцем правой. Его палец остановился у голубой извилистой полоски, обозначавшей реку, что бежала на север, во внутреннее море — Пропонтиду [5].
— Скажем, здесь.
— На Гранике?
Спифридат кивнул:
— Тебе знакома эта местность?
— Более или менее.
— А я знаю ее как свои пять пальцев, поскольку не раз бывал там на охоте. Река в этом месте имеет крутые и глинистые берега. Труднодоступные, если не сказать непроходимые, для конницы и почти неприступные для тяжелой пехоты. Мы прогоним их, и в тот же день все вы получите приглашение на пир, сюда, в мой Зелейский дворец, чтобы отпраздновать нашу победу.
ГЛАВА 3
Когда на землю опустилась ночь, Мемнон вернулся в свой дворец на вершине холма — величественное строение в восточном стиле, окруженное парком с деревьями всевозможных видов; тут же было обширное поместье с постройками, возделанными пшеничными полями, оливковыми рощами и фруктовыми садами.
Много лет он жил среди персов как перс и был женат на знатной персиянке, Барсине, дочери сатрапа Артабаза, женщине невероятной красоты. Смуглая, с длинными черными волнистыми волосами, она была изящна, как серна с высокогорья.
Его дети — два сына, один пятнадцати, а другой одиннадцати лет — совершенно свободно говорили на языках отца и матери и были воспитаны в обеих культурах. Как персидские юноши они привыкли никогда, ни по какой причине не лгать, упражнялись в стрельбе из лука и верховой езде; как греческие юноши — исповедовали культ мужества и воинской доблести, знали поэмы Гомера, трагедии Софокла и Еврипида и теории ионийских философов. У них была смугловатая кожа и черные волосы, унаследованные от матери, мускулистые фигуры и зеленые глаза — от отца. Старший носил греческое имя — Этеокл, а младший персидское — Фраат.