«Спартак» и другие - Евгений Ловчев

Палыч зовет второго тренера, Анатолия Константиновича Исаева:

– Исайчик, есть заказ!

Исаев подает с фланга, Симонян бьет с лета, а Васька комментирует – это удар для «Пионерской правды», это гол для «Комсомолки», а это для «Советского спорта».

Проходит несколько минут, тренеры понимают, что все бегают, а Вася тут журналиста изображает.

– Вась, три круга, и в баню, – говорит Симонян.

Не надо думать, что Симонян был слишком мягким человеком, я на себе испытал это. В 71-м мы играли на Кубок с «Кайратом» в Москве. У Алма-Аты всегда была злая, неуступчивая команда.

У меня в самом начале футбольной карьеры сводило ноги в конце матча. Проблема больше психологичная – как подумаю о судорогах, так и они приходили. Вываливался за поле, и массажист разминал икры. Я не понимал, что происходит, доктора тоже не могли разобраться. Пил таблетки, но все равно не помогало: как 15 минут до конца остается, проблемы с мышцами возвращаются. И вот игра с «Кайратом», идет дополнительное время, все замены уже сделаны. И как всегда, у меня начинает сводить ноги.

Прошу нашего полузащитника, Колю Киселева, подстраховать меня на месте левого защитника, опасаясь не успеть за своим игроком. И в последние 15 минут Олег Долматов, игравший тогда за «Кайрат», на моем фланге мог дважды забить. Дважды мяч после его ударов попадал в штанги. Я с поля не ушел, хотя ноги сводило, и чувствовал себя героем – помог же команде.

В раздевалке Симонян мне, как теперь сказали бы, напихал. Ну, сейчас-то я понимаю, что он просто повысил голос, стал мне выговаривать за те два удара Долматова – мой же игрок! После игры, когда разъезжались по домам, я, молодой-горячий, сказал партнеру по команде, Вадиму Иванову, что с футболом закончил. Сейчас понимаю, что надо было раньше уйти с поля, попросив замену, и команда бы перестроилась, а тогда казалось – ну, я же герой, ногу скручивало, а все равно доиграл. И тем более – мы же победили!

Через четыре дня игра с ЦСКА в Лужниках. Я обижен, не приезжаю в Тарасовку на сборы. На матч пошел по билету и сел среди болельщиков. Сыграли 1:1, я поехал домой. Мне казалось, что началась другая жизнь, жизнь обычного болельщика.

Но тем же вечером позвонил Старостин. Говорили полтора часа, я горячился, сказал, что разочаровался в идеалах «Спартака», что Симонян не прав. Сейчас вспоминаешь; ну бред же, тренер прав! А тогда Николай Петрович слушал все это, успокаивал… И в конце сказал фразу, которую я и сейчас часто вспоминаю.

Часто слышу, как журналисты, комментаторы, работники клубов и даже пресс-атташе говорят: вот, это команда Ярцева, Романцева, Аленичева или Карпина. Ерунда, потому что люди приходят и уходят, «Спартак» остается и в него на какое-то время приходим все мы: тренерами, игроками… То же самое слышу и о сборной: команда Капелло, Адвоката, Хиддинка или Слуцкого. Нет, это сборная нашей с вами страны!

Старостин тогда сказал: «Женя, Симонян и Старостин – это еще не «Спартак». «Спартак» – это что-то большее, аура в стране, некое воспитание. Некий протест даже!»

Протест – в 70-е годы? Я долго думал тогда над словами Старостина, потому что знал о порядках в других клубах и сравнивал с той демократией, что мы, игроки, имели в «Спартаке». Воспитание и жизненный опыт не позволяли Старостину говорить свысока и что-то навязывать. Его любимые поговорки: «Ум хорошо, а два лучше», «Истина посредине», «Семь раз отмерь, один отрежь». Почему мы звали его Чапаем? Как мне рассказал Никита Палыч, прозвище это пошло еще с начала 60-х. В фильме «Чапаев» есть эпизод, когда комдив объясняет тактику ведения боя – расставляет картофелины на столе и говорил, где должен быть командир в той или иной ситуации. Так и Старостин – когда установку завершал тренер, вставал с места и добавлял что-то свое.

Когда Старостин сказал ту свою фразу («Спартак» – это нечто больше, чем Старостин и Симонян), все встало на место.

Руководители в «Спартаке» в то время были людьми мудрыми, много пережившими и повидавшими. Однажды на встрече ветеранов мы долго уговаривали сказать тост дочь Николая Петровича. Елена Николаевна долго не соглашалась, а потом сказала:

– Для отца «Спартак» был делом всей его жизни.

Насколько же это контрастирует с выражениями о том, что «Спартак» – это команда чья-то: тренера, владельца… Для меня «Спартак» на все времена – это общество и клуб Старостина.

В общем, Николай Петрович все разложил по полочкам.

На следующий день после разговора с ним я, как наблудивший котенок, приезжаю в Тарасовку. Там рядом с полем всегда был памятник Ленину, с клумбой, игроки шли по дорожке мимо Ильича на поле.

И вот иду, а с другой стороны Ленина – Симонян. Первая встреча после того, как я взбрыкнул. Идем, а между нами Ленин.

Здороваюсь, жду разноса – сейчас начнут жизни учить. Был к этому готов, и ответил бы, не стал молчать.

А Никита Палыч спокойно так говорит:

– Привет, Жень, иди на тренировку.

И все, конфликта нет. Представляю, сколько бы я наслушался о себе, окажись на месте Симоняна Бесков. Козырь Симоняна – умелое распределение обязанностей тренерским штабом, умение снимать напряженку, доверие, создание прекрасной обстановки.

Он никогда не замыкал все вопросы на себя. За соперников отвечал Сергей Сальников, и его рассказы, довольно простым языком, без запугивания соперником, мне запомнились. Симонян умело работал с молодыми. Его отличие от Бескова в том, что он не только умел дать старт юниорам, но и в тот момент, когда они что-то из себя уже представляли, говорить с ними, не унижая, но и давая понять дистанцию. Симонян, человек мягкий, умел резать по-живому. Именно Палыч отчислил из «Спартака» Нетто.

В период чемпионата, после сборов, я не помню тяжелых тренировок. Работа была поддерживающая, между играми на восстановительных тренировках играли в баскетбол. А Симонян натаскивал молодых. Брал меня, Папаева и показывал, как подключаться в атаку, как взаимодействовать, если я ухожу в атаку, кто кого страхует.

А с этими судорогами есть еще одна интересная история, напрямую со «Спартаком» не связанная. На углу Садового кольца и Сретенки в Москве располагался магазин, в котором отоваривались известные футболисты и хоккеисты, потому что директором был болельщик. Мяса вырубят получше, паштета дадут, икры.

Это не бесплатно, но современному читателю, привыкшему к изобилию в магазинах, надо объяснить – дефицитный товар в то время в обычном магазине было не купить, только со двора. И мы не бесплатно это брали, платили плюс давали билеты на футбол.

Как-то иду по залу – навстречу Михаил Иосифович Якушин. Увидел его – обалдел, великий же тренер, легенда, Хитрый Михей. Он говорит: «Привет, Хамрин». А Хамрин – великий шведский игрок, первый иностранец в итальянском футболе. Он постоянно выходил на поле со спущенными гетрами, играли-то без щитков.

А я в конце матча играл со спущенными гетрами, считал, что резинка давил на икры, и потому у меня ноги сводит. Я спросил, почему Хамрин-то?

Якушин ответил, что играю так специально «под Хамрина». Отвечаю, почти оправдываясь: мол, ноги сводит, что делать, подскажите? Уважительно так общаюсь. Он хитро улыбается, отвечает: «Хочешь дам совет, чтоб ноги не сводило?»

– Конечно, – отвечаю. Ну, думаю, рекомендует какие-то солевые таблетки, которые я не знаю.

И дальше Якушин говорит:

– Иди работай бухгалтером, руки сводить будет…

Хороший совет?! А лет через 10 после той истории в ложе на «Динамо» столкнулся с Якушиным. Поздоровался, а в ответ снова услышал:

– Привет, Хамрин!

А судороги вскоре ушли. В 72-м сборная готовилась к мюнхенской Олимпиаде, с нами работал психолог из Харькова. Был знаменит гипнозом, у него, рассказывали, женщины в этом состоянии даже рожали. И вот этот психолог-экстрасенс за несколько занятий смог снять у меня с подкорки эту тему с судорогами – больше не сводило! Но если я хотел решить проблему и доверял ему, то команда над психологом просто издевалась.

Перед второй тренировкой он обычно приходил на тихий час и начинал говорить: мышцы ваших рук расслаблены, вы спокойны, тепло разливается по вашему тему… Муртазу Хурцилаве, нашему защитнику, это сильно не нравилось. И он обычно перед сеансом давал команде установку: так, минуты через три показываем, что спим. Некоторые даже начинали храпеть. Экстрасенс заканчивал свой сеанс, уходил, а сборная начинала хохотать. Футболисты в его способности не верили, а мне это очень помогло.

Операция «Мохер», уход Симоняна

В 70-м, постчемпионском сезоне, «Спартак» занял третье место, а в 71-м выиграл Кубок, где соперником по финалу стал ростовский СКА. Перед финалом я и Анзор Кавазашвили получили травмы и в первом матче на поле не вышли. Я потянул заднюю, а у Анзора было что-то с пальцем руки, вроде бы заражение.

В ворота на финал поставили Йонаса Баужу, прибалта. Парень он хороший, но странноватый. Как-то я спросил: «Йонас, ты как к русским относишься?» А он и говорит: «Нормально. Дали бы автомат, всех бы перестрелял». Сказал вроде бы шутя, но мне запомнилось.