Под тенью Феникса - Андрей Годар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сначала мы думали, что Верхотурье, как и многие маленькие города без канализационной системы, пал жертвой эпидемий. Здесь действительно был обычный, средних размеров рассадник дряни, куда без ОЗК лучше не соваться. Но город вымер не от заразы и не из-за проблем с продовольствием. Я сам ходил туда несколько раз и могу сказать, что люди погибли, во-первых, одномоментно, а во-вторых, быстро. В домах была еда и всё, что нужно для жизни, а человеческие останки больше лежали на кроватях или на диванах. То есть, они успели почувствовать себя плохо, и этот момент продлился совсем недолго, понимаешь? Очень много тел было в больничном коридоре. Да, я специально нашёл больницу, и все догадки подтвердились. Хочешь знать, какие? Ты никогда не задумывался, почему нам так гладенько удалось завладеть железной дорогой? Почему на отрезке пути в пятьсот километров, от самого Челяба, мы ни разу не встретили сопротивления? Куда подевались все люди? Больше десятка крупных посёлков, и все они мертвы… Везде та же картинка, что и в Верхотурье, то есть ни эпидемией, ни войнами ни природными катаклизмами объяснить случившееся не получается. Как будто сама Смерть вот так взяла и прогулялась на север от Челябинска, до самой Туры, а может и дальше.
И тогда мне стало интересно, я начал копать информацию, в архивах открытых источников. Сам ведь знаешь – Урал ещё со времен Союза просто битком набит стратегическими силами. Начиная от частей РВСН и заканчивая хранилищами химического оружия. В общем, одно такое хранилище, позже перепрофилированное или, скорее, замаскированное под завод по уничтожению этого самого химического оружия нашлось аккурат под Челябинском. В полусотне километров к востоку… И какое хранилище! Больше пяти тысяч тонн зарина и VR, тринадцать процентов всего потенциала СССР! Даже если завод не филонил и реально уничтожил большую часть запаса, оставшегося уверенно хватало для того, чтобы зачистить сотни и сотни квадратных километров.
Объект этот достаточно крупный, хорошо выделяющийся на фоне всего окружения. Я уверен, что при выжигании Челябинска завод тоже могли уничтожить – считай, за компанию. А ещё я абсолютно уверен, что в тот день… двадцать третьего декабря две тысячи двенадцатого года над всем Уралом дул сильный южный ветер.
Военные отравляющие газы быстро распадаются, в этом их суть. Уже через пару месяцев от них тут и следа не осталось. Года через три восстановился животный мир. Растения вообще не заметили эту напасть, их нервно-паралитические субстанции не берут. А вот люди исчезли быстро и полностью. Так что здесь у нас ни врагов, ни союзников – никого нет. Остаётся лишь одно – колонизировать эти земли практически с нуля. Как снять людей с насиженных старых мест? Да как это всегда и делалось: налоговое послабление, увеличение помощи, содействие при переезде. Ну и близость к нашей твердыне, знаешь ли, дорогого стоит. Уверен, что вскоре от желающих отбоя не будет. Особенно когда электричество появится».
Обед оказался чудо как хорош для временного лагеря на краю стройплощадки: крупный жареный судачок, пшеничная каша, рагу из весенних овощей и кофе из цикория. Рыба – единственный пока еще непривозной продукт – водилась здесь в изобилии и подавалась к столу три раза в день. Как мне рассказали, перегородив сетью Актай в самом узком месте, где он впадает в Туру, можно было за ночь поймать столько рыбы, что её хватало на несколько дней пропитания. Больше проблем было с тем, чтобы её вытащить, почистить и приготовить. Немалая часть улова погибала, не дождавшись свидания с солдатской тарелкой.
Посуда вообще вся была одинаковой, из одной партии. Лёгкие миски и кружки, штампованные из тоненького металлического листа были очень неустойчивыми, обжигали руки и начинали ржаветь в местах скола покрытия. Но при этом, они чудесно составлялись в стопки, почти ничего не весили, и, что мне особенно понравилось, создавали особую атмосферу единства. Когда командующий питается такими же нехитрыми блюдами из покрывшейся пятнышками ржавчины плошки, что и солдат, это сближает. Создаёт правильный моральный климат. Так поступали едва ли не все великие военачальники, кто не спешил возвыситься за счёт мелкого комфорта, но сосредоточивался на важных делах. Приятно становиться в один ряд с такими личностями, как: Александр Македонский, Суворов, Наполеон, Фидель Кастро… Других имён сразу и не назову, но помню, что их ещё очень и очень много.
Впрочем, обедали мы в отдельной офицерской палатке. Да, именно так она и называлась, хотя никакого табеля о рангах ещё не существовало, но деление на рядовой состав, офицеров и генералов уже наметилось вполне чётко. Наши вооруженные силы росли, крепли и более своим устройством напоминали нормальную полноценную армию. Деление на автономные отряды под предводительством своенравных атаманов закладывало в рядах единой армии вроде как трещинки, которые со временем могли раздаться вширь, да и просто отдавало некой старинной неполноценностью. Ликвидировать такую структуру сразу и решительно было глупо, слишком уж многие бойцы разных рангов могли воспринять идею в штыки и поднять ропот, а потому мы позволили этой реформе проходить тихо и спокойно, естественным образом. Конечно же, мягко направляя ход этого процесса в нужном направлении. Любые конфликты старательно локализовались и подавлялись в зародыше, не преступая границ обычной бытовой ссоры между равными людьми. Вытравить из человеческого сознания деление людей на «своих» и «не своих» полностью невозможно – так уж мы устроены, но пока все атаманы полностью лояльны к Томми, серьёзных проблем ждать не приходилось.
На первый взгляд всё выглядело вполне спокойно и оптимистично. На второй взгляд – тоже… Но у меня росло нехорошее предчувствие, которым я никогда ни с кем не делился, потому что не мог описать его суть даже самому себе. Но, услышав о том, что в ближайшее время мы можем не опасаться никакой внешней угрозы, я, наконец, понял одну вещь.
– Значит, крупных баталий в обозримом будущем не планируется?
– Я думаю, бои скоро вообще прекратятся, – заметил Томми, отделяя от жареной рыбины спинку и отправляя её в рот, – если ты имеешь ввиду людей, конечно.
– Ну да, я о них. А чего серожопых-то бояться, мы со своей стороны калитку притворили наглухо.
– Да ну? Я когда уезжал, точка была заперта в бетонном боксе с бойницами и круглосуточным оцеплением.
– Именно так и было. Но! – я не отказал себе в удовольствии выдержать паузу и назидательно поднять в воздух длинную рыбью кость, – я, как твой заместитель, нашёл менее накладное, и не в пример более надёжное решение.
– Интересно, и какое же? – Томми подался вперёд.
– Мы заблокировали раздвижную рамку телепорта. Просто скрутили её тросом и повесили замок.
Томми прекратил жевать и посмотрел мне в глаза:
– Вы уверены, что это не повредит…
– Да, абсолютно. Мы для проверки попробовали запустить, так там нагрузка с механизма сбрасывается, чтобы привод не полетел. Затея дельная, охрану сократили до двух человек. И нет риска, что нам с того конца пришлют, скажем, бомбу.
– Ааа. Ну, смотри, с тебя же потом спрошу за каждый винтик, – Томми вернулся к содержимому своей миски, – как вообще исследование продвигается? Давненько от Шепа новостей не было.
– Там хорошо, много интересного. Но сначала я хотел с тобой поделиться одной мыслью.
– Ну, говори, что там.
Я придвинулся чуть поближе и слегка склонил голову. Любые разговоры о мятеже ведутся исключительно полушёпотом, будто из суеверного страха ненароком пробудить это страшнейшее событие:
– Как ты думаешь, чем будут заниматься бойцы, не видевшие врага месяцами и годами?
– Известно чем. Работать на стройках, тренироваться в поте лица, учиться. В спасательных операциях участвовать обязательно. Ты к чему клонишь?
– Ещё раз. Боец не видит врага. Он воспитывает свой характер, укрепляет тело, совершенствует навыки. Но ему не на кого направлять свою… природную непереносимость, скажем так. И, как, по-твоему, что будет происходить дальше?
Томми хмыкнул, дёрнул плечом, а потом поднял взгляд. Я продолжил:
– Ладно ветераны – они спаяны в боях и по мелочёвке ссориться не будут. Но молодые! Им же только повод дай. И этих поводов будет со временем больше и больше. Сначала это будут обычные разборки в коллективе – кто старший, кто сильный, кто решает. На уровне дедовщины. Потом пойдут бытовые моменты. Пойдёт своячество по отрядам, по баракам. Вспомни случай с обрезанной музыкой! Идея единой крепкой армии у нас кое-как работала, пока армия была меньше, и состояла из бывалых вояк. Но молодёжь в больших коллективах просто не сможет не делиться на группы. Поначалу эти группы будут соперничать между собой, потом дело может перерасти в серьёзные столкновения. Ты же изучал военную историю, знаешь, как оно бывает. Связисты против танкистов, десантники против инженеров… И здесь дело не в родах войск, которых у нас, конечно, не так много. Дело в людях, которые находятся рядом друг с другом, и по какой-либо причине думают о своих соседях, как о «других».