Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский

21 августа. Воскресенье. Всю ночь лил монотонный сильный дождь. Некоторый антракт был часа на три утром, затем опять полилось, и так на весь день. Мы очень мало выходили. Я подготовлял биографию и довел до 8 апреля 1697 г. Вечером письма и газеты. Отрадные известия о румынских успехах. Наши войска перешли через Дунай и идут по Добрудже – знакомые места235. Который раз уже нам приходится переходить через Дунай! Но генерал Саррайль что-то совсем не движется236. Неужели у него не хватает сил? Значение встречи его с русскими войсками понятно и для нас, невоенных людей.

22 августа. Понедельник. Дождя хотя и нет, но который уже день не видим солнца! Небо покрыто тучами, по временам летит мельчайшая водяная пыль из облаков. Очень холодно. Я много работал – до 4-х. Затем часа два гуляли по берегу. У нас началась укладка вещей, сборы в Москву. Вечером за столом с лампой у топящейся печи. Миня с большой охотой слушает Жюля Верна. Затем газеты с известиями о Греции237.

23 августа. Вторник. Холодно, на дворе 6°. Успел сделать очень мало, так как утром ездили с Миней в Песочное на лодке для устройства денежных дел на почте. Поднялся сильный противный ветер, я мог грести против течения с большим трудом, несмотря на очень небольшой груз в лодке. Мы пристали, не доехав до Песочного – пристани, и ходили туда пешком. После обеда Миня меня отрывал от работы, прося идти с ним встречать пароходы. Вечером мы с ним были у владелицы Шашкова М. В. Флинт, чтобы расплатиться. Она сказала, что поступила на Курсы на медицинский факультет. Вечер, как обычно, в столовой за газетами, очень мало давшими. Письмо от Платонова с удивлением, что ходатайства от Академии о пенсии семье С. И. Смирнова в Синоде еще нет. Странная медленность!

24 августа. Среда. У нас сборы в Москву и укладка. Я, впрочем, продолжал утром работать и довел биографию до 19 марта 1697 г. Подсчитав, я увидел, что за лето написано более дести 238 бумаги. Немало. После обеда делали прощальные прогулки в Кораново и затем по берегу. Вечер за газетами. Предстоящий переезд действует на меня крайне неприятно; является какое-то волнение, мысль о том, что пароход опоздает и т. д. Итак, прощай Шашково, прощай, тихое деревенское уединение и работа без помехи!

25 августа. Четверг. Утро у нас прошло в сборах в путь. В даче полнейший разгром. Напоследок погода нам улыбнулась; великолепный солнечный день. Удалось немного подвигаться по моей любимой береговой дорожке и в последний раз (до какого времени? а может, и совсем в последний, все возможно!) полюбоваться Волгой. В 2 ч. дня мы были уже на пристани; но пришлось подождать парохода до 31/2 ч. Миня в последний раз исполнял принятые им на себя добровольно и все лето замечательно аккуратно выполнявшиеся обязанности отдавания чалки при отходе парохода. В 6-м часу мы были уже в Рыбинске. Началась скучная история с наймом ломового, перевозкой багажа и т. д. Затем железная дорога, билеты, носильщики, багажи и пр.

26 августа. Пятница. Утром мы в Москве с большим опозданием и с досадным обстоятельством: багаж не пришел с тем же поездом. Ночь все-таки бессонная, делать ничего не мог. Прежде вся деятельность в день переезда и состояла в разгрузке; сегодня и этого не было. Москва поразила меня своим плохим видом: пыль, перегруженные трамваи, «хвосты» у лавок, публика, еще более плохо одетая, чем раньше. Сделал непременный визит «Русским ведомостям» для перемены адреса. Вообще день пропавший. Но с войны добрые вести. Близко падение Галича. Англичане и французы медленно, но верно и неуклонно продвигаются вперед239. Только на Балканах какая-то заминка! У себя на столе я нашел несколько книг: диссертацию М. В. Клочкова о Павле I240 и две книги Яковлева, обе незаконченные: «Приказ сбора ратных людей» и «Засечная черта»241. Первая производит – на первый, впрочем, самый поверхностный взгляд – впечатление чего-то очень сырого. Посмотрим. Все же русская история не стоит на месте. Пишу заметки за эти два дня 25 и 26-ое в Москве, 26-го вечером около 10 ч. Лиза уехала на вокзал выручать вещи, Миня спит у меня на диване полураздетый и прикрытый за неприбытием одеял старым дедушкиным халатом.

27 августа. Суббота. Утро прошло бесполезно, в разгрузке вещей. После обеда – визит в «Русское слово» для перевода газеты. Грустное впечатление производит Москва. Летом ремонта домов не было; все как-то потемнело, облезло, облупилось, обломалось, загрязнилось; все стало какое-то драное. Неприятно. Вечером оставался с Миней, читали. Так день – без всяких научных занятий. Забыл, впрочем, записать пренеприятный визит утром Е. И. Стратонова, опять лезущего с проектом держать магистерский экзамен, с которым он приходил ко мне года два тому назад. Ему теперь 44 года. Я решительно отказался руководить им и убеждал его бросить это дело, т. к. начинать его слишком поздно.

28 августа. Воскресенье. Утром ясная погода. Прогулка с большим наслаждением, и с грустью читал «введение» к магистерской диссертации С. И. Смирнова «Духовный отец в древней восточной церкви». Очень ясно и стройно написано. В первом часу пришел А. П. Басистов. Вечером мы с Л[изой] были у Богоявленских, где были Холи, Кузина, Д. Н. Егоров.

Разговоры о войне, об историческом журнале, о поползновениях С. Б. Веселовского на докторскую степень etc.

29 августа. Понедельник. Утром я отправился в участок, чтобы добыть карточки на сахар, выдаваемые полицией; но участок оказался закрыт по случаю праздника. Был затем на почте, отправлял ректору Академии [епископу Волоколамскому Феодору (Поздеевскому)] темы для семестровых сочинений. Проходя мимо церкви Успения на Могильцах, зашел туда и простоял всю обедню, восхищаясь красотою православной литургии. В первом часу ко мне приехал доцент Академии Н. В. Лысогорский и обедал у нас. Он получил уже степень доктора и все еще остается в доцентах, поэтому он и приезжал; но средств у меня помочь ему почти нет, так как очевидно, что против него имеет нечто ректор. Совет же Академии в делах, в которых ректор с ним не согласен, – пустая тень, призрак. Во время нашей беседы с ним звонил по телефону А. Н. Филиппов, просил оттиска статьи моей о Ростовцеве242. Ему Историческим обществом поручено составить историю освобождения крестьян, задача не из легких. Тон А. Н. Филиппова совсем минорный по поводу предстоящего уничтожения гонорара, прямо, говорит, жить нечем. Но, надо полагать, за многие годы, приносившие по 18 000, кое-что при его скромной жизни да сбережено. Эта иеремиада заставила меня рассмеяться. После ухода Лысогорского я начал читать диссертацию Яковлева243, и она стала меня подкупать рассыпанными там блестками таланта. Вечер дома.

30 августа. Вторник. Все утро и после обеда до 5 час. был занят перепиской статьи о С. И. Смирнове, но не переписал и половины ее. Звонил мне по телефону преподаватель истории Зарайского реального училища с жалобой на магазины Сытина, в которых нет первой части моего учебника. 2-ое издание разошлось, а 3-е не успело поступить в магазины244 – все же такой перерыв досаден. Он заезжал ко мне и взял у меня 15 экземпляров из моих. Вечером я был на именинах у Шурика [Богословского]. Затишье на нашем фронте, перед самым Галичем. Дня три тому назад газетчики продавцы вечерних газет выкрикивали: «Взятие Галича», но это оказалось ложным известием. В 1914 г. дело шло быстрее.

31 августа. Среда. День начался для меня весьма необычно: посещением участка, куда я ходил за карточками на получение сахара. Это мне сделали там весьма быстро и с большою любезностью. Заходил затем к Карцевым по этому же делу. Устраивал различные хозяйственные дела, и на них ушло все утро. После обеда переписывал статью о Сергее Ивановиче Смирнове. Звонил ко мне Ю. В. Готье, только что приехавший из Крыма; говорили о диссертациях Яковлева и о книге Веселовского. Вечером я опять был у Карцевых.

1 сентября. Четверг. Утро проведено также не по-обычному. Я отправился в Государственный банк, чтобы получить выигрыш, упавший на наш с братом общий билет 1 марта. Это оказалось вовсе не просто. Надо посылать билет с заявлением в Петроград и затем ждать несколько недель. В банке была масса народу, и я должен был претерпевать большие мытарства. Да все «государственное» отличается у нас большим беспорядком. В частных банках все бы устроили скорее и толковее. По дороге в банк я встретил А. Н. Филиппова, продолжающего тосковать об отмене гонорара. Он сообщил мне, что, обещав графу Ростовцеву, внуку освободителя крестьян, мою статью об этом последнем, он принужден был, так как оттисков у меня не оказалось, купить книгу «Деятели реформы», выдрать оттуда статью и послать. Нытье Филиппова меня порядочно увеселило, и я открыто выразил ему свою радость по поводу отмены гонорара, как меры справедливой и для филологов и провинциальных профессоров выгодной. После банка я был у казначея Университета за жалованьем, а также у секретаря Совета за послужным списком для школы, куда поступает Миня. В помещении университетских канцелярий грязно, темно, тесно, все облуплено и ободрано. Грустно смотреть. От всех этих хождений по финансовым делам я очень устал, так что не сразу мог приняться за работу.