Время Шамбалы - Александр Андреев

Э. М. Месмахер (жена А. А. Кондиайна), Дерекой, 1927 г.

А. А. Кондиайн с женой Э. М. Кондиайн наблюдают солнечное затмение в Мурмане, 1921 г. Архив семьи Кондиайнов

Лапландская экспедиция А. В. Барченко (1922 г.). Слева направо: лопарь-проводник, А. В. Барченко, Н. Барченко, Л. Н. Шишелова-Маркова, Ю. В. Струтинская, А. А. Кондиайн, неизвестное лицо, Семенов (корреспондент «Известий»). Архив семьи Кондиайнов

Одна из находок — камень-жертвенник (?). Архив семьи Кондиайнов

Справа налево: проводник, А. В. Барченко, Н. Барченко, Л. Н. Шишелова-Маркова, Ю. В. Струтинская. Архив семьи Кондиайнов

Елка в квартире Кондиайнов на ул. Красных Зорь, 1923 г. Архив семьи Кондиайнов

А. В. Барченко с учениками в Крыму (весна 1927 г.). Стоят: (справа налево) А. В. Барченко, О. П. Барченко, H. Барченко, А. Д. Солдатов, жена Солдатова, А. А. Кондиайн; Сидят: (слева направо) неизвестное лицо, Э. М. Кондиайн, Л. Шишелова-Маркова, дочь Солдатовых, Олег Кондиайн. Архив семьи Кондиайнов

А. А. Кондиайн в рабочем кабинете (конец 1920-х гг.). Архив семьи Кондиайнов

«Тибетские идеограммы» костромского отшельника М. Т. Круглова: «Дюнхор» (вверху) и «Шамбала» (внизу)

Археометр А. Сент-Ива д'Альвейдра

Глава Спецотдела при ОГПУ Г. И. Бокий 

А. В. Барченко, 1937 г. (снимок из следственного дела)

ЧАСТЬ II

Большевики в Тибете

Неизвестная страница из истории тайной дипломатии Кремля

Дипломатия, не должна исходить из того, что все будут бросаться в наши объятия. Дипломатия должна активно подготовлять стремление других сближаться с нами.

1. Тибет — «зерно между жерновами» двух великих империй

Впервые Тибет возник на политическом горизонте России в конце XIX века в связи с обострением англо-русского соперничества в Азии. Добровольно изолировавшийся от окружающего мира, он представлял собой в ту пору огромную Terra Incognita — Неведомую землю, которая неожиданно оказалась на пути двух встречных потоков империалистической экспансии — царской России с севера и Великобритании (Британской Индии) с юга. Таким образом Тибету, подобно Персии и Афганистану, суждено было стать еще одним «зерном, попавшим между двумя жерновами», говоря словами русского военного географа А. Е. Снесарева. Начиная с 1860-х гг. в течение нескольких десятилетий «Снежная страна» служила объектом интенсивных географических исследований, осуществлявшихся под эгидой англо-индийского «Главного тригонометрического бюро» в Дера-дуне и Императорского Русского географического общества в С. Петербурге. Постепенно Тибет начал привлекать к себе внимание английских торгово-промышленных кругов. В 1890 г. Англия установила протекторат над Сиккимом, гималайским княжеством, находившимся до того времени в вассальной зависимости от Лхасы, подписав договор с Китаем, формальным сюзереном Тибета, без ведома лхасских властей. А в 1893 г. этот договор был дополнен торговым соглашением, открывавшим сиккимо-тибетскую границу для английских товаров. Подобная «наступательная политика» (forward policy) Дели не могла не встревожить С. Петербург. В том же году чиновник Азиатского департамента МИД, более известный как врач тибетской медицины, П. А. Бадмаев выдвинул грандиозный проект мирного присоединения к России «монголо-тибетско-китайского Востока». Этот план, несмотря на всю его фантастичность и явно авантюрный характер, получил одобрение Александра III и субсидии из казны. В 1895 г. на разведку в Тибет Бадмаевым была отправлена группа бурят — торговых агентов. В Лхасе они тайно вступили в контакт со своим соплеменником, ламой Агваном Доржиевым, который проживал в Тибете уже около двадцати лет и пользовался большим влиянием при дворе Далай-ламы. Собранные ими сведения побудили влиятельного министра финансов С. Ю. Витте, в руках которого фактически находилась внешняя политика России, обратиться к Николаю II с докладной запиской, в которой, в частности, говорилось:

«По своему географическому положению Тибет представляет, с точки зрения интересов России, весьма важное политическое значение. Значение это особенно усилилось в последнее время ввиду настойчивых стремлений англичан проникнуть в эту страну и подчинить ее своему политическому и экономическому влиянию. Россия, по-моему, должна сделать все от нее зависящее, чтобы противодействовать установлению в Тибете английского влияния»[309].

Два года спустя (в 1898 г.) на Невских берегах неожиданно появился посланец XIII Далай-ламы Тубтена Гьяцо — упомянутый выше Агван Доржиев. С его помощью правитель Тибета пытался прозондировать почву относительно возможности политического сближения с Россией в целях защиты своей страны от английских притязаний. Тибетский дипломат получил аудиенцию у царя, который сочувственно его выслушал, однако ничего не обещал. В 1900 и 1901 гг. Доржиев еще дважды побывал в Петербурге с той же миссией в качестве доверенного лица Далай-ламы. Его последний визит увенчался некоторым успехом — Николай II письменно заверил тибетского первосвященника, что «при дружественном и вполне благосклонном расположении России никакая опасность не будет угрожать Тибету в дальнейшей судьбе его»[310]. Эта весьма расплывчатая формулировка была истолкована Лхасой как согласие русского «Белого царя» установить протекторат над Тибетом — заблуждение, имевшее для нее роковые последствия.

В действительности русское правительство таких целей перед собой никогда не ставило и, несмотря на поддержку бадмаевских планов, к тому времени, впрочем, окончательно рухнувших, и большую «азиатскую программу» нового царя, серьезных видов на Тибет не имело. Весь интерес Петербурга к Лхасе ограничивался преимущественно религиозной связью российскоподданных бурятов и калмыков со своим духовным главой, Далай-ламой. Связь эта, однако, была очень слабой, в силу изоляционистской политики лхасских властей, наглухо закрывших двери своей страны для посетителей с Запада. Запрет этот распространялся и на «русских буддистов», которым, чтобы проникнуть в священный город, приходилось выдавать себя за халха-монголов (жителей Халхи, или Внешней Монголии), подданных китайского императора. По сведениям Гомбожаба Цыбикова, «русская колония» в Лхасе в 1900 г. насчитывала около 50 человек — в основном бурятских лам, обучавшихся в монастырских школах в окрестностях столицы[311]. Петербург до того времени, по правде говоря, не придавал большого значения сношениям бурятов и калмыков с Лхасой, однако под влиянием посольств Доржиева, он начинает использовать этот чисто религиозный мотив в качестве весомого политического аргумента в своем споре с Лондоном.

Таким образом, наметившееся в начале века русско-тибетское сближение было порождено, с одной стороны, англо-русским антагонизмом, неожиданно обострившимся вследствие официальных дипломатических инициатив Лхасы, и, с другой — крайним политическим бессилием Цинской династии в Пекине, неспособной обеспечить неприкосновенность одной из своих вассальных территорий. Впрочем, сюзеренитет Китая над Тибетом к этому времени носил уже чисто символический характер — во всяком случае пекинский резидент в Лхасе («амбань») не оказывал какого-либо влияния на внешнюю политику страны, о чем убедительно свидетельствует факт обращения Далай-ламы за помощью к России. В этой связи необходимо также отметить исключительно важную роль Доржиева, чье умелое и настойчивое посредничество в конечном счете и привело к русско-тибетскому сближению.

Агван Лобсан Доржиев (1854–1938), забайкальский бурят по рождению, обосновался в Лхасе в начале 1870-х годов[312]. Здесь, в крупнейшем монастыре Дрепунг, он получил высшее конфессиональное образование и степень «лхарамба» — тибетского доктора богословия. Вскоре после этого Доржиев был назначен одним из учителей юного Далай-ламы, точнее, одним из его семи «цан-шавов» — партнеров для упражнения в философских диспутах. Это позволило бурятскому ламе завязать дружеские, доверительные отношения со своим августейшим «учеником» — фактически он стал фаворитом Далай-ламы и начал играть ключевую роль на лхаской политической сцене. В середине 1890-х, когда Далай-лама достиг своего совершеннолетия, Доржиев сформировал новый внешнеполитический курс Тибета, переориентировав страну на царскую Россию. Держава русского царя, убеждал он тибетского правителя, в силу своей враждебности Англии, могла бы стать защитницей Тибета. Сама же Россия покуситься на Тибет не смогла бы, поскольку находилась слишком далеко от его границ. Но главное, на что делал упор Доржиев, — в России «беспрепятственно процветает буддизм» и даже сам царь открыто благоволит «желтой вере»[313]. В результате Доржиеву удалось создать прорусскую партию при дворе Далай-ламы в противовес уже существовавшим прокитайской и проанглийской группировкам. Сторонники сближения с Россией окончательно одержали верх после того, как в конце 1901 г. тибетские послы торжественно доставили в Лхасу царскую «грамоту» — уже упоминавшееся письмо Николая II на имя Далай-ламы.