Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - Василий Звягинцев

– Как раньше говорилось на Российском флоте: «Команда имеет время обедать. Свистать к вину и на обед!» – к случаю вспомнил Шульгин. – Распорядись, любезнейший, – обратился он к Арчибальду.

– И не забудьте Удолина позвать, иначе он обидится, – добавил Новиков.

Когда до встречи с рифом оставалось меньше получаса, Арчибальд окончательно уточнил курс авианосца. Как и предполагалось, отклонение на десять с половиной градусов до сих пор не заметили ни на одном из кораблей эскорта. Всё-таки разбаловались люди за последние полвека. Раньше вахтенный начальник каждые десять-пятнадцать минут обязательно поглядывал на показания главного путевого компáса, устраивая рулевому выволочку за каждый градус колебаний вправо-влево. Сейчас на мостиках авианосца и других крупных кораблей имелись, по уставу, вполне работоспособные магнитные, прошедшие устранение девиации компаса, только никому и в голову не пришло бы их расчехлять. Да и этот нетривиальный шаг ничего бы не дал: магнитное поле Земли вокруг эскадры контр-адмирала Паркера исказилось в точном соответствии с изменением всех остальных параметров.

– Скорость группы – двадцать два узла, – сообщил повернувшимся к экрану гостям Арчибальд. Удолин тоже не ушёл, покончив с обедом. Ему тоже было интересно воочию понаблюдать, как работает магия применительно к военно-морским делам. Потому что, с его точки зрения, магией являлись системы мышления, при которых человек осознанно обращается к неким тайным (для большинства окружающих) силам с целью влияния на события, а также реального или кажущегося воздействия на состояние материи; символическое действие или бездействие, направленное на достижение определённой цели сверхъестественным (для нынешнего уровня познания) путём.

Так что дистанционные манипуляции Арчибальда с полями, электронными устройствами и деталями рельефа земной поверхности полностью под это определение попадали. Сам некромант тоже умел в этой области многое, но, так сказать, несколько на других уровнях и в других планах бытия.

– Начинай ускорение, – сказал Шульгин. – Плавненько, но чтобы к месту встречи клиент подошёл на всех своих тридцати двух узлах… У «Титаника» было примерно двадцать пять? Вот и посмотрим, чего стоят сто лет прогресса в теории непотопляемости…

– Циник, – без осуждения произнёс Новиков.

– А чего циник? – возмутился Сашка. – Я читал – на «Титанике» и сталь корпуса была не та, и отсеки неправильно расположены, и теория остойчивости и непотопляемости неотработанная, наш цусимский опыт не учитывала. А теперь, после Второй мировой, они же умные?

Командующий АУГ контр-адмирал Абель Паркер, командир «Рейгана» коммодор[130] Леви Вудбери и командир авиакрыла кэптэн Дэвис Лонг сидели за откидным столиком на правом крыле мостика шестого яруса центральной надстройки-острова авианосца. Они обсуждали всего час назад полученный шифрованный приказ командующего Тихоокеанским флотом[131] прекратить выполнение всех текущих задач и немедленно следовать в Сан-Франциско, на базу Резервного флота, где и ждать дальнейших указаний.

Поговорить было о чём. Приказ сам по себе звучал странно. «Рейган» входил в состав Седьмого оперативного флота и постоянно базировался на японских Йокосука и Пёрл-Харбор. В Сан-Франциско он ни разу не заходил за всю свою жизнь, да и для размещения целой авианосной группы тот порт был мало приспособлен. Но – приказ есть приказ.

Правда, до места назначения – почти семь тысяч миль, и шлёпать туда почти две недели. Значит, намечается нечто чрезвычайное и непонятное одновременно – это же сколько топлива и прочих расходных материалов уйдёт на перебазирование полутора дюжин кораблей, семидесяти самолётов и почти тридцати тысяч офицеров, специалистов и матросов!

На всякого рода мысли наводило и распоряжение о тщательной проверке кораблей и баз на предмет возможного терроризма и саботажа, выявлении лиц, имеющих или могущих иметь отношение к антигосударственной и антиамериканской деятельности (в чём тут разница, моряки пока не поняли, но она несомненно была, раз в секретном министерском документе эти два определения стояли рядом и не через запятую, как синонимы).

Особый интерес и в целом удовлетворение вызвал пункт об исключении из флотского лексикона самого термина «политкорректность». Отныне все вещи и явления следовало называть своими именами, а не прятаться за эвфемизмами.

– Это что же, теперь в случае чего я могу, как встарь, назвать матроса «грязный ниггер», и он не подаст на меня в суд, а «общественность» и журналисты перестанут впадать в истерику, если я выгоню с корабля всех педиков и лесбиянок, невзирая на чины и должности? – хищно оскалил зубы коммодор Вудбери.

– Всё это стоит как следует обдумать, а пожалуй, и попытаться выяснить причины происходящего по личным каналам, – задумчиво ответил адмирал. – У каждого, надеюсь, есть такие.

Возражений слова командующего не встретили, поэтому адмирал и старшие офицеры АУГ, не произнося вслух ничего лишнего, решили приступать к реализации приказа не особенно спеша. А пока что просто занялись тем, что на Руси зовётся «военно-морской травлей». Тут можно, забыв о чинах присутствующих, порассуждать о высокой политике, вспомнить интересные случаи из морской практики. Ну и о женщинах, разумеется, поговорить, проведя сравнительный анализ стáтей и умений сослуживиц, число которых на эскадре достигало едва не пятой части офицеров и матросов (половина, увы, – не той ориентации, после известного вердикта Верховного суда) и штатских японок и филиппинок лёгкого поведения.

А сама по себе новая боевая задача казалась скорее приятной – переход через весь Тихий океан (это почти четверть экватора), приличные выплаты «за дальний поход» и иные, связанные со сменой места дислокации. Да и возможность отдохнуть от надоевшей азиатчины в одном из самых красивых и культурных городов США – сама по себе многого стоит.

Минут через пятнадцать адмирал предложил спуститься к нему в салон и немножечко выпить, «для прояснения обстановки», как он выразился. «Сухой закон» в походе для личного состава, конечно, существовал, но на высший и старший комсостав он не распространялся, люди взрослые и ответственные, сами знают, чего, когда и сколько.

Адмирал Паркер вдруг напрягся, взглянув на державшийся по правой раковине[132] крейсер «Банкер Хилл». Опыта ему хватило, чтобы мгновенно заметить непорядок.

– Смотрите, Леви, – окликнул он командира авианосца, – с чего это мы вдруг увеличили ход? Разве была команда?

Действительно, гигантский корабль явно шёл гораздо быстрее, чем всего полчаса назад. Прибавил не меньше пяти узлов.

– Что за чёрт? Я ничего такого не приказывал! Да и с мостика ничего не докладывали! Что там вытворяет этот Гэтсби? – Коммодор имел в виду своего старшего помощника, заменявшего командира в ходовой рубке.

Вудбери дёрнул тяжёлую стальную трубку телефона прямой связи, закреплённую на переборке.

– Чарли, в чём дело? Что значит в чём? Мы ускоряемся, ты разве не видишь?

– Ничего страшного, кэп, всё под контролем. Я просто решил немного погонять механиков. Проверить, не спят ли они. Заодно уточнить, как быстро мы сумеем набрать полный ход. Вдруг русские прилетят по нашу душу? Ха-ха-ха!

Больше, чем слова и действия помощника, коммодору не понравился его смех.

– Да он что, травкой обкурился, если не хуже? – повернулся командир к адмиралу, не слышавшему слов из рубки.

– Сэр, с Гэтсби что-то не в порядке. Он сказал, что для тренировки решил дать авианосцу полный ход. На случай, если русские прилетят…

– На этот случай нужно отрабатывать разворот против ветра, – вставил командир авиакрыла, – а не гонку за ним. Мои птички хоть и не поршневые, но взлетать против ветра любят всё-таки больше.

– Пойдёмте в рубку, – сказал адмирал. – Сами посмотрим, что там творится.

«Рональд Рейган» продолжал набирать обороты. На жидкокристаллическом дисплее лага выскочили уже цифры «28». Когда адмирал с командирами и свитой присоединившихся по пути штабных офицеров, нюхом учуявших настроение своего шефа и возникших в переходах «острова» как бы из ниоткуда, появились в длинной дугообразной рубке, удивительно малолюдной по сравнению с её размерами и количеством пультов, экранов, джойстиков и манипуляторов абсолютно непонятного постороннему человеку назначения, скорость авианосца подходила к тридцати.

Коммандер Гэтсби повернул к адмиралу улыбающееся лицо.

– Очень хорошо идём, сэр. И это при том, что мы уже год не проходили докования…

– Вы что, пьяны? Или сошли с ума? Кто вам позволил такие шуточки на вахте? – Адмирал смотрел на коммандера, не понимая, что происходит. Подчинённые ему офицеры очень хорошо знали, что Паркер не выносит ни малейших вольностей в общении. Даже лишнее слово или неподходящий к обстоятельствам жест мог вызвать взрыв неконтролируемых эмоций. А Гэтсби нагло усмехался и разговаривал, будто с приятелем в портовом кабаке.