Древо жизни. Книга 3 - Владимир Кузьменко

– А ведь действительно. Их, наверное, захватили во сне. Сейчас проверю.

Он снова обратился к Ореаде на языке Дука.

– Скажи своим подругам, чтобы оделись.

Ореада перевела его пожелание. Женщины стали вдруг смеяться, но постепенно разошлись по уцелевшим домам и появились снова в лёгких туниках.

– Спроси у своей знакомой, нет ли поблизости другого племени? Ведь надо пристроить этих красоток, у которых кентавры перебили всех мужиков.

– Я уже спрашивал, – ответил Владимир, но послушался друга и повторил вопрос.

– Мы не знаем, есть ли поблизости другие племена, – ответила Ореада и добавила: – Разве вы не возьмёте нас с собой к своему племени?

Владимир перевёл ответ девушки.

– А что? – оживился Игорь, – это идея! У нас как раз не хватает женщин! Здесь, правда, на всех не хватит, нас ведь около пяти тысяч, но мы с тобой по праву первопроходцев будем иметь по жене. А? Как ты думаешь?

– Я не против. Но не знаю, как на это посмотрит отец.

– Положительно. Поверь мне, что положительно.

– Не знаю, – все ещё сомневался Владимир, – имеем ли мы право? Надо поспрашивать у нашего раненого лапифа. Может быть, он знает, где находятся другие племена людей. Отправляйся к катеру и пригони его ближе сюда.

– До скорого свидания, красавицы! – весело крикнул Игорь и направился к пролому в стене.

Игорь вернулся через какие-то полчаса. Он был смертельно бледен.

– Скорее! – закричал он на бегу. – Надо уходить немедленно!

В ПЛЕНУ У ЗМЕЯ

Самка Пифона проснулась от предчувствия страшной беды. Все её десять сердец колотились в бешенном ритме, разгоняя кровь по длинному трехсотметровому телу. Оцепенение сна исчезло. Самка сползла с холма, на котором спала. Инстинкт гнал её к реке. Уже войдя в воду, она поняла, что стряслась беда. Вода несла в себе кровь её мужа. Это было невероятно. На планете не было ни одного живущего существа, которое могло бы причинить вред владыке всего живущего на её поверхности. Все живое в ужасе бежало, едва только почувствовав приближение Пифона. Бежало, но не могло спастись. Ни один зверь на планете не мог соперничать с Пифоном в скорости его стремительного броска, преодолевавшего в долю секунды до полукилометра. Когда его свёрнутое в кольца тело распрямлялось, он, несмотря на свой громадный вес, летел как стрела, настигая бегущую жертву. Удар головы, и жертва валилась в траву с переломанными костями. Даже быстроногие кентавры, излюбленное лакомство Пифона, не успевали скрыться от него в просторах своих степей. Только Великая Мать, единая повелительница всего живого, могла остановить его прыжок. В этих случаях Пифон покорно прекращал преследование и медленно уползал в другое место, где ему разрешалось охотиться. Только Великая Мать могла покарать его за непослушание.

Самка замерла и прислушалась. Великая Мать молчала. Самка поплыла дальше против течения. Проплыв километров пять, она снова замерла и стала ждать, не раздастся ли грозный и гневный голос Великой Матери, запрещающий ей плыть дальше. Нет! Запрета не последовало. Запах крови её самца становился все явственнее. Самка почувствовала ярость. Внезапно над головой высоко в небе раздался непонятный, не слышанный ранее шум. Она подняла голову. Вверху кружились странные, ещё невиданные ею раньше птицы. От них шли импульсы. Она их почувствовала. Это были импульсы, какие обычно издают лапифы, но значительно сильнее. Каждое живое существо издавало свои импульсы. По ним самка определяла издали, ещё не видя жертву, кто из животных пасётся на поляне или в лесу среди деревьев.

Самка вдруг вспомнила, что много-много веков назад она уже слышала такие импульсы. Их издавали двуногие существа, похожие на лапифов, и так же, как и сейчас, она воспринимала их не только с земли, но и с воздуха. Память её хранила ненависть и страх к этим существам. Она не могла вспомнить причину страха, с тех пор прошло много времени. Трижды с тех пор Великая Мать разрешала ей откладывать одно-единственное яйцо, из которого каждый раз появлялся новый Пифон. Потомство её росло медленно. Только когда её потомок достигал сорока метров в длину, самка покидала его, предоставляя отныне самому заботиться о пропитании. До этой поры она не покидала детёныша ни на минуту. Рождение нового Пифона на планете было событием, о котором знало все живое. Все живое караулило гнездо Пифона, надеясь, что родители оставят хотя бы на время своего ребёнка. Тучи птиц летали вокруг гнёзда, неся непрерывную вахту. Стоило бы ненадолго родителям отлучиться, как гнездо было бы разнесено, а детёныш разорван тысячами клювов и когтей. Однажды так и случилось. Самец долго не возвращался с охоты, и самка проголодалась. Как будто специально поблизости паслось стадо ту. Антилопы паслись, не подозревая близости смертельной опасности. Ту была любимой пищей Пифона. По виду ту напоминала кентавра, но превосходила его размерами и не имела рук. Всего несколько мгновений понадобилось самке, чтобы незаметно подползти к стаду и в мощном прыжке настичь его. Три убитых антилопы остались лежать на траве, остальное стадо умчалось в степь. Самка торопливо проглотила убитых и вернулась в гнездо. Когда она была уже рядом, то увидела, как с вершины холма поднимается в воздух туча птиц. Она поняла все! Её детёныш, которого она ждала веками, больше не существовал.

Теперь, она уже не сомневалась, её самец погиб. Её ждало одиночество. Постепенно она все больше и больше наливалась яростью. Инстинкт подсказал ей, что именно эти существа, импульсы которых так похожи на импульсы лапифов, но отличаются от них силой, являются виновниками его гибели. Она устремилась вперёд. У притока реки в нерешительности остановилась и снова прислушалась. Импульсы шли с двух сторон. С юга и запада. С юга были слабее.

Она вошла в приток и поплыла по нему вверх по течению. Вскоре достигла озера. Импульсы усилились. Она поплыла через озеро и вскоре вошла в русло реки. Теперь не оставалось никакого сомнения, что её враги находятся здесь. Внезапно послышался топот и плеск воды. Несколько кентавров попытались переплыть реку. Это было кстати, так как огромная змея проголодалась. Утолив голод, она стала осторожно продвигаться вверх по течению, едва высунув из воды голову.

Саша, сидевший не корме, увидел змею, когда до неё оставалось всего сто метров. Он поднял бластер. В это время змея, подобно сжатой пружине, выскочила из воды и кинулась на катер. Луч бластера едва скользнул ей по спине, нанеся глубокую рану. Страшный удар обрушился на катер. Саша почувствовал, как он летит в воздухе. Пролетев метров десять, он упал в воду почти у самого левого берега. Вода смягчила падение. Достигнув дна, он оттолкнулся от него, вынырнул, но сразу же, глотнув воздуха, ушёл под воду. Его спасло то, что змея была занята. Только выловив барахтающихся в воде людей, она почувствовала страшную боль в спине. Эта боль отвлекла её внимание и она не видела, как один из лапифов выбрался на берег и скрылся в чаще.

Боль была страшная. Змея извивалась, поднимая в реке волны.

За этим занятием и застал её Игорь, отправившийся по приказу Владимира к катеру. Он застыл на мгновенье и тут же что было сил помчался назад в селение.

Змея никогда не испытывала боли. Это ощущение было странным, новым и нестерпимым. Когда рану омывала вода, боль немного утихала. Но стоило ей сделать движение и собраться в кольца, как боль становилась нестерпимой. Змея вытянулась во всю длину и застыла в реке, положив голову на прибрежный песок правого берега реки. Боль настолько утихла, что она вновь почувствовала мощные импульсы, идущие от верховья. Она, забыв про рану, собралась в кольца, чтобы кинуться навстречу этим импульсам, но сильная боль снова заставила её вытянуться. Она лежала трое суток, прежде чем зарубцевавшаяся рана позволила ей тронуться в путь.

Вскоре она приползла к покинутому лапифами селению. Посреди него она увидела гору искалеченных кентавров. Она почувствовала голод, но от трупов уже шёл запах смерти. Рана не позволяла ей быстро двигаться. Поискав вокруг и не найдя пищи, она медленно поползла вперёд, улавливая идущие из леса ослабленные расстоянием импульсы.

На третьи сутки ей удалось поймать зазевавшегося у ручья лапифа. Скудная пища придала ей сил, и она поползла дальше. Узкие проходы между деревьев мешали ей продвигаться быстрее, тем более что путь шёл все время вверх и такое положение тела причиняло ей боль в ещё не зажившей окончательно ране. Проползая под низко опущенными ветвями деревьев, она сделала неосторожное движение, содрала острым суком дерева образовавшуюся на ране корку. Снова вернувшаяся нестерпимая боль заставила её потратить целые сутки на отдых и восстановление сил.

Пища больше не попадалась. Она уже выбилась из сил, как вдруг на пятые сутки пути почувствовала знакомый запах амброзии. Вскоре она уже лакомилась её соком, льющимся из надрезов коры, которые она сделала своими клыками. Здесь ей повезло ещё больше.