Тихий океан - Герхард Рот

У забора стояли двое мужчин и разговаривали, однако, узнав жандарма, прервали беседу и махнули ему рукой. Жандарм в знак приветствия тоже поднял руку. С другой стороны, продолжал жандарм, допрашивать Люшера было чрезвычайно тяжело. Он бросил взгляд на часы. Он сильно волновался, а по временам был просто не в себе. Несколько раз он принимался ожесточенно жестикулировать и раз или два обозвал своих жертв негодяями, и тогда обер-лейтенант напоминал ему о необходимости вести себя прилично. Однако Люшер пропускал эти напоминания мимо ушей и пытался убедить всех в том, что жертвы-де его обманули. Он, мол, всегда только гнул спину и исправно платил, а другие забирали себе прибыль, а его еще и высмеивали. Затем обер-лейтенант спросил его, до чего же дойдет страна, если за долг в несколько тысяч можно будет безнаказанно убивать людей, и Люшер тотчас же спросил:

— А долг в несколько тысяч, — это какой именно?

— Я только пытаюсь установить, как все произошло, — ответил обер-лейтенант.

Он подождал, пока Люшер не успокоится, и перешел к выяснению «обстоятельств совершения преступления», как назвал это жандарм. Они доехали до первого большого, поросшего лесом холма, и дорога какое-то время шла по его широкой вершине. Внизу виднелись холмы поменьше, на них — домики, из каминных труб шел дым.

— Хорошая погода продержится долго, — сказал жандарм.

— Да, прямо весна, — откликнулся Ашер.

— Вот только темнеет рано, — вставил жандарм.

Облака растворились в сумерках.

— У меня такое чувство, — продолжал жандарм, — что Люшер, пока был в бегах, придумал себе такую легенду, что, мол, все забыл.

Он показал на допросе, что якобы только от югославского майора узнал, будто убил троих человек. Но он-де ничего не помнит об этом, и все из-за «жути». Под «жутью», как сказал Люшер обер-лейтенанту на допросе, он имеет в виду «смертельный страх», оттого он, мол, и «убежал в холодном поту». В конце концов, он показал, что помнит следующее: застав Эггера в винном погребе, Люшер быстро подошел к нему. Вдруг раздался выстрел, и Эггер упал мертвым, а Люшер кинулся было бежать. Тут на него набросилась жена Эггера с криком: «Мерзавец!», — и он оттолкнул ее прикладом. Тут раздался второй выстрел, и женщина тоже упала, — а для Люшера все было кончено, ведь он лишил жизни двоих. Но здесь обер-лейтенант остановил его и спросил, как же это он, увидев двоих убитых, потом еще направился к Хербсту. «Я не осознавал, что делал», ответил на это Люшер.

— И все-таки вы зарядили ружье в третий раз, — напомнил ему обер-лейтенант, и тогда Люшер повторил все, что сказал до этого. Какое-то время все молчали, а потом Люшер сказал, что ему стало так жутко, что он сам не знал, что делает. Обер-лейтенант подумал и спросил, испытывал ли он раньше приступы страха, и Люшер ответил:

— Да, еще какие — жуть просто до костей пробирала.

Вот и тогда, Люшер имел в виду — накануне, в день убийства, «страх его обуял», «даже руки и колени дрожали». Смертельный страх, врагу не пожелает. Почему, спросил обер-лейтенант, но у Люшера не нашлось никакого объяснения. Вместо этого Люшер сообщил, что вернулся в кассу конного завода и заявил, что его партнеры не хотят показывать договоры, но он-то знает, что был заключен договор, и думал, что своих партнеров он только попугает, и тогда они покажут ему договор. Обер-лейтенант не стал вникать в эти обстоятельства, а только спросил, как все происходило в доме Хербста. Он, мол, распахнул дверь стволом, увидел, как Хербст «сидит, а потом, падает», ответил Люшер.

Этим обер-лейтенант пока и удовлетворился.

— Ваши показания хотя и противоречивы, но этого достаточно, — сказал он. — С одной стороны, вы постоянно утверждаете, что ничего не помните, с другой стороны, во всех подробностях излагаете ход событий.

Но пока это его как следователя не касается. Наконец, он захотел услышать, почему он бежал, и Люшер ответил, что и сам, мол, не ведал, что творит, и что у него «беспрестанно текли слезы».

— Я потому и сбежал в Югославию, что по мне уж лучше коммунизм, чем тюрьма, — сказал он, помолчав.

Он подписал протокол, после того как ему пообещали свидание с женой и с матерью. Их тотчас же допустили к нему. Люшер попросил принести ему выходной костюм, потому что хотел «прилично выглядеть» на судебном процессе. Потом он попросил жену развестись с ним, чтобы половину всего их имущества не передали в пользу жертв. Едва он это произнес, как все заплакали, сильнее всех сам Люшер, но он не принимал никаких возражений, так что его жена была вынуждена согласиться. Под конец Люшер запретил ей говорить о нем с детьми. Пусть ничто и никто, даже их собственная мать, не напоминает им о нем.

— Когда женщины ушли, он сохранял самообладание, спросил только, куда его повезут, и добавил, что очень устал, — продолжил жандарм.

Он притормозил, потому что по обочине брел старичок, которого он знал и предложил подвезти. Они сразу же поехали дальше, справа под ними виднелся лес, на вершинах холмов слева стояли крестьянские дома.

— Вы никак Люшера поймали? — спустя некоторое время осведомился старичок.

— А то как же.

— Ну и ладно. А то мы ночью то и дело вскакивали. Все боялись: ну как он решит у нас схорониться.

Они въехали на пологий склон. Из-за поворота навстречу им выехала грузовая машина, так что им пришлось вильнуть на обочину и остановиться. Грузовик медленно проехал мимо. В это мгновение Ашера охватило желание остаться. Он решил, что попросит высадить его у магазина и позвонит жене.

— А этот господин кто такой будет? — спросил старичок.

— Врач, — ответил жандарм.

— Ах, вот оно что, врач, — повторил старичок. — Знаете, был у нас тут доктор, как сейчас помню, ему уже за семьдесят было, он еще персики разводил. Но потом вернулся в город.

Машина, дребезжа по неасфальтированной дороге, приближалась к магазину, и Ашер стал обдумывать, что же он скажет по телефону жене.

Примечания

1

«Немецкая месса» Франца Шуберта (1827).

2

Во время празднования Крещения, которое у католиков приходится на 6 января, верующие приносят из церкви освященный мел и чертят на дверях буквы «К+М+В», соответствующие начальным буквам имен, которые, согласно католической традиции, носили три волхва (Каспар, Мельхиор, Валтасар). По преданию, начертание начальных букв их имен на дверях ограждает верующих от злых сил.

3

Товарищество — Националистическая ультраправая организация, объединяющая бывших немецких и австрийских военнопленных, не отказавшихся от нацистских убеждений.

4

Церковный трактир — старинное, принятое в Южной Германии и в Австрии обозначение постоялого двора с рестораном или трактиром, как правило, главного постоялого двора деревни или небольшого города. Исторически связано со средневековым обычаем, согласно которому феодальный властитель обязывал зависимых крестьян справлять свадьбы, поминки, крестины в трактире при постоялом дворе, который платил церкви десятину.

5

Копёр — башенка над стволом шахты для установки подъемника.

6

Фольклорное детское стихотворение о нерадивом Йокеле (распространенная в Южной Германии и Австрии уменьшительная форма имени Якоб), которого отец посылает жать пшеницу (овес), а тот не только не выполняет поручение, но и просто исчезает. Тогда отец посылает за ним батрака, пуделя, но тоже безуспешно. Список посылаемых за Йокелем постепенно растет, обогащаясь огнем, водой, волом, мясником, палачом и т. д.

7

Оркестрион — механический музыкальный инструмент, имитирующий звучание оркестра и внешним видом напоминающий небольшой орган.

8

Погребальные доски — подобие деревянных носилок, на которые укладывали тело покойного для прощания и перенесения на кладбище. Обычай, распространенный в Южной Германии и Австрии, восходит к Средневековью, когда умерших еще не было принято хоронить в гробах. После похорон «доски» с начертанными на них именем, датами жизни умершего и краткой эпитафией часто устанавливали на кладбище или вдоль дорог.

9

Надворный советник — сохранившийся в некоторых землях Австрии старинный чин государственных служащих, имеющих ученую степень и академическое звание.

10

Нюрнбергское яйцо — название появившихся в XVI в. часов с пружинным механизмом, имевших овальную форму.

11

Рабочая палата — австрийская государственная организация, призванная защищать интересы рабочих и служащих.