Полина; Подвенечное платье - Александр Дюма

И баронесса, знавшая ее мягкий характер, решила сама дать ей воспитание. Маркиза легко уступила ей эту заботу, хотя любила внучку не меньше. На первый взгляд даже могло показаться, что бабушка больше любила Цецилию, нежели мать: она беспрестанно подзывала ее к себе, целовала, ласкала, со страстью прижимала к груди, но через десять минут ребенок уже тяготил ее, и она отсылала его к матери. Маркиза любила Цецилию, как дитя любит куклу. Девочка не была для нее, как для матери, предметом дневных и ночных чаяний: она была для нее простым развлечением. В такие минуты ей хотелось пожертвовать ради внучки жизнью. Впрочем, ни для кого другого она не согласилась бы отказаться и на неделю от каких-нибудь привычек и приятных удобств.

Однако же поначалу между баронессой и ее матерью часто возникал довольно жаркий спор о том, как следует воспитывать Цецилию. Маркиза хотела блестящего воспитания для внучки, ведь не за горами те времена, когда вернется законное правительство, когда баронесса вновь обретет состояние, когда снова можно будет погрузиться в светскую жизнь. Рассуждая подобным образом, госпожа ла Рош-Берто считала необходимым нанять для Цецилии учителей иностранных языков, рисования и танцев. Но баронесса была совершенно иного мнения и не строила никаких иллюзий: сама она находилась в изгнании, их будущее, скорее, скрывали мрачные облака, нежели освещали золотистые лучи, а значит, Цецилия должна быть готова ко всему. Воспитание, которое превратило бы малютку в милую девушку, не склонную к капризам, привыкшую довольствоваться лишь самым необходимым, казалось баронессе наиболее подходящим. Если же все изменится к лучшему, то на этом чистом основании всегда разовьются природные дарования девочки. Притом учителям танцев, рисования и языков надо было платить, но где же взять денег? Правда, маркиза, стоит отдать ей должное, предложила часть своих бриллиантов, но баронесса, смотревшая в будущее гораздо дальше матери, от всего сердца поблагодарила ее за любовь к внучке, вынуждавшую ее приносить такие жертвы, и попросила поберечь их для крайней нужды, которая, если положение дел во Франции не переменится, скоро даст о себе знать.

Занимаясь с Цецилией самолично, госпожа Марсильи могла бы дать дочери первые познания во всех искусствах и во всех науках, необходимых молодой девушке. Следуя материнскому чутью, она могла бы развить в девочке те добродетели и наклонности, которыми природа наградила это юное сердце, и воспрепятствовать дурному влиянию посторонних людей.

Впрочем, маркиза спорила недолго: она быстро уступила доводам баронессы, и госпожа Марсильи, приняв молчание матери за одобрение, принялась за дело. Великие души в исполнении святых обязанностей находят отраду для своей печали. Горе баронессы было так велико, что обязанность, которую она возложила на себя, служила ей утешением.

Госпожа Марсильи составила расписание занятий для Цецилии, она была совершенно убеждена в том, что ребенок способен выучить, играя, все то, что должен знать взрослый человек. Она под видом забавы предлагала Цецилии нехитрые задачи, и девочка с удовольствием поддавалась этому невинному обману.

Утро, как правило, посвящалось письму, чтению и рисованию, после обеда приходило время музицирования и прогулок. Между этими упражнениями ума и тела были перерывы на завтрак, обед и ужин, после которых вся семья собиралась в зале на первом этаже.

Поначалу маркиза завтракала вместе со всеми, но потом это стало случаться все реже, и скоро вовсе прекратилось. Завтрак, поданный в десять часов утра, противоречил ее привычкам. Последние тридцать лет госпожа ла Рош-Берто вставала в двенадцать часов и ни разу в жизни, даже своему мужу, не показывалась без пудры и мушек. Для нее было слишком тягостно покориться новому порядку, и потому, как и в доме на улице Вернёль, ей подносили шоколад в ту минуту, когда она просыпалась.

В то время, пока баронесса занималась с Цецилией и хлопотала по хозяйству, маркиза, не способная заниматься ни тем, ни другим, оставалась в своей комнате и читала сказки Мармонтеля и романы Кребильона-сына. Аспазия, ее горничная, которой после окончания туалета госпожи нечего было делать, шила или вязала около нее и, возвышаемая иногда до звания компаньонки, занимала свою госпожу в перерывах между чтением.

Маркиза старалась завести знакомство с соседями, баронесса не препятствовала в этом матери, но объявила о том, что продолжит жить в уединении.

Так прошла зима, и порядок, заведенный баронессой, не подвергался изменениям. Только маркиза производила иногда небольшие волнения, но, так как баронесса оставалась тверда, все вновь возвращалось на круги своя.

Между тем новости, пришедшие из Франции, не сулили эмигрантам скорого возвращения на родину.

Это стало тяжелым потрясением для бедного семейства.

Заметив, что мать ее плачет, как плакала шесть месяцев тому назад, маленькая Цецилия спросила ее:

– Что, мама, разве папа пишет, что никогда к нам не приедет?

Баронесса прижала девочку к груди.

Впрочем, эти печальные известия, кроме слез, которых они стоили баронессе, ничего не изменили в укладе их жизни. Цецилия подрастала и все больше походила на цветок, вот-вот готовый распуститься.

Наступила весна, и все вокруг домика приняло нарядный вид: деревья в саду зазеленели, розовые кусты покрылись листьями и бутонами, на сирени показались пурпурные почки, душистые акации простирали по ветру свои ветки, ручеек, так долго скованный льдами зимы, весело зажурчал. Плющ, увивший ограду дома, вдохнул во все вокруг жизнь, молодость и радость.

Для Цецилии настало счастливое время. Долгую зиму, мрачную, холодную и дождливую, какая обыкновенно бывает в Англии, баронесса предусмотрительно не выпускала ребенка из дому. Когда наконец Цецилия увидела весну, гостью, незнакомую Парижу, оживившую все вокруг, радость девочки была беспредельна, и все свободное от своих детских занятий время она стала проводить в саду.

Мать всегда находилась подле нее, и когда небо, сбросив туманный покров, являло свой лазурный свод, когда солнечный лучик пробивался сквозь свинцовые облака, баронесса говорила Цецилии, что это Бог смотрит на землю и от одного его взгляда все живое цветет и радуется.

Для маркизы не существовало ни зимы, ни весны: она так же вставала в двенадцать часов, так же в постели пила шоколад, одевалась, причесывалась, пудрилась, лепила мушки и в двадцатый раз перечитывала сказки Мармонтеля и романы Кребильона-сына, поясняя лучшие места Аспазии.

Глава VI

Бог вездесущ

Маленькая Цецилия росла в необычных условиях: с одной стороны, она видела стремление матери к уединению, с другой – эксцентричный характер бабушки.