Рассказы о дяде Гиляе - Екатерина Георгиевна Киселева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждое полотно, рисунок в доме дяди Гиляя обращали его к прожитым годам, к встречам за стаканом чая или рюмкой красного вина с бурными спорами, безмятежными размышлениями по разным поводам и просто без поводов, только потому, что хотелось повидаться… Сергею Васильевичу Малютину отвечал дядя Гиляй стихами на его подарок крымского этюда, но стихи писались не вдруг, как не вдруг был сделан и подарок. Много лет жизнь обоих в Москве шла на виду друг у друга. Сначала их свел магазин «Родник», что находился в Столешниковом переулке. Оформлялся он по рисункам Малютина. В магазине продавали изделия Талашкинских мастерских, организованных М. К. Тенишевой, — тех мастерских, работу которых налаживал Малютин. Пригласить Малютина посоветовал Тенишевой Врубель. И подхватили Талашкинские столярные мастерские начатое в мамонтовском Абрамцеве дело возрождения русской художественной резьбы по дереву. Чудом был магазин «Родник», столько красоты вмещало его совсем небольшое помещение.
Потом встречи с Малютиным начались в московском Училище живописи, где художник преподавал, а со временем — в мастерской Сергея Васильевича, когда Малютин писал портрет дяди Гиляя — в мерлушковой папахе, с табакеркой. Портрет купил собиратель Астраханской художественной галереи П. М. Догадин. Малютин работал в 1915–1916 годах над серией портретов «Деятели русской культуры».
Жил он недалеко от Столешников, на Мясницкой, во дворе Училища живописи, ваяния и зодчества, в доме, построенном специально для преподавателей. Нередко засиживался дядя Гиляй в семье художника далеко за полночь.
Здесь место дружеским беседам, Поистине здесь тихий рай, И вкусны клецки за обедом, И… опоздали на трамвай…Как же было не откликнуться на привезенный художником из Крыма небольшой этюд.
Во дни декабрьских серых туч Кто б сделать лучше мог, Ты бросил солнца яркий луч В мой уголок…Этюд Константина Алексеевича Коровина — маленький пейзаж Кавказских гор. Художник написал его, когда готовился к постановке «Демона» и ездил на Кавказ собирать материал. Коровин принес этюд, вернувшись из поездки. По блеску исполнения он, конечно, уступает «Крымским розам» художника или сверкающим этюдам Парижа. Но дяде Гиляю эта скромная работа была так же дорога, как самые знаменитые полотна художника. Кстати, большие, музейные вещи дядя Гиляй никогда не принимал в подарок — знал, сколько в каждую вложено труда, сил, а художнику надо жить. В свое время он отказался от пейзажа «Владимирка», когда Левитан хотел подарить ему эту работу и принес ее в Столешники.
За скромным этюдом Коровина, висевшим в Столешниках, для дяди Гиляя вставал рассказ художника о его поездке на Кавказ или глубокая, тихая московская ночь, в какую провожал он Костю Коровина из Столешников в его мастерскую на Мясницкой. Этюд протягивал незримый след к мастерской. Близок и понятен был дяде Гиляю ее хаотический вид, нагромождение подрамников, холстов, картин, тюбиков масляных красок, этюдов, больших, маленьких, часто только начатых… Казалось вот-вот можно будет проникнуть в тайну художника или, во всяком случае, как раз здесь, в мастерской, и прикоснешься к ней, глядя на эти начатые работы… За скромным этюдом Кавказских гор вставали очарование личности художника, радость общения с ним, премьеры в Большом, вернисажи Союза русских художников, обеды в честь открытия выставок, вечера в кружке на Дмитровке, встречи в Столешниках и у Шаляпина, поездки на Нерль, на дачу Коровина.
Этюд к картине «Баян» В. М. Васнецова. На нем ясно и четко выведено рукой художника: «Владимиру Алексеевичу Гиляровскому». Эта работа вызывала в памяти выставку Виктора Михайловича Васнецова в Историческом музее в 1913 году, и крутую лесенку, ведущую в мастерскую художника в его доме-тереме в Троицком переулке[17], где в тишине они беседовали о молодежи, о Павле Михайловиче Третьякове, о Савве Ивановиче Мамонтове. В начале 20-х годов многие горячие головы отрицали творчество этого замечательного художника. Васнецов продолжал идти своим путем. На выставке Союза показал он тогда работу «Один в поле воин». В печати ее ругали, а дядя Гиляй написал Васнецову:
Один в поле воин — один богатырь. Его не пугает бескрайняя ширь. Пусть стрелы летят в него грозного тучей, Не страшно ему: удалой и могучий, Летит исполин — в поле воин один.
