Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, бек. Отныне, куда бы я ни пошел, буду спрашивать у вас разрешения. Спокойной ночи.
Я готов был поклясться, что в голосе отца звучала ирония.
А утром я снова погнал скот в поисках новых пастбищ в окрестных низинах. О пастбищах мне сказал Имран, стараясь, очевидно, загладить передо мной вину и успокоившись, что мое присутствие больше ему не угрожает.
Эшгабдальские луга!.. Скот пасся, а я, сидя на камне, смотрел на дорогу, которая уходила вдаль. То проедет фаэтон, то проскачет всадник, то пропылит арба или пройдет пешеход. И никому до нас никакого дела. Ни пеший к нам не заглянет, ни всадник не прискачет, и на арбе нам ничего не привезут, а в фаэтоне не приедут гости.
А дорога становилась все многолюднее. Здесь недалеко находилось святилище Эшгабдал. Говорили, что в святилище можно вымолить исцеление недуга или исполнение несбыточных надежд.
Смотрел я на дорогу и думал свою думу, вспоминая, как спорили отец и мать перед тем, как уснуть. Мать упрекала отца, что он дерзил беку, который приютил нас и от которого мы плохого не видели. А отец с упрямством, присущим ему, твердил, что не позволит, чтобы его унижали. И хотя слова отца вызывали во мне понимание, я все же был согласен с матерью. Иначе снова отмерять нам шагами длинные дороги, когда груз давит на плечи, а веревки впиваются и режут.
Отец нам рассказал, что падение царя пошло на пользу бекам. Новая власть развязала им крылья, утвердила их права, готова прислать им на защиту свои отряды. Но и сами беки приходили на помощь новой власти своими собственными отрядами, состоящими из подвластных им людей. И всюду теперь верховодили беки: и в суде, и в мечетях, и в торговых операциях. Сами они держали крестьян в повиновении. Правда, иногда крестьяне роптали, но их ропот был не очень слышен: станут беки обращать внимание на крестьянские выкрики и недовольство!..
И тут вдруг я увидел Керима. Он шел по дороге, ведущей к Эшгабдальскому святилищу. Что ему там делать?
Но Керим, оказывается, шел ко мне, узнав, где я пасу скот! А к святилищу чаще всего, объяснил он мне, приходят жертвы несчастной любви.
С того дня стали мы встречаться с Керимом, как и прежде, на пастбище. Он пригонял свою отару, а я своих коров и буйволиц. Только я днем отводил животных на дойку, а он с отарой дожидался моего возвращения.
И каждый день Керим рассказывал мне новости. Но однажды он пришел взволнованный и огорошил меня известием, что местные крестьяне Акбер и Шукюр сказали людям, что подпустят красного петуха в дом Назаровых.
— Но их же поймают!
— Сожгут и скроются, уйдут в бега.
— Откуда ты обо всем этом знаешь? — выразил я сомнение.
— Сам Акбер отцу моему сказал.
В тот же вечер я об этих удивительных делах рассказал матери, когда она доила корову.
Она испуганно шикнула на меня: «Ссс!» — и рукой чуть не закрыла мой рот.
В тот вечер что-то уж очень развеселились наверху: смех лился без продыху, так и животы заболеть могут. Умолкнут, а потом вдруг такой взрыв хохота!.. Наверху — смех, а внизу — горестные вздохи матери. Она, наверно, боялась, что об угрозах Акбера и Шукюра узнает отец.
Отцу я ничего не сказал, а только вспомнил его присказку, что, мол, снизу вверх идет волна вздохов, а сверху вниз — волна угроз. Но только сегодня как-то получилось наоборот: снизу грозили, а наверху смеялись.
В ГОСТЯХ
У Назаровых, богатого и широко разветвленного рода беков Учгардаша, был обычай, существовавший с незапамятных времен: в один из дней недели собираться на пиршество в доме то одного, то другого бека. На эти пиршества приезжали близкие и дальние родственники с чадами и домочадцами. Из Учгардаша выезжало до пятнадцати фаэтонов, а некоторые фаэтоны приезжали и уезжали дважды.
Сегодня собирались у Садых-бека.
По правде говоря, еще не была очередь Садых-бека. Назаровы два дня назад собирались у Осман-бека и долго говорили об угрозах Акбера и Шукюра: слухи дошли и до них. И решили, как потом выяснилось, что учгардашские беки ни словом, ни делом не должны показывать, что они готовятся что-то предпринять в ответ. Но сами беки должны найти людей (наемных убийц), которым можно было бы поручить убрать смутьянов; денег беки на это дело не жалеют! И придумал расправу Гани-бек. Вот и решили собраться не в Учгардаше, а в другом месте, и пригласить на это застолье людей, которых обещал найти Гани-бек.
Чтобы, помогать поварам, повезли и меня, и маму. Мать промывала желудки и внутренности освежеванных баранов, густо засыпала солью снятые бараньи шкуры и складывала в сторонку. Отмывала от крови бараньи ноги и головы. А я на побегушках у трех поваров, выполняю их приказания: собираю и мою горячей водой грязную посуду, тру песком медные казаны, иду к арыку с ведрами, а к колодцу — с высокими медными кувшинами. Водой из арыка мыли посуду, а из колодца — шла на приготовление еды. Потом меня позвали помогать накрывать столы.
Три барана уже были разделаны для жарки и варки, рис перебран и промыт, горы зелени очищены и вымыты, тесто замесили. Длинный обеденный стол был уставлен тарелками, рюмками. Вокруг стола стояло около пятидесяти стульев, и у каждой тарелки — ножи и вилки.
Тендырный чурек, что был разрезан крупными кусками и высился в стеклянных вазах, был испечен из особой муки, только вчера смолотой из отборного пшеничного зерна на одной из мельниц Вели-бека. Знаменитая в этой округе своим искусством печь хлеб Гызгаит не жалела яиц и мака, оттого хлеб получился румяным и высоко поднялся, — видевшие его готовы были насытиться только одним хлебом. А гостям предстояло еще съесть восемь-девять разных кушаний. Недаром были приглашены сюда три повара. Наш Имран был занят приготовлением восточных блюд. Повар другого бека должен был блеснуть европейской кухней и сервировкой, а третий повар готовил сладости. Каждый, взяв необходимое количество продуктов, уединился, чтобы никто не мог проникнуть в тайны его мастерства.
Ни из Учгардаша, ни из других сел никто еще не приехал. Хозяин был занят своими делами, а госпожа следила за приготовлениями.
К закату гости начали съезжаться. Первым во двор
