Большая игра. Война СССР в Афганистане - Грегори Фейфер

Корреспондент газеты «Комсомольская правда» Михаил Кожухов — молодой и темноволосый, с грубыми чертами лица — тоже прибыл в Афганистан в 1985 году. Здесь рассеялись все его иллюзии. В ходе первого же своего задания он стал свидетелем воздушно-десантной операции в Панджшерской долине, когда взвод десантников обнаружил в горах тайный склад оружия моджахедов. Но что действительно заинтересовало солдат взвода, так это замеченные ими спальные мешки хорошего качества. Их восторг от находки, как и их собственное скудное снаряжение, потрясли Кожухова. К тому же, кроме теплых спальных мешков — а трофейные были намного более теплыми и водонепроницаемыми, чем советские, ватные, — в войсках, даже в боевых условиях, не хватало топлива для обогрева и съедобной пищи. Молодой репортер сам наблюдал, как солдатам приходилось есть гнилые картофель или капусту. Те, кто попадал в госпиталь из-за гепатита, тифа и анемии, считались счастливчиками, так как там они получали свежие овощи. Несмотря на разнообразие пищи, и тем более дешевые фрукты — дыни, гранаты, виноград, абрикосы, которые здесь было легко купить, военное командование запрещало любые закупки местных продуктов. По законам их строго централизованной плановой системы, все должно было поставляться из Советского Союза.

Так как сообщать в газете о подобных фактах было запрещено, так же, как и об общем ходе войны, не говоря уже о ее идеологических парадоксах, Кожухов поставил себе цель просто упоминать в своих статьях как можно больше имен. Это, утешал он себя, по крайней мере, принесет хоть некоторое удовлетворение семьям героев и жертв, с которыми он встречался. Вскоре он сам начал считать себя одним из солдат настолько, что в нарушение журналистского кодекса ходил с автоматом Калашникова и участвовал, по крайней мере, в одной боевой операции, которую он, как предполагалось, должен был прикрывать.

Почти все его попытки обойти цензуру потерпели неудачу. Даже упоминания о госпиталях было запрещено печатать до 1985 года, очевидно потому, что это омрачало так необходимую радужную картину советских военных успехов. Когда Кожухов упомянул о столовой и расположенной по соседству с ней библиотеке, описывая быт советской военной базы в городке Уга, к западу от Герата, цензор вернул черновик статьи, вычеркнув все описание, так как оно было слишком детальным. Объяснение было таково: «Американский противник считает, что библиотека может быть только в полку». Вызванный в Москву, чтобы объяснить это и другие нарушения Центральному комитету, Кожухов также получил новые руководящие указания, которые позволяли ему описывать военные операции только на батальонном уровне. Публикации о частях крупнее батальона, как считали наверху, могли дать потенциальному противнику слишком много информации о проводимых операциях в целом. Причем, в одной статье можно было упомянуть не более чем об одной смерти и трех ранениях!

Как и многие из солдат и офицеров, которым он симпатизировал, Кожухов видел ту зияющую брешь между официальной версией войны и ее действительностью. Но его разочарование руководством и войной объяснялось этим лишь отчасти. Многие ветераны, хотя и критиковавшие Москву за то, что та вовлекла Красную Армию в войну, в которой ничего не понимала, и поставила перед ней недостижимые цели, при этом все еще сохраняли веру в то, что помощь своим товарищам-коммунистам является их интернациональным долгом. Чем выше было их звание, тем чаще это встречалось. Ужас и страдание, которым подвергался афганский народ, возможно, только еще больше побуждали их соглашаться с официальной пропагандой, так как это помогало им сжиться со своей ролью в его уничтожении.

Многие более срочные и важные проблемы молодых солдат были обусловлены пренебрежением высшего начальства к их насущным потребностям. Возможно, от политической системы, основанной на массовых убийствах и сохраняемой при помощи угнетения, и нельзя было ожидать ничего большего. Но это не имело отношения к тем скудным поставкам всего необходимого, чтобы сохранить солдат в живых вне поля боя, где они рисковали своими жизнями. Общая боль помогала поддерживать дух товарищества, который укреплял понимание того, что каждая воинская часть должна сделать все возможное, чтобы спасти своих раненых и похоронить убитых. Особенно ввиду того, что командование, находившееся под влиянием старой советской подозрительности — дескать, любой попавший в плен к противнику солдат является возможным предателем, — вероятно, не предпринимало ничего для спасения солдат, попавших в плен к моджахедам. Но в 1989 году, когда диссидент Андрей Сахаров, бывший с самого начала одним из самых известных противников этого конфликта, осудил войну в Афганистане как «преступную авантюру»,[82] многие ветераны восприняли это как критику в свой адрес. Но наибольшую боль ему причиняло то, что он не мог простить это злосчастное советское правило относительно спасения своих военнопленных, которое сами пленные должны были воспринимать как наказание за смерть их товарищей.

Кожухову дважды довелось жить в одной казарме с летчиками вертолетных эскадрилий, прозванных «Черными тюльпанами», так как они перевозили на родину тела погибших солдат. Трупы доставляли в Советский Союз в цинковых гробах под кодовым названием «груз-200». Кожухов слышал много историй о солдатах, убитых при попытке возвратить тела своих павших товарищей, причем некоторые из таких попыток даже оканчивались не в пользу вертолетчиков. Идя на величайший риск, который берут на себя солдаты многих армий во многих странах ради чести и священного боевого братства, каждый советский солдат знал, что там, дома, семьи погибших не получат другой компенсации, кроме тела убитого.

Некоторые гробы приходили домой пустыми. Так было, например, с гробом, в котором должны были находиться останки полковника Александра Голованова, командовавшего 5-м сводным авиационным полком в Кабуле. Незадолго до окончания войны, в феврале 1989 года, Голованов отдал последний приказ по полку о возвращении в Советский Союз, после чего сам вылетел следом за другими на своем вертолете. Но вертолет и его экипаж пропали без вести. Полковник пользовался любовью своих подчиненных, которые присоединились к поиску своего командира, но его машина так и не была найдена.

Спустя шесть месяцев после прибытия в Гардез, рядовой Сергей Салабаев был переведен в артиллерийский полк и приписан к группе из трех человек, составлявшей расчет многоствольной ракетной установки. Как и везде, их действия были направлены, главным образом, на уничтожение мирных поселений. Солдаты слишком боялись обыскивать каждый дом в поисках моджахедов или просто обозленных на новую власть, поэтому они просто взрывали их участки и убивали скот. Тех афганцев, которых захватывали при попытке к бегству, расстреливали, как и всех тех, у кого было чем поживиться — хотя бы наручными часами. Боевые операции против повстанцев были обычно намного менее эффективными. Четверть всех ракет, которые поставлялись для их ракетной установки, просто не взрывались, а из остальных многие не попадали в цель.

Деморализация способствовала широкому распространению наркомании, причем не только среди нижних чинов. Лейтенанты, в разное время бывшие командирами Салабаева, регулярно посылали его в гардезский киоск, расположенный неподалеку от военного аэродрома, чтобы купить гашиш, который делали из конопли, выращиваемой на многих полях за пределами города. Коноплю, как и готовые наркотики, свободно поставляли многие афганцы, стремившиеся подорвать советские усилия и иногда специально бросавшие ее на бронетранспортеры.

С выпивкой у Салабаева и его сослуживцев дела обстояли хуже, поскольку купить спиртное или ингредиенты для его производства было трудно. Бутылка водки стоила от десяти до двадцати чеков, что было слишком дорого для солдат, даже если бы полк Салабаева не размещался примерно в шести милях от остальных частей его бригады и ближайшего военного склада. Местные таверны — так называемые «духаны» — продавали баночное пастеризованное пиво, но и это обычно было слишком дорого. Покупать водку у вертолетчиков, которые привозили ее из Советского Союза ящиками, как правило, было проще и дешевле, но самой лучшей альтернативной было варить собственный самогон. И хотя большая часть необходимых для производства самогона продуктов, как и прочие блага военной жизни, доставались офицерам, предприимчивые солдаты ухитрялись также не оставаться трезвыми. Основной ингредиент, получаемый путем брожения из дрожжей и сахара, называли «брагой». Дрожжи доставали в пекарнях, которые имелись на многих военных базах, а из столовых можно было стащить сахар, но быстрее и легче было воспользоваться запасами медицинского или промышленного спирта, а то и авиационного горючего. Для очистки самогона Салабаев использовал угольные фильтры из противогаза. Чтобы отбить вкус этого ядовитого варева, в него добавляли что-нибудь сладкое, что имелось под рукой — например, леденцы или изюм.