Если бы Гитлер взял Москву - Вячеслав Шпаковский

Затем он увидел, как откуда-то с боков башни горящего немецкого танка стали вываливаться на землю члены его экипажа. «Неужели от одного нашего снаряда у них разорвало башню?» — успел подумать Илья, однако тут же сообразил, что у немецких танков люки расположены не на крыше, как у нас, а по бортам башни. Илья дал по ним несколько очередей, и один из немцев тут же упал рядом со своей горящей машиной и больше уже не поднялся.

Затем он увидел впереди горящий немецкий БТР, подбитый, видимо, каким-то другим танком из их батальона, и вылезавших из него через борт гитлеровцев. Илья принялся косить их длинными очередями и так увлекся, что только уже в самый последний момент заметил здоровенного фрица, выбежавшего им навстречу с целой связкой гранат в руке. Сверху по нему ударила очередь из башенного пулемета, немец упал, а связку гранат у него в руке разорвало. Илья тут же начал строчить прямо перед собой длинными очередями, безбожно расходуя запас магазинов, за что Волошин тут же огрел его каблуком по затылку.

Между тем их танк продолжал движение по хлебному полю, отчего смотровые приборы механика-водителя оказались основательно забиты зернами и целыми колосками. Как только Шакур попытался открыть люк, в него, как из веялки, посыпался сноп мякины, засасываемый внутрь вентилятором охлаждения двигателя. Мякина забивалась в нос и в рот, слепила глаза, поэтому люк тут же пришлось закрывать. Дальше Шакур вел танк уже практически вслепую, следуя указаниям, которые давал ему по ТПУ командир. Но слышимость была настолько плохая, что многие команды приходилось дублировать ногами, что их командир и предвидел. Время от времени танк останавливался, звучал выстрел из пушки, и они продолжали движение. Но результатов этой стрельбы через засоренное снаружи отверстие в бронировке своего пулемета Илья разглядеть не мог и начал откровенно скучать.

Вскоре впереди танка послышались разрывы мощных снарядов. «Это уже не танки, — сразу же екнуло сердце у Ильи. — Это бьет немецкая артиллерия».

Вслед за этим во время очередной короткой остановки прямо над головой у Ильи раздался оглушительной силы удар. Танк содрогнулся и сразу же наполнился дымом. Сделалось смрадно и очень горячо. По броне изнутри застучали осколки. Илья оглянулся и понял, что вражеский снаряд попал в борт башни и пробил его насквозь. На пол с отчаянным криком упал их тяжело раненный лейтенант, а Толю-заряжающего спасло ограждение пушки.

К командиру подобрался Шакур и попытался перевязать его бинтом из аптечки, но руки у него так сильно тряслись, что он никак не мог этого сделать и только непрерывно бормотал: «Не помирай, командир! Не надо! Не помирай, командир! Не надо…» — до тех пор, пока к их танку совершенно непонятно откуда вдруг не подобрались санитары, не открыли у них верхний люк и не предложили свою помощь. Тут уж и Илья, и все остальные кое-как пришли в себя, помогли санитарам вытащить лейтенанта из машины, и те, уложив на плащ-палатку, унесли его куда-то в тыл.

На танке оказался разбит прицел, заклинена башня, да к тому же в ней еще и зияла пробоина размером с кулак. На запросы Ильи по радио никто не ответил. Все танки, что были им видны, также были подбиты, поэтому спросить совета было не у кого. Звуки стрельбы между тем слышались и справа, и слева, поэтому, посовещавшись, они посчитали возможным дождаться ночи и отойти. Мысль о том, чтобы бросить свой танк и идти до своих пешком, ни у кого даже не возникала.

Пользуясь сумерками и прячась в высокой пшенице, а затем и в оврагах, танк с Ильей, ставшим за командира, начал движение на восток. Казалось, что дизель их ревет так, что слышно за версту и что вот прямо сейчас на этот звук набегут немцы и всех их прикончат, однако в темноте наступившей летней ночи их так никто и не обнаружил, а на рассвете им удалось без помех проскочить к еще не занятой немцами Касторной. Здесь они встретили офицера штаба их бригады и все ему рассказали, здорово опасаясь, как бы он не отдал их под трибунал — ведь поле боя они оставили самовольно… Но, выяснив все обстоятельства, он не только не стал их ругать, но напротив — похвалил за то, что они сумели вывести из окружения свой поврежденный танк, и дал указание двигаться к Воронежу.

На станции Острожка их танк опять под бомбежкой вместе с другими поврежденными танками погрузили на железнодорожный состав и повезли на ремонт, причем в спешке им даже не успели выдать продпайки. Правда, у них были с собой продаттестаты, но так как на крупных станциях, где находились военные комендатуры, их эшелон не останавливался, то и получить по ним питание они не могли. От голода их спас только остаток продуктов, захваченных наспех в безлюдной Касторной с продовольственного склада покинутого магазина, который по какой-то счастливой случайности оказался не только не заперт, но и практически цел!

Отвезли их в Саратов, где танки отправили на ремонт, а всем экипажам дали на отдых по целой неделе. И хотя кормили их так себе, контраст с фронтовой действительностью оказался для Ильи настолько сильным, что он впоследствии вспоминал эти дни как нечто нереальное, как самое настоящее счастье, растянувшееся на… целую неделю!

В штабе у Гитлера в Растенбурге в это же самое время царила эйфория от многочисленных повсеместных успехов, слившихся в сознании командования вермахта, да и самого Адольфа Гитлера, в одну большую победу, за которой вплотную замаячил призрак блицкрига 41-го и скорого окончания войны. Утром 17 июня группа армий «Центр» вновь двинулась на врага. 2-я танковая армия, а вместе с ней и 4-я сплошной массой танков прорвали не слишком прочную оборону русских в районе Арзамаса и покатились на юг. Русские войска, впрочем, отходили еще быстрее и не давали себя окружить. Количество взятых пленных оказывалось значительно меньше, чем летом прошлого года, однако Гитлер ничего особенного в этом не усмотрел. «Просто у них уже почти совсем не осталось солдат!» — заявил он своим генералам и тем успокоился, да и из-за чего тут было особенно волноваться? Манштейн достиг реки Цны южнее города Сасово, был взят Ряжск, после чего в дело вступила и 1-я танковая армия, задача которой состояла в том, чтобы обходным маневром с севера на юго-восток обойти и окружить Воронеж, а затем ускоренным маршем двигаться в направлении на Поворино, Балашов и Сталинград. В огромный котел в районе Тамбова по планам немецкого командования должно было попасть несколько советских армий и до полумиллиона солдат!

Причин для того, чтобы этого не случилось, вроде бы не было никаких. Более того, успехи германского оружия окрыляли и звали к новым, еще более значимым победам.

Только что пришло сообщение, что Роммель взял Каир, а японцы наконец-то разбили американцев на Тихом океане, что как нельзя лучше вписывалось в общий план ведения войны. Теперь еще один-два сильных удара по русским, и… можно будет всерьез задумываться о том, что делать уже после окончания этой войны. Во всяком случае, Гитлер поспешил отдать приказ, чтобы работа по разработке новых рецептур красок для танков, действующих в условиях жаркого климата, была ускорена, равно как и подготовка новых образцов тропической униформы для войны в Ираке и Иране, а также на севере Индии.

Фюрера очень обрадовали сообщения об успешных действиях новых танков PzKpFwIVF2 с длинноствольными 7 5-мм орудиями KwK40. Было приказано доставить ему в Ставку наиболее интересные сообщения фронтовиков о боевой работе этих танков, в результате чего вся ее канцелярия оказалась буквально завалена кучей бумаг, которые надо было разбирать, читать и сортировать для предоставления фюреру самых интересных. После некоторых колебаний был выбран рассказ танкиста 24-го танкового полка, в котором описывался бой одной из новых «четверок» с советскими танками под Воронежем. Его автор, вахмистр Фрейер, был, по-видимому, не лишен писательского дара, поскольку описал все случившееся весьма живо и интересно, к тому же, что как раз очень нравилось Гитлеру, довольно реалистично и без всяких прикрас:

«Шли кровопролитные уличные бои за Воронеж. Даже к вечеру второго дня доблестные защитники города не сложили оружие. Неожиданно советские танки, бывшие главной силой обороны, предприняли попытку прорвать кольцо наших войск, сомкнувшихся вокруг города. Завязалось ожесточенное танковое сражение.

19 июня 1942 г. на своем PzKpfw IV, вооруженном длинноствольной пушкой, я занял позицию на стратегически важном перекрестке Воронежа. Хорошо замаскировавшись, мы притаились в густом садике возле одного из домов. Деревянная изгородь скрывала наш танк со стороны улицы. Мы получили приказ поддержать огнем наступление наших легких боевых машин, защищая их от танков неприятеля и противотанковых орудий. Первое время все было относительно спокойно, если не считать нескольких столкновений с рассеянными группами русских, тем не менее сражение в городе держало нас в постоянном напряжении.