Мифы о России и дух нации - Александр Горянин

А за триста? Что могло в 1610 г. послужить образцом для Михаила Салтыкова и Боярской Думы? Никак не английская модель. В это время на английском престоле сидел Яков I, беспощадный гонитель пуритан, который произвольно вводил налоги и принудительные займы, раздавал монопольные патенты, а главное, по семь лет не созывал парламент и даже издал трактат о том, что парламент не нужен.

Салтыков располагал куда более убедительными образцами. Посол в Польше в 1601-02, он имел перед глазами пример польской «Посольской избы»  — палаты депутатов, не давшей возникнуть в Польше абсолютизму. Боюсь, правда, это не совсем то «западное влияние» , которое обычно имеют в виду. Добрый пример Салтыков мог найти в устройстве чешского сейма, отлично уравновешивавшего интересы городов, панства и витязей (рыцарства) и успешно противостоявшего (опять-таки) абсолютизму. Увы, в 1620 чешские сословия были разбиты при Белой Горе баварцами, что пресекло самый удачно развивавшийся парламентаризм своего времени. Хорошее «западное влияние» , не так ли? Представлять «Запад»  как нечто цельное, непротиворечивое и всегда положительное — крайняя наивность.

Год смерти Салтыкова неизвестен, так что, возможно, он дожил до разгона английского парламента в 1629 году. Современникам этот разгон представлялся окончательным.

Но и это еще не все. Разве политическая традиция Европы не ведала склонности к прямой тирании? Sic volo, sic jubeo, sit pro ratione voluntas (так хочу, так велю, вместо доводов — моя воля) — этот принцип пришел не из Персии и не из Китая. Или, следуя логике Самуэли, нам следует объявить Людовика XI, Филиппа II Испанского, Оливера Кромвеля,[157] Гитлера и Муссолини (а из мелких — Салаши, земляка Самуэли) — десантниками из Тартарии?

А сколько антидемократических мыслителей знала Европа, притом блестящих! Кстати, один из них, Жозеф де Местр, живя в 1802–1814 в Петербурге, оказал приютившей его стране услугу совсем не того рода, какую, согласно логике певцов Волшебного Запада, должен был ей оказать просвещенный и приятный во всех отношениях европеец. Жозеф де Местр искренне любил Россию и желал ей добра. И желая добра, вел активную интригу против М.М. Сперанского, против его проектов постепенного освобождения крестьян, против учреждения Государственной Думы. Для де Местра не было ничего страшнее демократии и разделения властей. А интриговать ему было легко — он слыл интеллектуальной звездой Европы, с ним любил беседовать сам император Александр I, к нему прислушивался министр просвещения Разумовский. В том, что в 1812 году Сперанский был отставлен, а проект Государственной Думы на 93 года положен под сукно, есть и заслуга европейца де Местра. (Как немалая заслуга в появлении у нас ленинизма принадлежит европейцу Марксу.)[158]

1880-й и 1940-й

На пороге третьего тысячелетия начинает казаться, что парламентская демократия и либерализм (об руку с социальным реформаторством) побеждают, уже почти победили, во всем мире в силу своей неотразимости. Наиболее передовые страны, дескать, встали на этот путь раньше, не столь передовые — позже, ну а самые заторможенные присоединяются уже на наших глазах. Впору воскликнуть: «Как это нет большака мировой цивилизации? Вот же он!» . Когда вглядываешься в обобщенную и упрощенную даль времен, может даже померещиться, что большак был окончательно вымощен уже в XIX веке, особенно после потрясений и баррикад 1830, 1848 и 1871 годов.

Более того, если просматривать мировые события год за годом, двигаясь к современности, появляется соблазн объявить и стартовую дату: 1880 год. Ни в один предшествующий год правильные всходы не прорастали столь дружно. В этом году во Франции амнистированы коммунары и началось национальное примирение,[159] Испания уничтожила рабство на Кубе, в США президентом стал Гарфилд, победивший расиста Хэнкока, на парламентских выборах в Англии верх взяли либералы, сразу же принявшие закон об ответственности работодателя и охране труда, в Швейцарии возникло первое в мире объединение профсоюзов, Трансвааль, вчерашняя колония, провозгласил в 1880 свою независимость. Судьбоносные события, увенчавшие «революцию Мэйдзи» , произошли в Японии: здесь была скопирована французская система судопроизводства, а «образцовые предприятия» , создававшиеся правительством (судостроительные верфи, металлургические заводы и т. д.) было решено продать за символическую плату в частные руки. Если бы не это решение, Япония пошла бы, по сути, социалистическим путем.

Исключительно обнадеживающе развивались в 1880 дела в России. М.Лорис-Меликов предложил царю ряд смелых преобразований в сфере отношений рабочих и предпринимателей, в народном образовании, в местном самоуправлении, в паспортной системе, а главное — предложил привлекать выборных «сведущих людей»  к обсуждению законов, и Александр II принял эти предложения. Кроме того, был отменен архаичный соляной налог, смягчена цензура, расширены права старообрядцев. Началась подготовка того, что историки называют «Конституцией Лорис-Меликова» .

Именно в 1880 американский политик Томас Рид провозгласил: «Наконец-то весь мир убедился, что демократия — лучшее устройство человеческого общества» . И добавил: «А идеальное устройство, это когда одна партия правит, а другая — следит за каждым ее шагом» .

Правда, уже в следующем году Гарфилд и Александр II были убиты, Лорис-Меликов и его сторонники подали в отставку, Франция поработила Тунис, США воспретили въезд в страну «желтых» , а английский либерал Гладстон, забыв, как он обличал империализм и обещал самоуправление Ирландии, двинул войска в Египет и бросил в тюрьмы ирландских активистов. «Ну и что? — скажут демократические романтики, — дороги истории не бывают прямыми. Важно, куда они в конце концов приводят. Кто вспомнит, что в таком-то году прогресс временно замедлился?» . И с романтиками трудно не согласиться.

Правда, ХХ век увидел обвалы большинства демократических режимов Европы — обвалы под тяжестью не только внешних, но и собственных, внутренних причин. (Механизмы этих крушений блестяще показал Хуан Линц в своей книге «Крах демократических режимов» ,[160] написанной на опыте Европы и Латинской Америки.)

«Но и это — только частные отклонения. Демократия побеждает во всем мире, вот главное» , — эти слова звучат сегодня, в 2000 году, так же горделиво, как и сто двадцать лет назад, в 1880. Но звучали ли они ровно на полпути между этими датами, в 1940 году? Нет, их было совсем не слышно, ибо демократия в Старом Свете в то время съежилась до пределов воюющей Англии и трех нейтральных стран — Швеции, Швейцарии и, с оговорками, Ирландии. И там, где люди еще имели силы и возможности что-то читать, какими неотразимыми должны были им казаться доводы авторов-современников (последних особенно много было среди французов[161]), которые с полной убежденностью писали тогда — люди склонны абсолютизировать свой сегодняшний день, — что демократия всегда будет лишь забавным эпизодом, нежизнеспособной выдумкой, обреченным экспериментом! Они напоминали своим читателям о судьбах демократии в Афинах (кончившейся тиранами) и Риме (пришедшем к Калигуле и Нерону), они выводили железные закономерности, и кто бы в те дни нашел изъяны в этой логике? Человек легче верит в плохое, чем в хорошее.

Гипотеза об антисистеме

Мы часто оказываемся безоружны перед учительским синдромом, почему-то снедающим некоторых иноземцев. Был свидетелем, как один примитивный даже на общечеловеческом уровне (про уровень познаний о предмете умолчу) дядя читал в Москве лекцию о нашей истории, в очень наставительном тоне, и кое-кто слушал с разинутым ртом, а то и записывал.

Другой типичный случай — это когда нашу сегодняшнюю действительность разъясняют своей аудитории, но с оглядкой на нашу. Эта оглядка чувствуется в частых вторжениях все той же назидательности. По стилю и информационной ценности основная часть материалов о России, которые я просматриваю в электронном журнале «Johnson's Russia List» , живо напоминает статьи о «странах капитала»  из «Правды»  первой половины 50-х. Уровень конформизма пишущих прямо-таки неправдоподобен. Процитированный мной выше Д.Трисмэн никак не характерен. Впрочем, если в самой России мало кто адекватно воспринимает происходящее, что требовать от иностранцев?

Вопреки тому, что нам навязывают, у нас очень мало причин для стыда за какой бы то ни было период своей истории — как за далекое прошлое, так и за период империи. И даже за советский период — ибо 70 советских лет — это история того, как потерпели поражение все попытки навязать России коммунизм. Эта тема уже обсуждалась в данной работе.

Но радость победы над коммунизмом каким-то образом оказалась украдена у нас, и украдена довольно неожиданными людьми. «Прорабы перестройки» , либеральные поэты, почтенные мыслители диссидентского извода, эстрадные экономисты (существовало и такое амплуа) — все они твердо верили, что посткоммунистическое общество будет развиваться по плану, который они так здорово продумали (а кто-то даже составил расписание на первые 500 дней), отклонения от этого плана оскорбительны для их чувства декорума. Они проклинают живую жизнь живой страны только потому, что оказались плохими провидцами. То, что в них говорит личная обида, понятно не всем. Их слушают и ахают, им вторят.