Либеральный Апокалипсис (сборник) - Алексей Ерошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Борщ. – Кабан шумно вдохнул из кастрюли. – Хреновый, жидкий. Бухло тоже бабье. Нет его здесь, Сергеич!
– А где есть? – в голосе адвоката проклюнулось раздражение.
Но Кабан чихать хотел на адвокатово раздражение. Он глянул на Юлю сверху вниз неожиданно острым взглядом. Девушка вдруг поняла, отстраненно и совсем равнодушно, что это – тоже человек. Не чугунный робот, не животное, а человек, только совсем особый, с каким ей никогда еще не приходилось встречаться.
– Сестренка, – хрипнул человек-Кабан, – помоги нам его найти. Всем хорошо будет. На хер он тебе? С дитем бросил, на лавэ кинул. Ты мозги-то наморщи.
– Я не знаю, где мой муж, – разлепила непослушные губы Юля. – Я подала на развод…
– Кто же тогда знает? – вмешался адвокат. – Кабан, уважаемый, вы закончили? Ступайте!
Возгоревшиеся было кабаньи глазки потухли. Кабан развернулся как бульдозер, даже в огромной Юлиной кухне ему было тесновато, и залязгал тяжелыми ботинками-гусеницами к выходу. После ботинок оставалась грязь.
– С кем работать приходится, видели? – вздохнул адвокат. – Кабан, кстати, его фамилия, а не то, что вы подумали. А ведь все ваш муженек, Юлия Сергеевна! Зачем вы его покрываете? Любите? Запугал? Не понимаю.
– Я не люблю… даже не ненавижу уже, – прошелестела Юля. – Все перегорело, хоть в петлю… Оставили бы вы нас в покое, а? Я, правда, не знаю, где он. Сбежал, пропал…
– Пропал не он, Юлия Михайловна. – Адвокат назидательно воздел палец. – Пропали восемнадцать миллионов в известной вам валюте!
Он вдруг смутился. Девушке как назло отказал наработанный рефлекс – отвернуться, спрятать изуродованную щеку от чужого вороватого любопытства; адвокат задержался взглядом на извилистом шраме, сморгнул и сказал почти по-человечески:
– Может, вы думаете, мы его обидеть хотим? Полно вам! При таких суммах он уже не должник, он партнер. А мы – коллекторское агентство, не гоп-стоп какой. Нам не уголовное дело нужно, а отбить затраты. Понимаете?
Юля кивнула.
– Насчет петли не советую, конечно. Вы же молодая, красивая женщина… – Адвокат смущенно кашлянул. – Вам бы жить и радоваться. Сыном заниматься – наслышан, наслышан о ваших проблемах. Но препятствовать не могу – как скажете, так и будет. Искренне сочувствую, но для нашего агентства, к сожалению, этот… вопрос не критичен.
Адвокат помолчал.
– Документики я оставлю, Юлия Михайловна. Если вкратце: через девяносто дней мы имеем законное право ставить вопрос о признании вашего пропавшего без вести мужа скончавшимся. Соответственно, о вступлении вас и вашего сына в права наследства. Следовательно, и о предъявлении вам в судебном порядке претензий на возмещение долга. Рассчитаться вы не сможете, согласны? У вас и профессии-то никакой. А вот у вашего сына долгое будущее, которое он может потратить на выплату отцовских долгов. Подумайте. Может, и вспомните чего, нам любая зацепка к пользе. До свидания!
Юля долго сидела, раскачиваясь. Не думала ни о чем, в голове стояла оглушительная тишина, словно в церкви, куда она зачастила в последние годы. Тишина, нарушаемая только шуршанием медленных и никчемных мыслей – о Микиной каше, которую рассыпал Кабан, о новой цепочке, которую теперь покупать и как-то прилаживать. Юля закрыла глаза, зарылась в одеяло, чтобы и звуки снаружи не доносились, и прижала к себе Мику. Когда сын немного успокоился, когда его сердце забилось в такт материнскому, удар в удар, Юля потянулась за телефоном.
– Але-е, – сонно ответил телефон. – Ты, что ли, мать?
– Я…
– Опять?! – голос на том конце провода зазвенел. – Опять приходили? С-сволочи! Как ты?
– Нормально.
– Я тебе дам, нормально! – вызверилась психотерапевт, а с недавних пор сердечная подруга Ленка. – А ну-ка, мать, реви!
Юля промолчала, и Ленка вдруг зашмыгала сама.
– А я тебе работу нашла, – всхлипнула она. – Приеду – расскажу, только ты без глупостей, ладно? Дождись!
– У меня денег нет.
– Ну… все равно приеду, – вздохнула Ленка. – Потом отдашь!
Юля положила трубку. Мика задумчиво таращился на нее из одеяла и молчал. Уже больше года молчал, смотрел и думал – о чем? Психиатр только руками разводил, но Юля знала, что Мика просто спрятался в своем шестилетнем мирке и смотрит оттуда страшную сказку под названием жизнь.
Барсуков встал в семь утра, сделал зарядку, выпил кофе, помылся, побрился тупой, словно каменный топор, бритвой, прилично оделся и не утерпел, выкурил-таки сигаретку.
Сегодня была суббота, второй рабочий день после среды. Сегодня Барсукова ждали тушки, и Барсуков собирался быть в тонусе как минимум до двадцати одного ноль-ноль. Тушек из группы психологической реабилитации Барсуков любил нежной, хотя и корыстной любовью. Тушки портили холст этюдами и пейзажами – в целях успокоения нервов и просветления чувств, – чем держали на плаву дипломированного художника и запойного гения Григория Барсукова.
Кроме того, сегодня грозился заскочить Пашка – именно заскочить, поскольку «разговор, Барсук, к тебе деловой, нам товарищ майор на линии не нужен». Пашка, конечно, тот еще хмырь и в долг не даст, но Барсуков немного стеснялся однокурсника. Пашку возил живой шофер, Пашка щеголял красным шарфом до пола, пиджаком в блестках и настоящей вересковой трубкой. Пашка стал процветающим галеристом, и все, что Барсуков мог противопоставить его успеху – чистый вид и трезвый взгляд.
Пашка обещал к девяти, перезвонил в полдень и приехал к двум. На раритетной «Испано-Сюиза».
– Не кипишуй, Барсук, – вальяжно оборвал он робкое Барсуково возмущение. – Приседай, подброшу.
Барсуков назвал координаты, дюжий Пашкин шофер поколдовал в навигаторе, и серебристый корабль отчалил к ближайшей дорожной развязке.
– Мытищи, Мытищи… – пробурчал Пашка и изящно выматерился. – Знаешь, Барсук, зачем ты в этот дебил-дом ездишь? Нет, не на работу! Ты на убогих смотришь и радуешься, что еще не спился.
Пашка закурил. Барсуков молчал, принюхиваясь. Настоящий табак!
– Сопьешься, – предрек галерист после значительной паузы.
Барсуков пожал плечами.
– Я тебе, Барсук, работу дам, – сказал Пашка, не дождавшись ответа. – Настоящую. Денежную. Про Мытищи забудешь. Дебилы – побоку. Тебя уважаемые люди узнают.
Пашка погладил экран навигатора. Барсуков присмотрелся: обычная транспортная схема… ан нет, необычная! Кружочки транспортных терминалов сплетались в густую паучью сеть, много гуще того, что Барсуков когда-либо видел. Гуще, чем в институтском учебнике географии. Гуще, чем на проездной карте, с которой молодой Барсуков объездил, считай, полсвета в поисках сначала успеха, а затем пропитания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});