Сага о копье: Омнибус. Том III - Барбара Сигел

— Может быть, сокровища есть в Шрентаке, — прошептал он.

Несун слегка задыхался, в груди ныло, как будто он очень быстро пробежал большое расстояние. Кобольд действительно очень устал. Пожар, который он устроил, ступени, по которым катился, ушибаясь, много часов, проведенных без сна, и путешествие по подземной реке не прошли для него даром. У бедняги ломило все тело, суставы болели, словно вывихнутые, а пальцы саднило, будто он разбил их в кровь. Но зато большой магический артефакт подчинялся его воле…

— Ага! — Мореход хлопнул в ладоши.

Глаз показывал какое-то темное место, мрачные, грязные катакомбы, с множеством тесных камер. Повсюду была какая-то серо-зеленая дрянь, липкая даже на вид. Она толстым слоем покрывала потолок и пол, текла по стенам. В грязи резвились ящерицы. Изображение смещалось, словно глаз летел по узким коридорам.

— Камеры! — Риг почти кричал. — Я хочу видеть, что в них!

Несун с еще большим трудом сосредоточился, взмахнул руками и случайно погрузил указательный палец в световой бассейн, но через долю мгновения выдернул его снова и как ни в чем не бывало продолжал пассы.

— Потрясающе! — выдохнула Рикали. — Несун, я и понятия не имела, что ты можешь…

— Вот так! — воскликнул мореход, перебивая девушку. Он пристально всмотрелся в бассейн, и в следующий миг изображение сырого коридора вздрогнуло и обступило их, полупрозрачное, почти призрачное. Но в то же время оно было пугающе реальным. Они в одно мгновение оказались прямо в центре коридора, стены которого были сложены из грубо обтесанных камней, а по обеим сторонам, насколько хватало глаз, тянулись ряды камер. Двери из толстых подгнивших бревен были закрыты на тяжелые ржавые засовы. Все ясно слышали, как течет с потолка слизь, видели, как зеленые капли срываются и исчезают среди своих собратьев на полу. Запах мочи был так силен, что слезились глаза. Но еще хуже был другой запах — запах смерти.

Риг сделал осторожный шаг вперед, потом другой, третий, и так до тех пор, пока не оказался прямо возле камеры. Он прижал лицо к прутьям, и его голова легко миновала преграду, лишь на мгновение показалось, что щек и лба коснулась липкая паутина. Внутри находилась дюжина мужчин, все они принадлежали к роду людей и были так истощены, что больше напоминали скелеты с обвисшей кожей. Они сидели на корточках, прижавшись друг к другу, на полу, покрытом их собственными экскрементами. Дыхание было почти неразличимо, и, если бы не позы, можно было подумать, что эти люди давно мертвы. Их запавшие глаза равнодушно скользили по Ригу, и лишь один из мужчин делал слабые попытки протянуть к нему руку. Мореход, с трудом подавив тошноту, комком подкатившую к горлу, заставил себя отойти и заглянуть в следующую камеру. Рикали на цыпочках последовала за ним. — Соламнийцы, — прошептала она, задыхаясь. На рыцарях не было доспехов, но на некоторых оставались плащи, на которых сквозь грязь с трудом можно было разобрать эмблемы Ордена Розы. На их изможденных лицах не осталось и следа благородной гордости — ничего, кроме страдания. Соламнийцы были полностью сломлены. У некоторых из них не было глаз — только кровоточащие глазницы, кое у кого — рук или ног, тела покрывали ожоги. Было понятно, что они искалечены пытками.

Мореход содрогнулся от жалости и отвращения, его кулаки гневно сжались.

— Ужасно… — шепнула Рикали, отошла подальше от Рига и зажмурилась.

Риг продолжал всматриваться в лица. То и дело ему казалось, что он нашел брата Фионы, но всякий раз ошибался и, сдерживая спазмы в горле, шел дальше.

— Эйвен! — наконец окликнул он мужчину, на костлявые плечи которого были наброшены жалкие лохмотья, некогда бывшие плащом Соламнийского Рыцаря. Кожа узника была такой же серой, как каменные стены, тело покрывали нарывы и еще не до конца зажившие шрамы. Длинные рыжие волосы сбились в колтун, в них копошились насекомые, некогда безупречное лицо стало худым и измученным. Трудно было поверить, что когда-то этот человек был похож на Фиону. Если бы не буйные рыжие волосы, Риг ни за что бы не узнал его.

— Эйвен! — позвал мореход громче.

Человек с трудом поднял голову и тупо посмотрел на Рига. Потом в пустых глазах мелькнуло что-то похожее на осмысленность.

— Это брат Фионы, Эйвен, — сказал мореход Рикали. — Мы с Фионой назначили свадьбу на день ее рождения, и Эйвен тоже был приглашен. После этого похода он собирался приехать.

Сейчас от трупа рыцаря отличали только вялые движения. Он смотрел на Рига и полуэльфийку, но даже это, казалось, отнимало у него последние силы и причиняло невыносимую боль.

— Эйвен, ты меня видишь? Эйвен…

Внезапно соламниец попытался встать, отталкиваясь от пола исхудавшими руками и изо всех сил упираясь ногами в покрытые слизью камни. Наконец ему это удалось, и Эйвен, покачиваясь на нетвердых ногах, сделал несколько шаркающих шагов к мореходу. Его рот открылся, как будто рыцарь хотел что-то сказать, но из измученного горла вырвался только слабый хрип.

Риг рванулся вперед.

— Нет! — вскрикнул он — соламниец упал на колени, все еще не отводя от морехода глаз. — Эйвен, мы вытащим тебя отсюда, — произнес Мер-Крел. Он попытался поддержать рыцаря, но его рука прошла сквозь тело соламнийца: Риг забыл, что это лишь видение. — Держись и…

Эйвен сотрясался в приступах сухого кашля, бессильно прижимая руки к груди. Он еще мгновение смотрел на морехода, потом упал и вытянулся. Последний вздох сорвался с губ соламнийца, и жизнь покинула его.

— Во имя ушедших Богов… — сказал Риг тихо. — Эйвен умер…

Несколько минут он молча смотрел на мертвое тело, потом оглянулся в поисках полуэльфийки и увидел, что она заглядывала в другую камеру, что-то шепча о людях, эльфах, кендерах и гномах.

— Я думаю, там гном, — сказала она себе чуть громче, — Маленький мужчина с очень большим носом. — Рикали отстранилась и посмотрела на Рига, а потом на темницу, которая была иллюзией, но все же и чем-то большим. В ее глазах читался вопрос, надо ли им продолжать поиски.

Дамону, который опять вернулся к возвышению, стало любопытно, что происходит, и он тоже ступил в иллюзорный коридор. Грозный Волк оказался в дальнем его конце, мельком взглянул на ближайшую камеру и завернул за угол. Сила этой магии потрясла его. Она передавала даже отвратительный запах, хотя Дамон прекрасно знал, что продолжает оставаться в пещере, где в воздухе ощущается разве что затхлость, но видение было удивительно реалистичным.

За углом оказалась еще одна дверь, более узкая, чем остальные, сбитая из крепких досок, с крошечным оконцем в центре. Грозный Волк пригнулся и заглянул внутрь, кашляя от резких запахов. Внутри царил беспорядок. Дамон увидел деревянные лари, посуду с отбитыми краями, сложенную высоко на полках, какие-то металлические и костяные орудия, о назначении которых он мог только догадываться. Очевидно, это место использовалось как кладовая. На дальней стене висели цепи, большинство из которых проржавело от сырости и времени, но некоторые явно были недавно откованы. С потолка тоже свисали цепи, а также веревки и колючие кнуты.