Повседневная жизнь средневековой Москвы - Сергей Шокарев

Судя по документам Разрядного приказа, каждый летний сезон вызывал поток взаимных жалоб: головы обвиняли горожан в непослушании, оскорблениях и насилии, горожане их — в побоях, оскорблениях, истязаниях, вымогательствах. Кто в этих случаях прав, кто виноват, дьяки Разрядного приказа часто решить не могли. Столкновение Львова с карликом Мишуковым — один из немногих случаев, где было очевидно, кто является пострадавшей стороной, а кто — преступником.

Еще один объезжий голова, Петр Иванович Шилов, жаловался на… свой караул: составлявшие его чернослободцы «пьют и бражничают», уходят со съезжего двора, бранят самого голову, бьют его слугу и закладывают топоры и бердыши. Призванные к ответу тяглецы во всем отпирались. Мишка Чудов заявил, что вообще никогда не бывает пьян, а Петрушка Любимов хотя и признался, что «пьян бывает иногда», отрицал уходы со съезжего двора, брань, битье и отдачу оружия в заклад. Исход этого дела неизвестен{254}.

Очевидно, что сами объезжие головы вовсе не были невинными овечками, как представляются в челобитных на государево имя. Брань и побои, арест и нанесение увечий были для них обычными средствами наведения порядка. Так же вели себя подьячие и караульщики, посланные в объезд. Горожане имели основания, мягко говоря, недолюбливать таких блюстителей порядка.

Как уже говорилось, Земский приказ ведал только черными слободами. Стрелецкие слободы находились в ведении одноименного приказа, Иноземная, Мещанская и ряд других слобод подчинялись Посольскому, Кисловская — Царицыной мастерской палате, Бронная — Оружейной палате и т. д. Духовенство и певчие не подчинялись объезжим головам — за ними наблюдали патриаршие дворяне. Однако в 1671 году причетников вновь передали в ведение объезжих. Эта административная неразбериха порождала множество конфликтов. Особенно сложно было разобраться с подсудностью. Так, житель Мещанской слободы Филатко Дмитриев затеял тяжбу с тещей, которая жила в Кадашевской слободе. Поскольку Мещанская слобода подчинялась Посольскому приказу, а Кадашевская — Царицыной мастерской палате, истец и ответчица просто не имели возможности встретиться в одном суде. Наконец Посольскому приказу удалось добиться перевода дела под свою юрисдикцию{255}.

Показательный случай произошел в 1651 году с объезжим головой князем Анастасом Алибеевичем Македонским, участок которого находился в Китай-городе. Он приказал за бесчинство забрать на съезжий двор нескольких стрельцов. Нарушителей порядка судили и подвергли битью батогами. Стрельцы пожаловались на самоуправство объезжего головы, Стрелецкий приказ направил жалобу в Разрядный. В результате был составлен и оглашен царский наказ, адресованный Македонскому: «Князь Анастас! Государь, царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси велел тебе сказать: стрельцы московские и всех городов по государеву указу ведомы в Стрелецком приказе у боярина у Ильи Даниловича Милославского, а ты самодуром стрельцов московских имал к себе на съезжий двор, бил их батогами и тем ты боярина Илью Даниловича бесчестил. Государь указал: тебя за бесчестье боярина Ильи Даниловича посадить в тюрьму на один день»{256}.

Московские пожары

На протяжении всего Средневековья пожары в деревянной Москве были самым страшным и наиболее частым бедствием. Первый крупный пожар Москвы упомянут в летописи под 1177 годом. В ту осень рязанский князь Глеб Ростиславич «приеха на Московь и пожже город весь и села». Сообщения о московских событиях XIII—XVI веков пестрят известиями о больших и малых пожарах. В январе 1238 года город был сожжен монголами. Этот кошмар повторился в 1293 году во время печально знаменитой Дюденевой рати{257}. Хроника пожаров великокняжеской Москвы выглядит следующим образом:

1331 год — «погоре весь град Москва».

1337 год — «бысть пожар на Москве и згоре святых церквей 18».

1343 год — «погоре град Москва весь, и згоре церквей 18; се же убо четвертый пожар быть в тринадцать лет на Москва» (таким образом, еще один пожар в промежутке между 1329 и 1343 годами не отражен в летописях).

1354 год — «погоре град Москва весь, и церквей згоре 13».

1365 год — «пожар бысть на Москве, бе же тогда сухмень и зной велицы, возста же тогда и буря с вихрем силна зело, и размета огнь повсюду и много людей поби и пожже, и вся погоре и безвести бысть, и той зовется великий пожар, еже от Всея Святых начася и разыдеся ветром и вихрем повсюду».

1368 год — во время нашествия великого князя литовского Ольгерда «князь же великий Дмитрей Иванович повеле у себя под Москвою посад пожещи», а Ольгерд «стоал около града Москвы три дни, града не взя, а зла много сътвори, пожже и поплени людей бесчисленно».

1382 год — во время «Тохтамышева взятия» Москвы татары «град огнем запалиша, а товары и богатство все разграбиша», город «взят и пожжен, не видети иного ничегоже, разве дым и земля, и трупиа мертвых лежаща; а церкви святыя запалены быша и падошася, а каменыя стояша, выгоревша внутри и огоревша вне».

1389 год — «нуля 21, загореся на Москве внутри града церковь Святого Афанасия о обеде, и мало не весь город Кремль погоре, по вечерни же едва угасиша».

1390 год — «в Петрово говенье, месяца июля в 22 день, в полдни на Москве загореся посад от Авраама некоего Армянина, и сгоре дворов неколико тысящ».

1395 год — «на посаде пожар бысть велик зело, и згоре неколико тысяч дворов».

1439 год — хан Махмет «пришед под Москву и стояв десять дней посады пожже».

1445 год — «июля в 14 день, в среду, загореся град Москва внутри града, в нощь, и выгоре весь, яко ни единому древеси на граде остатися, но и церкви каменныа распадошася, и стены градныа каменныа падоша во мнозех местех. А людей много множество изгоре. Казны же многи выгореша и безчисленное товара всякого, от многих бо градов множество людей бяху ту в осаде».

1451 год — татары царевича Мазовши «посады зажгоша в един час, а сами в то время со все страны начата к граду приступати. А тогда и засуха велика бе, и со вся страны огнь объять град, а храмы загорахуся, а от дыма не бе лзе и прозрети».

1453 год — «априля 9 выгоре Москва, Кремль весь».

1457 год — «октября в 20 день в 9 час нощи, загореся на Москве внутри града близко Володимеровы церкви Ховрина и много погоре, до третьей части града, а прочее Бог сохранил»{258}.

Особенно много пожаров приходится на правление Ивана III. В этот период происходит активный рост города. По мере того как Москва увеличивалась, пожары учащались и охватывали всё большую территорию. 23 мая 1468 года сгорел весь посад — от Богоявленского монастыря «по самую реку, да по Кузьму [и] Дамиана на Востром конце», то есть до границ позднейшего Китай-города: «Истомно же тогда было и нутри граду, понеже бо ветрено было и вихорь мног, но Бог сохранил его». 30 августа 1470-го загорелся двор на кремлевском Подоле; огонь распространился за реку, где «многи дворы погорели, а иных отнимали»; «головни и береста с огнем далече носило, за много верст». Спустя два года огнем был охвачен посад от церкви Воскресения «на Рву»: «… множество дворов згоре, единых церквей 25 згорело». Во время пожара была такая буря, что пламя метало через восемь дворов. В Кремле опять было «истомно», но ветер тянул в другую сторону и «град уцелел». 4 апреля 1473 года пожаром был объят Кремль, «погоре много дворов», в том числе двор митрополита и князя Бориса Васильевича, Житный двор великого князя. В 1475-м в городе случилась целая серия пожаров — 10 июня, 12 сентября, 2 октября (два пожара), 27 октября. Горели Кремль, Занеглименье, Арбат. В 1476 году сгорела церковь Воскресения «на Рву». 16 февраля 1477 года огонь охватил трапезную Чудова монастыря, 20 марта — кремлевские дворы. В 1479-м загорелись поварни на подворье Николо-Угрешского монастыря в Кремле «и от того кровля граднаа загореся, также и хоромы иже в граде». Пожар заметили только тогда, когда стали кричать жители Замоскворечья. 12 апреля 1485 года «погоре град Москва, Кремль весь». В 1488-м огонь пришел из Замоскворечья и охватил всю восточную часть посада вплоть до Неглинной, сгорело 42 (по другим данным — 30) церкви и пять тысяч (!) дворов. Самым страшным был пожар 1493 года, также начавшийся из-за реки — от церкви Николы «на Песку» и охвативший всю территорию города: «И тогда людем скорбь бысть: болши двоюсот человек згорело людей, а животов безчисленно выгоре». В 1500 году загорелся двор Василия Бобра за Неглинной, на Большом посаде, сгорела вся западная часть посада от Москвы-реки до Неглинной, огонь перекинулся за реку и дошел до Пушечного двора и Рождественского монастыря{259}.

Огонь стал постоянным кошмаром князя-строителя Ивана III. Историк Н.С. Борисов пишет об этом очень образно: «Среди “стихийных” духов главным врагом Ивана стала саламандра. Она была страшнее, чем все его земные недруги вместе взятые. Нападения татар и литовцев, немцев и шведов можно было отразить при помощи сильного войска. Но против нее опускали оружие самые храбрые московские воеводы. За несколько часов огонь уничтожал то, что Иван и его подданные возводили многие годы… Там, где пробегала по городу юркая саламандра, брызгая вокруг “легковоспламеняющейся” мочой, поднималась стена огня. А когда пламя угасало, на его месте дымились лишь головешки. Среди них бродили обезумевшие от горя люди. Они отыскивали обгорелые трупы своих родных и близких. Они раскапывали на пепелищах жалкие остатки прежнего благополучия и достатка. Даже такому железному человеку, как Иван, смотреть на них было невыносимо тяжело»{260}.