Призраки истории - Сергей Баймухаметов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Издатель моих книг как-то спросил меня, на современный разговорный лад: «А как ты думаешь, мог удержаться этот средневековый русский офшорчик в Новгороде?»
Не мог. Ход нашей истории был таков, что никак не мог. Централизация власти в Средневековье объективна. Что для Руси, что для Европы. Взять ту же Германию или Италию с их вольными городами-республиками.
Но при этом отличие — как земли от неба.
В Италии и Германии единое централизованное государство складывалось из многих вольных, одинаковых городов. А Новгород на Руси был один-единственный, с особым устройством. И он один противостоял уже сложившемуся централизованному государству. Новгород был для всех почти чужой. Подобен зерну между громадных каменных жерновов. Между Литвой-Польшей, немецким Орденом и Москвой.
Пойти на торгово-политический союз с Западом до такой степени, чтобы полностью оторваться от Руси, он не мог, потому что народ православный. Вера имела тогда основополагающее значение. Хоть Новгород и сам выбирал архиепископа, но духовная власть патриарха московского распространялась и на духовенство новгородское, и на народ. К тому времени в Литве уже победило католичество, Литва становилась чужой. А Москва была своей. Страшной, опасной, но своей. Веками Новгород пытался через договоры сохранить свою независимость в рамках федерации, как сказали бы мы сегодня. В статусе особой экономической и политической зоны. Москва соглашалась, подписывала договоры, но с каждым десятилетием все больше и больше прав забирала себе. Не забудем, что и население города, и высшие, и низшие слои, были политически неоднородны — среди них и сторонники Москвы, и сторонники Литвы. Но когда стало окончательно ясно, что Москва не пощадит новгородские вольности, вече постановило идти на союз с Литвой.
С королем Казимиром был заключен договор.
Королевские тиуны, живя на Городище, не имеют права держать при себе более пятидесяти человек. Король не покушается на православную веру. Король не ставит римских церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской. В случае похода на Новгород московского князя король обязуется «садиться на коня со всею Радою литовскою и оборонять Новгород».
Но было поздно.
Когда царь Иван III пошел в поход на Новгород, король Казимир не защитил новгородцев — у него в то время возникли свои внутренние и внешние политические сложности. Новгород остался один на один с московской ратью. Была битва на Шелони, которая закончилась полным поражением новгородцев. Затем — еще несколько лет волнений, второй поход московского царя, окончательное лишение вольностей, вплоть до вывоза вечевого колокола в Москву.
А жестокая, кровавая, маниакальная расправа Ивана Грозного, через сто лет(!) после вывоза вечевого колокола в Москву, не имела никакого более или менее серьезного повода. Но такова была ментальная ненависть русских самодержцев к Новгороду. В Иване Грозном — помноженная на его психическую болезнь.
Повторю: в Германии и в Италии, при включении торговых городов-республик в общее централизованное государство, речь шла только о власти. Там не было столкновения менталитетов. Столкновения систем, основ жизни.
А в случае с Новгородом — все иначе.
Все усобицы на Руси были понятны обеим сторонам — и великокняжеской власти, и ее врагам, удельным князьям и заговорщикам-узурпаторам. К примеру, одновременно с новгородско-московским противостоянием разворачивалась кровавая смута потомков Ивана Калиты и Дмитрия Донского. Василий Косой сверг с великокняжеского трона своего двоюродного брата Василия. Но затем Василий, набрав сил, разбил рати Косого, вял его в плен и выколол ему глаза.
Через некоторое время поднялся родной брат Василия Косого — Дмитрий Шемяка. Он захватил в Троицком монастыре двоюродного брата, великого князя Василия, и выколол ему глаза. В отместку за родного брата, которого в свое время тоже предавал, как и двоюродного. Затем Шемяка взял Москву, провозгласил себя великим князем, но на троне долго не удержался. Бояре и дружинники, верные великому князю Василию, названному уже Темным, изгнали Шемяку из Москвы.
Страна содрогалась и корчилась в муках.
Но тем не менее это был спор — пусть и кровавый — между собою. Он проходил, можно сказать, в традиционных рамках тогдашних нравов. Почти каждый из них на месте другого вел бы себя так же — оспаривал трон брата, вырывал свой удел из-под его власти, и так далее.
А Новгород в этом не участвовал!
Новгород жил и хотел дальше жить по своим, совершенно особым европейским правилам европейского вольного города. Что всегда было особо ненавистно самодержцам на Руси.
Зато и был казнен Великий Новгород лютой казнью.
Глава 17
Убивал ли Борис Годунов царевича Дмитрия!
Ответ прост до удивления. Разгадка давней истории всегда была на виду. Но что делать, если люди часто запутывают простое и доводят до примитива сложное. А потом сокрушаются.
Обвинение Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия получило широкое распространение в истории из-за книги Авраамия Палицы на, называемой в научном обиходе «Сказание Авраамия Палицына». Это сейчас она никому не известна, а в XVII и XVIII веках наши предки ею зачитывались!
И само имя Палицына незнакомо нынешним россиянам. А ведь он был в Смутное время соратником правителей Руси — Дмитрия Трубецкого, Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина. В книге (своя рука — владыка!) он насочинял, что мирил их, рассуживал, а то и одергивал и даже выручал на поле боя.
Палицын был яростным ненавистником Бориса Годунова. (Подробнее — в очерке «Неистовый Авраамий».) И всю ярость и ненависть излил в книге, обвинив Годунова во всех мыслимых и немыслимых грехах и преступлениях.
А что такое книга в XVII и даже XVIII веках? Это — Книга Чуть ли не скрижали Господни. Истина и правда в последней инстанции.
Прибавьте к этому извечную страсть читателей к дворцовым тайнам, тем более, когда речь о загадочной, так и необъясненной гибели сына самого Ивана Грозного. А потом, через два века, свое слово сказал наш Александр Сергеевич. Если бы Пушкин в драме «Борис Годунов» не написал больше ничего, связанного со смертью царевича Дмитрия, а только одну строчку: «И мальчики кровавые в глазах» — ее было бы вполне достаточно, чтобы мир приговорил царя Бориса.
История — всегда параллели и аналогии. В Англии было то же самое. Один в один! Английская молва объявила короля Ричарда узурпатором, злодеем, который расчистил дорогу к трону, задушив племянников. И там были мемуары ненавистника, сына заговорщика, а потом трагедия Шекспира «Ричард Третий», написанная по этим мемуарам. И — все. Навеки заклеймен. С Шекспиром в Англии спорить — все равно что у нас с Пушкиным.
Но и Пушкин Александр Сергеевич писал, наверно, не только по книге Авраамия Палицына. Смерть царевича Дмитрия в Угличе — история темная и, за давностью лет, нераскрываемая. Материалы тогдашней следственной комиссии и показания свидетелей чрезвычайно запутаны и противоречивы. Но людская молва и летопись прямо обвинили в угличской трагедии Бориса Годунова.
А между тем невиновность Годунова всегда была на виду.
Я говорю не о народной молве того времени. Что с нее взять, с молвы. Народ в массе своей не может сложить или сопоставить очевидные факты, он желает знать только то, что ему мнится. Тем более, когда речь идет о правителе. В любой стране правителей не любят — что Ришелье, что Годунов. Я же говорю о тех, кто жил позже и пытался разобраться в далеких событиях.
Надо всего лишь задаться вопросом: зачем это надо было Годунову? Угрожал ли Дмитрий власти Годунова?
После смерти Ивана Грозного царем стал его старший сын Федор. Жена Федора — царица Ирина. А правителем при них Борис Годунов, брат Ирины.
Младший сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий, мог угрожать власти Годунова только в том случае, если Федор и Ирина немедленно умрут, не оставив наследника трона. Тогда — да, тогда Годунова, конечно, отстранят, да и вообще — сошлют.
Но царю Федору на момент смерти Дмитрия 36 лет. По тогдашним меркам, более чем зрелый человек, но не старый, вполне способен произвести наследника, при котором Годунов останется правителем страны, даже если что случится с Федором и Ириной. И, разумеется, при рождении наследника любые разговоры о будущем царствовании Дмитрия не имеют под собой никакой почвы.
Другое дело, если Борис заранее убил Дмитрия, чтобы затем уморить царя Федора и самому стать царем.
Допустим, он убил Дмитрия, а затем уморил царя Федора. Правда, долгонько ждал, аж семь лет.
Но после смерти царя Федора царицей стала Ирина.
Допустим, Борис заранее договорился с ней, что она отречется от престола. В его пользу. Ведь Ирина ему — сестра родная. Допустим, они устроили заговор. Но после отречения Ирины правителем Руси автоматически стал патриарх Иов. Первое лицо в государстве после царя. И как дальше события повернутся — еще бабка надвое сказала.