История античной культуры - Фаддей Францевич Зелинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
§ 6. Правовой быт. Демократизация Афин, начатая Солоном и завершенная Клисфеном, повела прежде всего к учреждению народного суда, носящего темное для нас название гелиэи (heliaia). Судьями в ней были все старшие граждане, числом около шести тысяч; они делились на десять коллегий по шестьсот членов каждая. Численностью каждой коллегии предупреждалась возможность подкупа суда, — и действительно, эта цель была достигнута. Понятно, что не по каждому делу можно было пускать в ход такую громоздкую машину; при широком развитии частного судопроизводства (так называемых третейских судов, см. с. 133) только самые крупные как гражданские, так и уголовные дела достигали суда «гелиастов». Зато их приговор был окончательным и ни кассации, ни апелляции не подлежал.
Обыкновенно обвинителем был потерпевший; но Солон прекрасно сознавал, что преступная энергия, склоняющая человека к нарушению законов, — греки называли ее hybris, — была общественной опасностью, и поэтому в тех случаях, когда потерпевший не мог обвинять сам, обвинителем мог выступать и «всякий желающий». В основе этого постановления лежала мысль, что согражданам не должны быть чужды обиды сограждан; не Солон был виноват в том, что эта прекрасная мысль выродилась и дала в результате отвратительный класс сикофантов-шантажистов (выше, с.73), досаждавших богатым гражданам под личиной заступничества за якобы попранные права других и заставлявших их платить им более или менее крупный выкуп за то, чтобы их оставили в покое.
А так как эти обвинители были или легко могли быть ловкими и в знании законов, и в красноречии людьми, то сама справедливость заставила суды внести известное ограничение в правило, чтобы обвиняемый защищался сам. Ограничение было двоякого рода. Во-первых, ему не возбранялось поручить другому составление за него защитительной речи, которую он затем выучивал и произносил. На этой почве развилась так называемая логография, то есть сочинение опытным оратором письменных речей за других; так, в процессе Сократа Платон предложил своему учителю воспользоваться речью, которую он, Платон, взялся за него написать. Но, кроме того, в известных случаях обвиняемому позволялось приглашать на помощь себе второго оратора, так называемая синегора (synegoros); в этих случаях дело на практике сводилось к тому, что обвиняемый ограничивался несколькими фразами, а главная задача поручалась синегору. Таким образом, благодаря сикофантии с одной стороны и синегории с другой, представительство сторон, исключенное строгим духом первоначального судопроизводства (выше, с.73), появилось само собой, а с ним неизбежно появилось и судебное красноречие, возникновение которого относится именно к нашей эпохе.
Но лучшим плодом Солонова законодательства и его развития в демократическую эпоху было то, что атмосфера «благозакония» была разлита повсюду, и произвол больших и малых насильников был обуздан во всех областях жизни. И старый отец, и жена, и сироты, и рабы находились под защитой закона, и обидчик их имел в каждом случае очень действительное основание бояться привлечения к суду. Правда, что этот суд, будучи неподкупным, не был непогрешим: процесс Сократа, осужденного в 399 году до Р.Х. народным судом, ясно это нам доказывает. Но тот же Сократ, имея возможность безопасного побега, добровольно отказался от него, не желая своим примером содействовать нарушению законов, которые он во всех других отношениях горячо одобрял, — яркое доказательство того, как гордился афинянин нашей эпохи тем благозаконием, которое отличало его правовой быт от какой-нибудь Фессалии или варварских стран.
И мы, произнося свое суждение об этом правовом быте, должны основываться не на этих отдельных случаях неправосудия, а на всей идее нового суда, вручившей решение участи подсудимого гражданина не представителю власти, а его же согражданам как таковым. Только теперь жалобы Гесиода на неправду «царей-дароедов» (выше, с.70) замолкли окончательно; и хотя царство Правды и не было основано, но все же был намечен тот путь к его осуществлению, от которого уже нельзя было удаляться безнаказанно.
Правда, мы видим не в Афинах и вообще не в Греции, а в Риме нашего воспитателя в области правового быта; и среди правовых истин, неизвестных Греции и открытых лишь Римом, уже была (с.34) упомянута одна — а именно, что государство лишь в пределах существующих законов может распоряжаться жизнью, свободой и имуществом своих граждан. Афины этого еще не сознавали, они допускали суд по не предусмотренным законодателем преступлениям, предоставляя в этих случаях обвинителю предлагать, а гелиэе определять меру наказания, вразрез с римским и нашим правилом nulla poena sine lege; в таком процессе (dike timete) был осужден и Сократ. Но в особенности относится сюда знаменитый остракизм, введенный Клисфеном и просуществовавший около столетия. Его суть состояла в следующем: если оказывалось, что присутствие влиятельного гражданина в общине было причиной смут, то разрешалось предложить народу путем голосования временно исключить его из состава общины. Делалось это так: гражданин писал (или царапал) имя исключаемого на глиняном черепке (ostrakon), затем бросал его в урну; если за исключение было подано значительное большинство голосов, то исключенный на время (пять или десять лет) должен был покинуть Афины. Немало великих людей испытало на себе действие этой меры — Фемистокл, Аристид, Кимон; оно не было собственно изгнанием — имущество потерпевшего не конфисковалось и его гражданская честь оставалась нетронутой. Но все же это была мера тираническая, несовместимая с более развитым правовым сознанием; и нам приятно было бы удостовериться, что именно это соображение повело к ее упразднению после 418 года до Р.Х.
§ 7. Государственный быт. Та форма государственного быта, при которой Афины прожили кратковременный период своего расцвета, была создана демократической реформой Клисфена в 509 году до Р.Х. Главным содержанием этой реформы была новая организация гражданского населения Афин с целью «смешения граждан между собой» и устранения старинного порядка, согласно которому Аттика распадалась на три области: педиею, паралию и диакрию (выше, с. 76). Клисфен поступил так: прежде всего он разделил каждую из названных областей — скажем, А, В и С — на десять так называемых «третей» (trittyes): A1, А2, А3, и т.д. до А10, так же точно B1, В2 до В10, и С1, С2 до С10, — причем получилось тридцать таких «третей». Из этих тридцати третей он составил свои новые десять фил, составляя каждую по жребию из трех лежащих в различных областях третей: например, филу I из А4 + В7 + С2,
