Как устроен мир на самом деле. Наше прошлое, настоящее и будущее глазами ученого - Вацлав Смил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рост доходов лишь усилил традиционную любовь испанцев к сладкому, а довершило дело появление газированных напитков: с 1960 г. потребление сахара в расчете на человека в год удвоилось и теперь на 40 % превышает японское. Одновременно испанцы стали пить гораздо меньше вина — его потребление уменьшилось с почти 45 литров в год на человека в 1960 г. до всего лишь 11 литров в 2020 г., а первое место среди алкогольных напитков заняло пиво. Рацион испанцев существенно отличается от рациона японцев — и самое главное, что он (с самым высоким потреблением мяса в Европе) совсем никак не похож на скромную, почти вегетарианскую, продлевающую жизнь средиземноморскую диету.
Несмотря на обилие мяса, жиров и сахара в рационе испанцев (а также быстрое снижение потребления вина, которое якобы защищает сердце), уровень смертности от сердечных болезней в стране падает, а продолжительность жизни растет. С 1960 г. в Испании смертность от сердечно-сосудистых заболеваний снижалась быстрее, чем в среднем в других богатых странах, и в 2011 г. ее уровень был на треть меньше, чем в среднем. Кроме того, с 1960 г. ожидаемая продолжительность жизни (всего населения, мужчин и женщин) увеличилась с 70 лет до 83 лет в 2020 г.[397] Это всего на год меньше, чем в Японии: стоит ли один дополнительный год жизни (и более высокие шансы на физическую или психическую немощность или то и другое вместе) того, чтобы заменить больше половины мяса в своем рационе на тофу?
Представьте, чего вы можете лишиться: тонких, как бумага, ломтиков хамона иберико, кончильо асадо (жареного молочного поросенка), пусть даже не из ресторана Sobrino de Botín рядом с Пласа-Майор, где готовят это блюдо уже 300 лет, и вкуснейшего осьминога по-галисийски, тушенного с картофелем, оливковым маслом и паприкой. Это действительно жизненно важные решения — но вывод относительно ясен. Если мы ставим продолжительность жизни (а также здоровье и активность) в зависимость только от диеты — которая, несмотря на все ее значение, является лишь одним элементом общей картины, в которую входит наследственность и окружающая среда, — то японская кухня имеет небольшое преимущество, но, если питаться как жители Валенсии, результат будет лишь немного хуже.
Это в значительной степени косвенная, но относительно простая оценка риска: однократного выбора, основанного на убедительных данных, может быть достаточно на многие годы. Другие риски оценить гораздо труднее, поскольку критические показатели могут оказаться не такими простыми, как годы жизни. Риски определенных действий меняются со временем (в США управление автомобилем в целом гораздо безопаснее, чем 100 лет назад, но после 50 лет за рулем ваши навыки могут ухудшиться, и, садясь за руль, вы будете представлять большую опасность и для себя, и для других). А если вы хотите понять, что опаснее, межконтинентальные перелеты (вы летаете не так часто) или горнолыжный спорт (которым вы увлекаетесь уже много лет), вам понадобится довольно точное средство сравнения. А как сравнить опасности, преобладающие в разных странах, — автомобильная авария в США, удар молнии при восхождении на гору в Альпах или землетрясение в Японии? Как оказалось, мы можем довольно точно оценить все эти риски.
Восприятие риска и толерантность к риску
В своей новаторской работе по анализу рисков, опубликованной в 1969 г., Чонси Старр — в то время декан факультета инженерных и прикладных наук в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе — подчеркнул главное отличие в толерантности к риску при добровольных и вынужденных действиях[398]. Когда люди считают, что контролируют ситуацию (это ощущение может быть неверным, но оно основано на предыдущем опыте и, следовательно, на вере в способность достичь желаемого результата), они готовы на действия — подниматься по вертикальной скале без страховки, совершать затяжные прыжки с парашютом, выходить на арену против быка, — у которых риск серьезной травмы или смерти может быть в тысячу раз выше, чем риск стать случайной жертвой нападения террористов в крупном западном городе, чего все так боятся. Большинство людей, не задумываясь, ежедневно и регулярно совершают действия, которые временно повышают для них уровень риска, причем до значительного уровня: сотни миллионов каждый день садятся за руль автомобиля (и многим, похоже, это нравится), еще большее число курильщиков толерантны к еще более высокому риску[399] — в богатых странах несколько десятилетий просвещения уменьшили их количество, но во всем мире курильщиков больше 1 миллиарда человек.
В некоторых случаях это несоответствие между толерантностью к добровольным рискам и неверным восприятием случайных опасностей доходит до абсурда, например когда люди отказываются вакцинировать своих детей (добровольно подвергая их многочисленным рискам заболеваний, которые можно предотвратить), потому что считают требование государства защитить детей (принудительная мера) слишком рискованным, — и основанием для этого им служат многократно опровергнутые «свидетельства» (в частности, связывающие вакцинацию с ростом случаев аутизма) или нелепые слухи (имплантация микрочипов!)[400]. А пандемия SARS-CoV-2 подняла эти иррациональные страхи на новый уровень. Главная надежда человечества справиться с пандемией — это массовая вакцинация, но еще задолго до того, как были одобрены первые вакцины, значительная доля населения сообщала социологам, что они не собираются делать прививку[401].
Еще одним примером неверного восприятия риска может служить широко распространенный страх перед атомными электростанциями. Многие люди курят, водят автомобиль и переедают, но боятся жить рядом с атомной электростанцией, и опросы показали долговременное и устойчивое недоверие к этому виду производства электроэнергии, несмотря на тот факт, что она предотвратила множество смертей, связанных с загрязнением воздуха в результате сжигания ископаемого топлива (в 2020 г. почти три пятых вырабатываемой в мире электроэнергии давало ископаемое топливо и только 10 % — ядерные реакции). А общие риски производства электричества на атомных станциях и путем сжигания ископаемого топлива несравнимы даже при учете всех потенциальных смертей в результате двух самых серьезных аварий (Чернобыль в 1985 г. и Фукусима в 2011 г.)[402].
Вероятно, самой удивительной может считаться разница в восприятии риска, связанного с атомной энергетикой, при сравнении Франции и Германии. Во Франции с 1980-х гг. более 70 % электроэнергии вырабатывается атомными станциями, и в стране насчитывается почти 60 реакторов, охлаждаемых водами многочисленных французских рек, в том числе Сены, Рейна, Гаронны и Луары
