Цивилизации древней Европы - Гвидо Мансуэлли

Несомненно, религиозный фактор сыграл важную роль в становлении антиримских движений, представлявших собой последний шанс для духовных и материальных сил Галлии. Но естественно, Верцингеториг олицетворял не только светскую власть друидов. Разумеется, не стоит преуменьшать историческую важность этой поистине великой личности, ибо ему также приписывают намерение установить свою личную власть и возглавить объединенное галльское движение и борьбу против римской угрозы. С этой точки зрения Верцингеториг воплощал в тот момент кельтский дух и историческую эпоху, характеризующуюся поистине замечательной политической зрелостью. В реальности Галлия пережила столкновение двух сил, находящихся в состоянии кризиса, каждая из которых стремилась решить свои собственные проблемы. Цезарь, повествуя о своей кампании и политике, прекрасно понимал аналогичность ситуации, одинаково плачевной, несмотря на разницу в зрелости, и для галлов, и для римлян.

В основных аспектах социальной и политической организации «кельтизм» проявляется как феномен типично и традиционно континентальный, хотя и расцвечивается, больше или меньше, средиземноморскими привнесениями. Последнее прежде всего отмечено среди групп Балканского полуострова, которые взяли за образец структуру эллинистических монархий. Выше говорилось, что эллинистическая монархия была установлена в Македонии, причем это был переход сразу от племенной стадии, минуя этап города-государства. Эта система имела, таким образом, сходство с кельтским миром. На юго-востоке Европы система мощных кельтских племенных государств, вскоре обозначенных как царства за счет энергии царей, была более простой, чем на западе, где общины, организованные с давних времен на соответствующих территориях, находились в контакте с политическими формами, абсолютно несовместимыми с культурными основами и менталитетом кельтов. Близость эллинистических государств на Балканах привела к тому, что кельты, пришедшие позже и обосновавшиеся в среде с населением, различным по происхождению и принадлежащим к разным культурам, проявили активность и предприимчивость, нуждаясь в централизованной власти военного типа, чтобы установить свое верховенство. Во время своих миграций и заселений они сохраняли, таким образом, формы правления, характерные для них, которые эллинистический пример трансформировал в монархии. Тогда как на Западе древность поселений, связанная с отсутствием серьезной внешней угрозы на протяжении долгого времени — инородные остатки в культурном плане были ассимилированы, — позволяет кельтам, напротив, автономно и естественно изменять институты, которые во времена Цезаря поощряли индивидуальное превосходство.

Несмотря на значительное число экспедиций, о которых мы знаем по текстам и археологическим данным, естественно, не нужно думать, что вновь прибывшие полностью заменяли предшествующие пласты населения: они только занимали демографические лакуны, которые впоследствии переполнятся благодаря особой плодовитости, присущей кельтам. Речь идет о феномене сухопутной колонизации, которая в некотором отношении, в своем развитии, напоминала морскую, но, осуществляясь, если быть точным, наземным путем, приводила к образованию поселений, политическая жизнь которых не могла быть изолирована от окружающей среды: она становилась ее частью в качестве элемента обусловленного и соответственно обусловливающего. Сохранение поселений требовало тотального политического превосходства, а значит, было напрямую связано с их военным потенциалом и централизацией командования, как мы уже видели. Если попытаться провести параллель с классическим греческим миром, то, пожалуй, только спартанское государство может сравниться с этой системой.

Повсеместное распространение оппидума как укрепленного бастиона происходит, скорее всего, позднее; в Италии, где кельты утратили превосходство в начале II в. до н. э., они встречаются только на севере и лишь спорадически. Согласно Полибию, галлы Италии, в частности бойи, жили без стен — ateikhistoi, то есть без городов, распространяясь небольшими рассеянными группами по всей территории. Их численность была не слишком высока, поскольку долгое время они сопротивлялись римлянам, особенно после похода Ганнибала, всякий раз обновляя силы. Эта галльская оккупация в Северной Италии привела к разложению зачаточной городской организации, реализуемой этрусками. В Галлии и Центральной Европе распространение гальштатской культуры постепенно заменяется концентрацией общин в оппидумах римского вида, но ни одной гальштатской крепости нет среди крупных оппидумов эпохи Ла Тен. Гейнебург (Вюртемберг) был оставлен в конце VI в.; несомненно, это объясняется тем, что некоторые из кельтских волн, которые занимали южные предгорья Альп, — возможно, бойи — имели в качестве точки отправления Среднюю Европу. Укрепленные жилища на возвышениях, возможно, оказались повсеместно покинутыми до появления оппидума, которое в Галлии имело связь с борьбой общин за гегемонию, а в Центральной Европе — с военной необходимостью, обусловленной германскими вторжениями с севера и северо-востока. Напомним также о существовании на Балканском полуострове комплексных укреплений иллирийских, фракийских и скифских племен. Этот переход от гальштатской фрагментации к историческим кельтским общинам сложно восстановить при помощи только тех археологических свидетельств, которыми мы располагаем. Затруднение, с которым мы сталкиваемся, пытаясь археологические данные осветить исторически, проявляется в данном случае в максимальной степени. В Испании кельтские группы долгое время не ощущали необходимости обороняться, в результате слияния коренных и соседних народностей образовались кельтиберы, частично сохранившие организацию галыптатского типа. В некоторых регионах, особенно на востоке и юго-востоке Европы и в Италии, кельты долгие десятилетия жили лагерями, не имея постоянных поселений, — на скифский манер. В более близкие к нам эпохи положение вещей оставалось аналогичным еще в течение некоторого времени, например у франков в Испании и лангобардов в Италии. Эти группы, хотя и не включившиеся в регулярную демографическую канву, удерживаются благодаря своему предприимчивому духу и собственной силе. То же можно сказать о галатах Азии, до того как эллинистические правители не остановили их размещение в регионе, позже получившем название по их имени — Галатия.

Везде, куда бы они ни направляли свои экспедиции, кельты сочетали военные действия и переговоры. Тит Ливий в своем рассказе о наступлении сенонов на Ареццо и Рим в начале VI в. наделяет их сознанием прав человека и привычкой предварять военные выступления фазой переговоров, сводившихся зачастую к угрозам или шантажу. Другие примеры этого — их демарши по отношению к греческим городам Европы и Азии с целью обложить данью племена и вызывающее вмешательство гельветов в дела Цезаря до и после событий в Бибракте. Однако дипломатия кельтских общин не ограничивалась этим шантажом: хорошие отношения, которые они поддерживали с Марселем, открытость для греческой и италийской коммерции свидетельствуют о широких связях с иноземными государствами. К югу от Альп кельты приобщаются к поистине интернациональной политике. Сначала это объединение сенонов в системе италийского влияния с целью попытаться остановить римскую экспансию начала III в. до н. э.; затем — длительный союз ценоманов и венетов; и наконец — устойчивая коалиция галльских сил Италии и заальпийских территорий против Рима (карфагенское золото скорее всего играло определяющую роль в союзе гезатов с бойями и инсубрами). Отношения с цизальпийцами, впрочем, предшествовали экспедиции Ганнибала.

Отношения многочисленных галльских общин с римлянами долгое время были превосходными: во всяком случае, об осторожном и заискивающем поведении северных трансальпийцев детально менее известно, чем об иноземной политике эдуев — «братьев и кровных родственников римского народа». Миграции гельветов (58 г. до н. э.) предшествовали дипломатические соглашения и тщательная подготовка со стороны секванов и некоторых эдуев.

В Восточной Европе кельтские группы сотрудничали с Филиппом II и Александром в войнах против антариатов и трибаллов. Установлено, что кельтские посланники сопровождали Александра во время его экспедиции на Дунай и позже, когда он стал хозяином Персидской империи: в 324 г. до н. э. кельтские послы нанесли ему визит в Вавилоне. На новых территориях кельты стали, таким образом, во времена Александра политическим элементом, участвующим в отношениях власти. Этот и другие подобные факты, которые можно зафиксировать в Италии и на Иберийском полуострове, свидетельствуют о хорошей способности к адаптации вразличных средах, к включению в инородные системы. Хотя эта быстрая ассимиляция и гибкость приобретают разные формы в зависимости от регионов, их повторяемость свидетельствует о кельтском единстве. Но это способствовало также истощению кельтских групп там, где не существовало коренной традиции: кельтские следы, многочисленные в Галлии и Центральной Европе, на Балканах сводятся к топонимическим напоминаниям.