Пять минут прощания (сборник) - Денис Драгунский

«Все пройдет, – сказал я. – Ничего страшного. Попробуй подышать поглубже». – «Больно», – сказала она. Я погладил ее ладонь. Она ответила слабым пожатием. «А ты попробуй». – «Ладно». – «Ну, давай». Она медленно вдохнула и громко выдохнула. Девочки у стола ойкнули.

Я шикнул на них. «Что с ней, доктор?» – «Я не доктор, – сказал я. – И не фельдшер. И даже не милосердный брат. Ей скоро полегчает. Я уверен».

Я ушел, помахав рукой и сказав что-то ободряющее.

Мне целый год потом было страшновато. Зачем я сказал, что я уверен? Но я же еще дня два жил в этом общежитии. Не дай бог случись чего – я бы узнал, конечно.

Странная история.

Потом мы возвращались домой. У нас оказалась с собой бутылка шампанского. Мы ее пили в гремящем тамбуре общего вагона, среди семечек и холодного папиросного дыма. Мой друг N был в мятом поношенном костюме и белой рубашке, с манжетами, черными от поездной пыли. Он глотал кислое пенистое винцо из горлышка и рассказывал, как любил одну начинающую эстрадную певицу, и как она его любила, и как потом они расстались. Рассказывал подробно и бесстыдно, называя все, что происходило между ними, ясными нецензурными словами, был несчастен и страстен и плакал от тоски и любви.

Потом он поступил на службу в МИД и сбежал в Америку. Непонятно почему.

Песталоцци, Ушинский, доктор Спок МЛАДШАЯ

– Хочу музыку, – сказала Даша.

Лина включила плеер.

– Громче, – сказала Даша.

Лина сделала громче.

– Все равно не буду, – и Даша гордо выплюнула кусок омлета. – Плохая музыка потому что!

Лина выключила музыку.

– Ааааааа! – отчаянно завизжала Даша всухую, без слез.

Лина пожала плечами. Тогда Даша вывернула чашку с чаем в блюдце; но поскольку это не возымело действия, выплеснула чай из блюдца на скатерть и зашлась в крике.

Вбежал Слава, оценил обстановку, сел на стул рядом с Дашей, сгреб ее в охапку, посадил к себе на колени, стал целовать в затылок и бормотать:

– Ну, все, все, все, не волнуйся, доченька, все хорошо. И строго спросил Лину:

– В чем дело?

Лина захотела заплакать, но не смогла. Только сказала:

– Зачем ее так закармливать? Захочет, сама попросит.

Слава отчеканил:

– Ребенок – должен – нормально – завтракать. Поняла? Ты же мать!

Даша сказала:

– Мурр! Мяу! – и прижалась к Славе.

– Поняла, – сказала Лина и стала салфеткой промокать разлитый чай.

Она все поняла. А не надо было выходить замуж за пятидесятилетнего мужчину. Не надо было хвататься за последний шанс. Шанс на самом деле был почти последний – ей было тридцать четыре. Ассистент на кафедре. Без диссертации, без карьеры, без своего жилья, зато с мамой-папой, которые башку пропилили – когда же на тебя кто-то внимание обратит? Но вот на соседнюю кафедру пришел новый профессор. Седой смуглый красавец. Спортсмен-горнолыжник. Очень обеспеченный – у него был свой бизнес как раз в той отрасли, что он преподавал. Квартира, дача, машина. Он ей перед свадьбой подарил маленький «ситроен». Он ее осчастливил, да. Из старой девы при маме с папой она стала женой профессора-бизнесмена. Она его боготворила. Пылинки сдувала, наслаждалась его капризами и требованиями. Даже имя изменила. Она была Галя, а он захотел звать ее Линой. Галина-Лина. Ну, пусть Лина, так даже лучше, красивее.

Конечно, Даша все это быстро поняла и усвоила.

Семейная схема получилась простая: папа – царь и бог. Мама – его служанка и жрица. И маленькая девочка, царевна и ангелочек, и пусть мама ей служит так же, как папе. Преданно и беспрекословно.

– А вот если я вдруг стану совсем плохая мать, – сказала однажды Лина, – и ты со мной захочешь развестись, ты Дашу мне отдашь? Или станешь отсуживать?

– Не просто стану, а обязательно отсужу, – сказал Слава. – Имей в виду, на всякий случай.

– Хорошо, – сказала Лина. – Я, пожалуй, не буду подавать встречный иск.

Примерно через год Слава, Даша и Катя, новая юная Славина жена, сидели за столом и завтракали.

– Вообще-то вилку, Кити, надо держать левой… – сказал Слава и не договорил.

Катя гневно поднялась с табурета и с размаху влепила ему пощечину:

– Будешь мне замечания делать при ребенке?!

Потом села и спокойно продолжала есть.

Слава хмыкнул, криво улыбнулся Даше.

Даша прожевала, сошла с табурета и подошла к ней.

– Мама Катя, спасибо за завтрак, можно выйти из-за стола?

– Можно, – сказала Катя и прохладно чмокнула ее в макушку.

цыганка гадала, за руку брала БЮДЖЕТНАЯ КОЙКА

– Савкин пристает на полном серьезе, – сказала Лена Лицкая.

– Какой Савкин? – не понял Сережа Лицкий.

– Завотделением, – сказала Лена.

– Тварь! – крикнул Сережа. – Пойти ему морду набить?

– Лежи! – сказала Лена. – Лежи спокойно, куда ты пойдешь, миленький, ты что! – и она погладила ему голые, почти бесчувственные ноги.

Разговор шел в больничной палате. Сережа потихоньку приходил в себя после автокатастрофы. Доктор Савкин – известный, кстати, врач – пообещал, что ноги вернутся. Постепенно. Нужно только время. И весьма интенсивная терапия.

– Зачем ты мне это сказала? – Сережа чуть не заплакал.

– Я всегда тебе доверяла, – сказала Лена. – И сейчас доверяю абсолютно.

Сереже не понравилось это холодное слово.

– И что? – тоже холодно спросил он.

– И то, что у нас кончаются деньги. Мы ведь гордые, мы ведь не хотим, чтоб наша жена бегала по приемным Минздрава. Мы ведь богатые, мы привыкли сами за все платить.

– У нас есть еще четыре миллиона.

– Они на депозите, ты что! – вскрикнула Лена. – Прости. Твои деньги, твое решение. Но Савкин обещает перевести тебя на бюджетную койку. Все процедуры, все лекарства, все бесплатно. Плюс личное наблюдение.

А действительно, что это он. Деньги отложены на покупку коттеджа. Они с Леной мечтали перебраться за город.

– Он тебе нравится? – спросил Сережа. – Этот дотторе-профессоре?

Савкин, кстати, был красивый. Жгучей неаполитанской красотой.

Лена вцепилась в Сережину руку, зарыдала, стала целовать ему пальцы, сползла с табурета и встала на колени у изголовья.

– Я для тебя, я для тебя на все готова, а ты сердишься…

– Но почему я должен за тебя решать?

– Потому что ты муж, – она подняла на него преданные зареванные глаза.

– Тогда давай, – сказал он. – Иди к нему. Ты хорошая. Спасибо.

– Круто, – сказал я моему другу, художнику Коле Мастеропуло, который на днях рассказал мне эту историю. – Мелодрама.

– Куда денешься, – сказал Коля. – Он так объяснил: «Я, говорит, ей как бы разрешил этот блядский подвиг, потому что все равно жить бы с ней не смог. Даже если б запретил, не смог бы». А кроме того, не факт, что он выздоровел бы. Или вообще бы выжил.

– Но он ведь выжил? Выздоровел?

– Ненадолго, – сказал Коля. – Его перевели на бюджетную койку. Процедуры, лекарства, все на совесть. Более-менее оклемался. Но на коляске. Но с хорошей перспективой, так Савкин сказал. Развелся с Ленкой, женился на массажистке, которая его выхаживала.

– А почему ненадолго?

– Купили коттедж, обставили, и она его в ванне утопила, когда мыла. Так устроила, как будто он случайно утонул. Сергей говорил, что гадко было тонуть и обидно. Ленку вспоминал.

И Коля Мастеропуло ушел. Вернее, исчез.

Потому что он умер девять лет назад, и на днях мне приснился, и рассказал, что там познакомился с неким Лицким Сергеем Михайловичем, и вот, значит, какую услышал от него историю.

давить-давить, никак не выдавить ДЕВОЧКА ИЗ БЕЛЬЭТАЖА

– Ты что! – сказал я маме. – Пусть она сама приедет.

– Я уже обещала, – сказала мама. – Она очень просила.

– Позвони и откажись, – сказал я.

– Ну, теперь неудобно, – сказала мама. – Да это и недалеко.

Разговор шел о ее ученице Леночке Ф.; мама давала домашние уроки английского, и к ней постоянно ходили две-три девочки. Мальчиков почему-то не было.

Но Леночка была непростая ученица.

Она была из того дома на улице Грановского, где жила моя мама в детстве и где несколько лет прожил и я с мамой и папой. Дом весь увешан мемориальными досками: сплошные маршалы и министры.

Это потом мы переехали на Каретный Ряд, в большую отдельную квартиру на одиннадцатом этаже. А там мы жили в полуподвале, в коммуналке, поскольку мой дедушка, мамин папа, был шофером в гараже Совмина. А Леночкины родители жили в бельэтаже: очень высокий первый этаж, на самом деле второй, если наш полуподвал считать за первый. Потому что ее дедушка был зампредсовмина. Мама знала эту семью с детства. Точнее сказать, видала, как «хорьх» Леночкиного дедушки въезжал во двор. А также слышала рассказы Леночкиной мамы о том, кто у них был в гостях на 7 ноября. Я помнил эту Леночку, когда мы там жили: она была помладше меня.

Да, так о чем это я?

О том, что Леночка через каких-то знакомых стала маминой ученицей. Мир тесен. Или круг широк? Неважно. Мама говорила: «Девочке двенадцать лет, а сидит нога на ногу и туфелькой покачивает, как взрослая».

Вот. И однажды Леночка забыла у нас тетрадку. Мама сама ей позвонила: «Лена, это твоя тетрадь?» «Какой кошмар! У меня завтра контрольная!» – сказала Леночка. И тут же попросила маму ей эту тетрадку привезти. На остановку троллейбуса.