Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Делль Виктор Викторович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только имей в виду, старшой, сидеть придется на кулях, на ящиках. Есть, правда, хлипкая садовая скамейка, но на ней еще хуже: взбрыкивает на воздушных ямах как необъезженная кобыла.
Да какая там разница!
Летели не прямо, садились раза три возле небольших городков. Летчики говорили: что-то смазать, что-то отрегулировать, «Дуглас» никудышный, давно пора на свалку. Но я же видел. Нас ждали. Подходили женщины, подходили старички со старухами, получали ящички, кульки, мешочки. Ничего криминального, конечно: свои посылают своим. Но время, время-то идет!
Когда подлетали к Внукову, я взглянул на часы и моментально вспотел. Через полчаса начинают, а я еще в воздухе.
Хорошо, летуны посадили на свой автобус и примчали к метро «Парк культуры». А оттуда одна остановка до Кропоткинской.
И вдруг…
– Товарищ гвардии старший лейтенант!
Я по инерции продолжаю бежать, но уже чувствую: что-то неладно!
– Товарищ старший лейтенант! – голос уже включен на полный звук. – Вы! Вы! С планшеткой в руке.
Останавливаюсь. Кряжистый майор с квадратным лицом. На рукаве повязка дежурного, на груди – одна-единственная черно-оранжевая медальная планка – «За победу над Германией».
Подходит нарочито медленным шагом. Небрежно кидает кисть правой руки под козырек:
– Майор Колядный. Комендантская проверка. Ваши документы!
Документы у меня чище чистого. Подаю офицерское удостоверение, командировочное предписание. Ох, пистолет в кобуре… Да что это я! Он же у меня в предписании записан.
Майор медленно, по слогам читает текст. Внимательно вглядывается в печать, разглядывает командировку на просвет.
А минуты бегут, бегут…
– Нарушаем форму одежды, товарищ старший лейтенант. И где? В столице нашей родины!
– Я нарушаю?
– Не я же! У кого планшет в руке? У меня или у вас? А где ему положено быть? На ремешке между плечом и шеей. А сам планшет должен висеть на левом боку, не ниже середины бедра.
– Так у меня же и ремешка с собой нет.
– Вот и еще одно нарушение… Словом, так: шагом марш к газетному киоску. Видите, там уже трое таких же разгильдяев. И ждите. Придет грузовая машина, заберет всех в городскую комендатуру.
– А там? – я растерялся как нашкодивший пятиклассник.
– А там? – недобро усмехается майор. – Три часа строевой подготовки. Разговор с помощником коменданта. Отметка в командировочном предписании. Как минимум.
И небрежно сует все мои документы в свою полевую сумку.
– Товарищ майор!.. Я не могу!.. Меня ждут к десяти часам в ЦК комсомола. Я содокладчик.
– Вот заместителю коменданта и доложите… Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант!.. Вы, вы с расстегнутым воротничком!..
И, как голодный тигр, устремляется от меня к следующей жертве.
Что же делать? Дать деру? Без документов?
Скандал будет на высочайшем уровне.
Затравленно озираюсь по сторонам. Милиционер наблюдает за порядком у турникета. Молодая женщина тащит упирающегося малыша. Бабушка толкает плетеную корзину, ловко приспособленную к шасси от детской коляски.
Кто мне поможет? Кто?
Бежать! А скандал?.. Скандал будет потом.
И в этот самый момент, когда я уже подготовился к броску через турникет – майор все еще терзал в стороне несчастного лейтенанта, – я замечаю солидную фигуру в генеральском мундире с лампасами на брюках и несколькими рядами орденских планок.
Ноги решают все раньше, чем голова.
– Товарищ генерал, разрешите обратиться по неотложному случаю!
Лицо интеллигентное. Петлицы черные с перекрещенными пушечками. Артиллерист.
– По неотложному случаю? Разрешаю!
И я, захлебываясь, скороговоркой выпаливаю все. И про шифровку, и про свое невольное опоздание, и про майора из комендатуры, гранитным утесом ставшем на пути.
– Какой майор? Где он?
– Вон там, у киоска. С группой офицеров.
– Товарищ майор! – зовет генерал.
Вышколенный комендантский служака несется на полусогнутых, лихо отдает честь, прищелкивая каблуками.
– Слушаю, товарищ гвардии генерал-полковник!
– У вас документы старшего лейтенанта?
– Так точно!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Они в порядке?
– Так точно! Но имеется налицо нарушение формы одежды. Планшет в руке, к тому же не наш, иностранного образца. Пистолет марки "браунинг".
– Оружие вписано в командировочное предписание?
– Так точно!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Верните документы старшему лейтенанту и отпустите с миром. Он и так опаздывает.
А служака артачится, а служака не хочет выпускать из когтей верную жертву. У него сегодня на полдня план на двадцать задержанных, а пока не набралось и десяти.
– Не имею такого права, товарищ гвардии генерал-полковник.
– Что-о! – это уже прорезался вполне генеральский голос. – Снова капитаном стать захотелось? Давайте-ка сюда документы!
Напуганный таким тоном, майор спорить больше не смеет. Генерал передает удостоверение и бумаги мне:
– Здесь все? Проверьте!
– Все, товарищ генерал.
– Бегите! Следующая – Кропоткинская. Затем по улице направо и вверх.
– Знаю, товарищ генерал. Спасибо!
– А с вами, товарищ майор, мы еще побеседуем…
Я дослушивать не стал. Хотя так хотелось!
В зал на Кропоткинской я влетел с опозданием ровно на час. Ответственный секретарь Антифашистского комитета советской молодежи Михаил Тюрин, сидевший в президиуме с краю, пальцем поманил меня к себе:
– Что же вы так поздно, товарищ Квин? Все ваши военные коллеги уже выступили.
Я в нескольких словах рассказал про случившееся.
– Ну, не беда. Сейчас товарищ закончит и я попрошу предоставить вам слово.
Товарищ на трибуне, крупный, веснушчатый, с огненно-рыжей шевелюрой, говорил еще полчаса, причем все больше призывами и лозунгами.
Я ждал, мысленно складывая свою пятнадцатиминутную речь.
Рыжий, наконец, закончил россыпью лозунгов: да здравствует, слава…
Объявили меня – Тюрин до этого пошептался с кем-то в центре президиума. Рыжий тоже уселся где-то недалеко.
Я уже успел успокоиться и поэтому, мне казалось, сумел коротко передать всю сложность положения молодежи в Венгрии с ее пятьюдесятью разношерстными организациями и, как мы условились с подполковником Гуркиным, рассказал о возможных путях выхода из непростой ситуации.
Меня внимательно слушали. Я говорил исключительно по делу и общими словами не разбрасывался.
И тут в тишине раздался уверенный, хорошо поставленный голос:
– Зачем вы это нам все рассказываете?
Рыжий!
Я сдержался, на реплику не ответил и продолжал свое.
И снова рыжий:
– Не надо все это нам. Пустое! Лучше расскажите, как воспринимает венгерская молодежь своих советских сверстников.
И вот тут я озлился по-настоящему. Мало того, что рыжий меня сбивает, он еще хочет к тому же, чтобы я, как и он, заговорил милыми ему штампами: хорошо, мол, воспринимает, в ноги кланяется освободителям, готовы за них, как один, в огонь и воду. А кто, спрашивается, готов: недавний молодой подпольщик, расклеивавший с риском для жизни листовки в центре оккупированного фашистами Будапешта? Или молодой католик, убежденный, что у нас дьявольские наросты на лбу? Или бывший молодой нилашист, стрелявший на днях в нашу военную регулировщицу?
И я повернулся к рыжему:
– Здешних порядков я не знаю, но вот у нас, например, прерывать выступающего репликами или вопросами считается просто неприличным. Вас ведь никто не трогал, когда вы говорили. Вот закончу – тогда пожалуйста: хоть вопросы, хоть разделывайте под орех, А сейчас, прошу, не мешайте.
По невероятной, ужасающей тишине, которая установилась в переполненном зале, я сразу понял: попал в большую шишку. Рыжий не просто человек, а Человек с большой буквы. Посмотрел на Тюрина: он сидел не поднимая глаз. Меня бросило сначала в жар, потом в холод.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но слово, как говорится, не воробей. Вылетело – не догонишь. И я, собравшись с силами, довел свое сообщение до конца.
Рыжий больше не вмешивался.