Кучум (Книга 3) - Вячеслав Софронов

Царскую грамоту перед собравшимися казаками, которых, как он прикинул, было не меньше трех сотен, читал сам Барятинский. Когда он закончил чтение и вновь свернул ее, то весь казачий круг настороженно молчал. На небольшой помост в центре площади-майдана не спеша поднялся и встал рядом с князем Федором атаман Мещеряк.

-- Я, казаче, что думаю, -- начал он осторожно, цедя каждое слово, -спасибо царю-батюшке, что про нас помнит и к себе на службу зовет. Только вот про плату за службу тут ничегошеньки не говорит. Отчего так? А, князь? Бесплатно хочет царь заставить нас служить? Али как? Ответь.

-- Плата обычная, -- Федор пробежался взглядом по лицам сгрудившихся казаков и не нашел в них особой заинтересованности от чтения царской грамоты, -- в зависимости от чина и звания. Рядовому -- по гривне в месяц, а сотнику -- по три.

-- Чего-то больно много сотнику выходит, -- выкрикнули из середины толпы, -- мы у себя все поровну делим. За что ему такой причет?

-- Слушайте, станичники, -- не выдержал Барятинский, -- я не торговаться приехал, не баранов покупать, а призвать вас на службу. Грамоту царскую я прочел. А кто служить пойдет, тот в накладе не останется.

Казаки долго шумели и все пытались выяснить, какая часть от захваченной у врага добычи им причитается, как будут кормить, кто станет поставлять корм для коней и подобные мелочи. Федор глянул на Алексея Репнина, который стоял чуть позади него и с презрением поглядывал на торгующихся казаков, и подал знак, что пора уходить. Тот утвердительно кивнул, и они направились к краю помоста.

-- А вы куда? -- остановил их удивленный Мещеряк.

-- Круг еще не закончен. Куда приходить тем, кто согласится на службу пойти?

-- Ждите здесь, -- Барятинский чуть приостановился, -- как объедем остальные городки-станицы ваши и обратно возвращаться станем, то всех и заберем, доставим в Москву.

...Они объехали еще десятка два станиц, где также собирали круг, казаки торговались, выказывали недовольство царским обещанным жалованием, и никто особо не горел желанием идти на войну в далекую Ливонию.

Последний городок, куда их привезли, носил странное название -Качалин.

-- Может, здесь поболе охотников сыщется, -- почти с сочувствием заявил им Савва Болдырь, отряженный с ними атаманом Мещеряком в качестве сопровождающего, -- новоходы здесь все собраны. -- И на вопрос Репнина, кто это такие, охотно пояснил, -- да кто недавно в казаки подался. Тех новоходами и зовем. И Качалин он потому, что то придут, то разбегутся, черт их поймет. Качалы, они и есть качалы...

Даже по одежде обитателей качалинского городка можно было отличить их от старых казаков: крестьянские армяки и зипуны, татарские халаты, войлочные валяные шапки, небогатое оружие.

Когда Федор Барятинский объявил им о царском приглашении на службу, то не последовало обычных вопросов о жаловании, корме для коней и прочем. Но некая осторожность витала над толпой. Князь Федор догадался, что им внове слушать приглашение самого царя идти к нему на службу. Большинство среди них, судя по угрюмости лиц, изработанным заскорузлым рукам, были бежавшие на волю пахари, вотчинники, смерды, не особо еще привыкшие к вольной жизни.

Наконец, в первом ряду сухощавый жилистый казак осторожно спросил, как бы опасаясь подвоха в приглашении:

-- А ежели мы откажемся? Тогда как?

-- То твоя воля, -- крикнул стоявший рядом с Федором Болдырь, -- хошь казакуй и дальше, соси кулак слаще, а хошь воевать, так подавайся с войском царевым.

-- А прозвание записывать станут? -- раздался другой настороженный голос.

-- Хоть горшком назовись, -- пояснил словоохотливый Болдырь, -- вот меня Саввой поп-батюшка назвал, а люди Волдырем прозвали. И что с того? Верно, подумали, что вас старые хозяева разыщут да обратно возвернут? Не бывать тому. Кто в казаки попал, тот обратно не воротится. Не бывало у нас еще такого. Так что сходите, повоюйте, а кто живым останется, соплей на кулак намотает, оружие себе справит, доспехи, одежонку кое-какую, коня доброго, глядишь, и обратно вернется.

Слова Волдыря подействовали на многих и к писарю подошли сперва человек десять, а затем чуть не половина собравшихся, все еще осторожно поглядывая на царских гонцов.

-- Слушай, Федор, -- тихо проговорил ему на ухо Репнин, -- глянь вон в тот конец. Никого не узнаешь? -- и он указал на стоявшую отдельно от остальных группу казаков, в центре которой стоял кряжистый, широкоплечий, из зеленого сукна кафтане казак, внимательно глядевший на них.

-- Вроде, знакомый, -- ответил Федор, силясь припомнить, откуда он знает этого человека.

-- Неужто не узнал? То ж Василий...

-- Точно он... -- заулыбался Барятинский. -- Чего же не подойдет тогда?

-- Верно, неловко ему. Кто знает...

Барятинский же, окончательно признав в широкоплечем казаке своего спасителя, расталкивая толпу, кинулся к нему, не переставая улыбаться.

-- Василий! Не признал что ли?! -- и широко раскинул руки для объятий.

-- Здравствуй, князь Федор, -- скромно ответил тот, -- как не признать. Признал. Да не ровня я тебе, чтоб обниматься.

-- Ты это... не придумывай разное... Я ж тебе жизнью обязан, -- и князь на глазах удивленных казаков обхватил его за крепкую шею, притянул к себе.

-- А мы и не знали, Ермак, что у тебя среди царских посланцев дружки имеются. Гляди-ка... -- загомонили казаки.

-- Ладно тебе, Яков... Воевали вместе... Чего там, -- как бы оправдываясь, отвечал на смешки товарищей Василий Ермак.

-- Помнишь, как от крымцев уходили? Помнишь? В леске тогда еще спрятались... А потом самого Девлет-Гирея схватить хотели. Не забыл? -переполненный радостью встречи спрашивал Барятинский.

-- Как не помнить, помню. Такое не забудешь...

-- Он у нас такой, -- опять засмеялись казаки, -- коль сказал, то самого крымского хана заарканит и на веревочке приведет. Приведешь, Ермак, коль на спор?

-- Да мы и тогда заарканили б его, коль не промашка одна, -- ответил за чуть смутившегося Василия князь Федор.

-- Где сейчас Колычев? Жив-здоров?

-- А чего ему сделается, -- ответил подошедший к ним Репнин, похлопал Ермака по крутому плечу и добавил, -- а ты, я гляжу, на здоровье не жалуешься. Ишь, каков стал -- богатырь!

-- Ты уж скажешь, -- еще больше смутился Ермак, который и впрямь был чуть ли не на четверть шире в плечах худощавого Репнина. Да и среди остальных, находившихся рядом казаков, он отличался скрытой силой, присутствующей и в повороте головы, и в движениях рук, налитых на груди мышцах.

-- Оставайтесь с нами, глядишь, через годик тоже сил понаберетесь, -шутливо предложил крутившийся меж ними юркий Гришка Ясырь.

-- Мы бы с радостью, да велено возвернуться вскорости. Вот, вас хотим с собой зазвать.

-- А мы чего... Мы с радостью, -- за всех ответил Ясырь и тут же осекся, встретившись с тяжелым взглядом Ермака, -- как Василий скажет, -добавил и спрятался за спину Ильина.

-- О том хорошенько подумать, покумекать надо, -- свел брови Ермак, -на зиму глядя на войну переться...

-- Некогда думать, -- покачал головой Репнин, -- ляхи прут на нас. Король у них нынче новый. Стефан Баторий. Не слыхали? Больно лют и умен. Разбил нас на границе, крепостей несколько занял.

-- Как не слышали, слыхали, -- поскреб голову Яков Михайлов, -- были люди с ихней стороны, сказывали. Он не только нас, но и черкас поуспокоил. Такому палец в рот не клади...

-- Думайте, казачки, думайте. Неволить вас никто не станет, -- со вздохом закончил Федор Барятинский, -- а нам поутру и обратно пора ехать, тех на Москву вести, кто согласие дал. Жалко, ежели ты, Василий, от такого дела в стороне останешься...

-- Поглядим... -- успокоил его Ермак, подмигнув незаметно, -- дай срок до утра. Тогда и скажу свое слово.

Утром Василий Ермак, одетый по-походному, и с ним его сотоварищи верхом подъехали к собиравшимся в дорогу Барятинскому и Репнину.

-- Однако, разбередил ты мне душу, князь Федор, -- проговорил Ермак, пощелкивая плетью по голенищу сапога, -- соскучился, видать, я по ратным делам. Не воевал еще с ляхами. Надо поглядеть, каковы они в деле.

-- Так там не одни ляхи, -- радостно улыбаясь, махнул рукой князь Федор, -- а и литва, и немцы, свеи Всех узнаешь...

Вместе с ним из Качалинского городка вышло еще полторы сотни пеших и конных казаков, а всего со всех станиц казачьих набралось без малого шесть сотен.

Уже в последней станице к ним подошел чернобородый Мещеряк и указал на идущего следом человека:

-- Еще один гонец прибыл. Только не с Москвы, а с Уральских гор. Тоже на войну зовет.

-- Это куда? -- спросил Ермак.

-- От купцов Строгановых, -- отозвался гонец. -- Сам я, Павел Ерофеев, буду от них посланный...

-- А что, жив еще старый Строганов?

-- Аникита Федорович? Да уж сколько годков, как в земле. Теперича его сыновья заправляют всем. А ты, казак, видать, знал старого хозяина?

-- Да знал немного, -- нехотя ответил Ермак, -- приходилось бывать в городках ваших.

-- Ну, так пошли обратно. Молодой хозяин, Семен Аникитич, обещал и обрядить, и оружие, какое захотите, дать и сверх того жалование денежное положить. Соглашайтесь.