Чакра Фролова - Всеволод Бенигсен

– Надеюсь, вопросов больше нет, – сказал Шнырь, обводя собравшихся. – Если будут, подходите, спрашивайте. Ну а за этого… ну что тут скажешь… извиняемся.

Он с досадой поморщился, словно хотел еще что-то добавить, но больше ничего не сказал и пошел прочь. Следом лениво зашаркали остальные уголовники. Невидовцы потоптались еще некоторое время, но потом тоже стали расходиться.

Сделав вместе со всеми несколько шагов, Фролов обернулся. У столба остались стоять только мать и дочь. Люба как завороженная смотрела на то место, где только что лежал Балда, а Катерина гладила ее по плечам и утешала.

Глава 32

Партизанский отряд Трофимова третью неделю блуждал по окрестным лесам и болотам, не зная, куда податься. Сначала хотели пробиться к своим, но в первые дни войны Красная армия отступала, если не сказать, бежала, с такой скоростью, что догнать ее было делом затруднительным. На самом деле отряд возник совершенно случайно. Можно даже сказать, по недоразумению. А иначе и быть не могло, ибо никакого партизанского движения тогда и в помине не было. Можно даже сказать, что отряд Трофимова был первым. Началось все с того, что двадцать второго июня над приграничным селом Курково произошел воздушный бой. С немецкой стороны в нем участвовал десяток «мессеров», с советской пара один «И-16», именуемый в просторечье «ишаком», и пара «Як-1», именуемых в просторечье «яшками». Бой был неравным, в результате чего все три советские машины были сбиты. Но если в первых двух были застрелены летчики, то в «ишаке», которым управлял лейтенант Кантюков, был пробит бензобак. Оставляя за собой черную полосу дыма, самолет стал стремительно терять высоту. Сначала Кантюков попытался направить горящую машину на колонну немецкой техники, чтобы прицельным падением и своей гибелью как-то компенсировать безрезультатность воздушного боя, но в процессе пикирования героическая смерть неожиданно потеряла свою привлекательность и, более того, показалась Кантюкову нелепой и бессмысленной. Летчиком он был мастерским, с полутора тысячью летных часов, и отдавал себе отчет в том, что как бы ни было жаль сгоревшую машину, но его мастерство могло бы принести в будущем гораздо больше пользы, чем пара танков или, того хуже, грузовиков, тянущихся по пыльной дороге. Посему он вывалился из кабины, оставляя падающий самолет, и дернул вытяжное кольцо парашюта. Но то ли кольцо заело, то ли зацеп какой случился – так или иначе Кантюков камнем полетел к земле. Теперь все обессмыслилось окончательно: и врага не подбил, и сам не выжил. Как вдруг у самой земли что-то хрустнуло, и проклятый парашют, полоснув стропами по лицу, вспыхнул раскрытым куполом. Что было двойным везением, поскольку раскройся он раньше, немцы могли подстрелить Кантюкова в полете. Правда, с самим приземлением повезло куда меньше: он грохнулся на крышу чьего-то дома, откуда, не удержавшись, кубарем покатился вниз. В итоге проломил собачью будку, вывихнул ногу и в довершение ударился головой. Когда открыл глаза, увидел удивленный взгляд рыжей лохматой псины, которая, обнюхав незваного гостя, жалобно тявкнула, видимо, выражая свое недовольство сломанной будкой. Почти тут же раздался скрип крыльца и грозное: «Фу, Найда!» – к летчику спешил хозяин дома, колхозный механик Трофимов. Он не стал упрекать Кантюкова за поломанную будку, а первым делом потащил подбитого аса в дом. После чего быстро собрал парашют и спрятал его в сарай. Трофимов и думать не думал, что рискует жизнью или совершает какой-то там героический поступок, поскольку, как и большинство советских граждан, был уверен, что немцев быстро встретит и погонит прочь Красная армия. Однако Красная армия не спешила появляться. В отличие от немцев, которые уже через час вошли в Курково. Новая власть быстро объяснила курковцам, что всякое сопротивление будет жестоко караться, а также потребовала выдать коммунистов, красноармейцев и евреев. На тот момент единственным коммунистом в Курково был председатель местного колхоза Василевич, которого, возможно, курковцы и выдали бы, поскольку был он чужаком, присланным из Минска насаждать советский строй, да тот загодя сбежал, быстро сообразив, куда ветер дует. Евреев в Курково отродясь не водилось. Оставался только красноармеец Кантюков. Но о нем знал только Трофимов и сообщать не спешил.

Немцы тем временем разбрелись по избам и расположилась на постой. Подселили и к Трофимову маленького белобрысого офицера, отчего задача с вызволением Кантюкова мгновенно осложнилась – теперь пришлось дожидаться ночи. Однако задолго до наступления ночи чертов офицер, видимо, решил проявить инициативу или подстраховаться, а именно потребовал открыть погреб. Что было странно, ибо в первые дни войны немцы старались не свирепствовать, а некоторые, поддавшись пропаганде, и вовсе были уверены, что русские их встретят радушно, поскольку тайно ненавидят и Сталина, и коммунизм. С чего ж тогда недоверять?

Трофимов засуетился, стал говорить, что, мол, ничего в погребе нету, а только сырость сплошная да картошка с квашеной капустой, чем еще больше раззадорил офицера. Оттолкнув хозяина дома, он сам дернул кольцо крышки и полез вниз, подсвечивая себе карманным фонариком. Собственно, на этом история офицера и заканчивается, поскольку в ту же секунду он получил свирепый удар ножом в грудь от притаившегося Кантюкова. Охнул, выронив из рук фонарик, и осел. Черная фуражка съехала набекрень. Теперь деваться было некуда – надо было бежать. Причем уже не только Кантюкову, но и Трофимову. Механик витиевато матюгнулся, поскольку не имел никаких намерений ссориться с новой властью, но вытащил хромого летчика наверх и стал судорожно собирать рюкзак. Офицерский пистолет заткнул за пояс. Натянул сапоги и мотнул головой летчику. Тот покорно захромал следом. Зная родное село, как свои пять пальцев, Трофимов без труда вывел их к лесу, откуда была только одна дорога – на восток. Механик понимал, что времени у них немного, но есть. Покуда прознают об убийстве, покуда поднимут тревогу, они смогут уйти достаточно далеко. Даже с учетом хромоты Кантюкова. В селе, однако, об убийстве офицера прознали быстрее, чем предполагал Трофимов. Его сосед, счетовод Гузько, к которому заселили какого-то мордатого немецкого фельдфебеля, зашел к Трофимову за квашеной капустой – у механика она была первый сорт: сладкая, хрустящая. Первым делом заметил сломанную будку и покореженный край крыши. Потрепал рыжую Найду и зашел в дом. Не обнаружив хозяина, чертыхнулся и сам полез в погреб. Но тут же натолкнулся на труп офицера и выскочил из подпола, как ошпаренный. Трусом или какой-то там распоследней сволочью Гузько не был, но тут дело зашло слишком далеко. Перепугавшись, что и его могут притянуть к убийству, он решил, что лучший способ отвести от себя подозрения – это самому о нем донести. И как можно скорее. Поднялась буча. Немцы бросились составлять список жителей Куркова, чтобы выяснить, кто еще отсутствует, и выяснилось, что пропал не один Трофимов. Отсутствовали также братья Дергуновы с семнадцатилетней сестрой Ольгой, молодой тракторист Пашка Кузьмин, агроном Гуляшов со своим дружком-собутыльником Васькой Худевичем, водовоз Пинчук с приятелями Генкой, Колькой и Захаром, а также Настя Прокопович со своим отцом и братом. Все они шумной ватагой с раннего утра отправились на запруду, что была в семи километрах от Куркова. Привыкшие к тому, что над их головами периодически летают чужие самолеты (а подобные провокации со стороны немцев в последние дни перед войной стали делом обычным), они и думать не думали, что началась война. Для курковцев же поход на запруду в воскресный день был событием настолько естественным, что никто и заметил отсутствия стольких людей. Тем более что вся компания была связана родственными или какими-то внутренними отношениями. В сестру Дергуновых Ольгу были влюблены тракторист Кузьмин и агроном Гуляшов. Последний даже несколько раз сватался к ней, но безрезультатно. Сама Ольга никому предпочтения не отдавала, тем более что за ней пристально и ревностно следили старшие братья, никуда не отпуская без сопровождения. Не менее ревностно друг за дружкой следили и агроном с трактористом – каждый опасаясь, что соперник перехватит Ольгу раньше его. В Кузьмина же была влюблена Настя Прокопович, которая всегда держалась отца и брата. Что касается Васьки Худевича, то он был влюблен исключительно в бутылку, а посему не мыслил жизни без своего закадычного дружка Гуляшова, который тоже был не прочь поддать. Из всей этой влюбленно-родственной компании слегка выпадал водовоз Пинчук с приятелями, но тут было простое совпадение: узнав, что на запруду идет столь большая компания, они присоединились к остальным, захватив удочки и червей. Понятное дело, никакого отношения к убийству офицера в доме Трофимова никто из ушедших на запруду не имел, но немцы уже потеряли всякое доверие к местным жителями. И даже такое невинное мероприятие, как купание в запруде, показалось им частью какого-то хитроумного плана. Ожесточившись, они стали требовать срочно найти всех отсутствующих курковцев. В противном случае грозились спалить село.