Лучше для мужчины нет - Джон О`Фаррел

На этом месте мог быть ты

– У вас не найдется немного мелочи? Простите, вы не найдете для меня немного мелочи?

Изо дня в день я невозмутимо проходил мимо бездомного, чей голос подпевал музыке лондонских улиц. Но лишь сегодня меня поразила мысль, что я равнодушно прошел мимо такого же, как я, бедолаги. Вернулся и положил пять фунтов в импровизированную картонную копилку. Пять монет! А ведь этот бездельник даже не удосужился обзавестись собачонкой с печальными глазами.

Я слегка разозлился оттого, что получатель платежа не рассыпался в благодарностях от моей чрезмерной щедрости и даже не выказал никакой радости. За пятерку ждешь как минимум угодливого "спасибо", но лучше – письма с отчетом о том, как, куда и зачем были потрачены твои деньги (в конце письма я не прочь увидеть постскриптум с просьбой оформить свои подношения в виде соответствующего обязательства, скрепленного печатью). Но нищеброд, похоже, решил, что я ничем не отличаюсь от прочих богатых и чистеньких счастливчиков, шныряющих мимо него. Наверняка подумал, что у меня имеется прекрасный дом, довольная жена и все остальное, чему он так завидует.

Я только что отнес в банк ключи от своего дома. Явился в местный филиал, выстоял очередь к окошечку и протянул ключи девушке.

– Подождите, я лучше приглашу управляющего, – сказала она.

– Нет, все нормально, бумаги уже у него. Я не могу задерживаться. Мне еще надо найти место для ночлега.

– О… Вы не хотите ничего сообщить?

– Хочу. У вас внизу барахлит унитаз. Нужно один раз спускать воду плавно, а потом еще раз, но резко.

Девушка непонимающе смотрела на меня, но когда я собрался уходить, вспомнила сценарий:

– Спасибо, что воспользовались нашими услугами, мистер Адамс. Желаю приятно провести день.

– Спасибо. Вы очень добры! – крикнул я через плечо.

Я вышел на улицы Лондона, не зная, куда идти теперь. И пустился куда глаза глядят, все глубже и глубже погружаясь в сюрреалистические переживания. Обычно ходьба по тротуарам означает бесполезное времяпрепровождение – пауза между эпизодами жизни, – но теперь у меня остался один тротуар. Я потерял смысл. Мусорный бак имеет смысл – он нужен для того, чтобы в него бросали дрянь. И ограждения вдоль улиц имеют смысл – они нужны для того, чтобы не люди не кидались под машины. Но какой смысл во мне? Я – ничто, которое плетется в никуда. Кому и для чего я нужен?

Я стоял на улице, разглядывая клубки старых магнитофонных пленок, запутавшихся в оградах – узкие блестящие ленточки коричневого цвета, сплетенные ветром. Наверное, на этих пленках записана музыка, ее кто-то сочинил, оркестровал, аранжировал, а теперь музыка развеяна по ветру и никому не нужна. Шла запись, шла, а потом оборвалась. Отныне у меня прорва свободного времени, вот только свобода катастрофически упала в цене. Я больше не крал свой досуг сладкими аппетитными кусочками, нет – досуг придавил меня пожизненным сроком. В руке я держал дорожную сумку – немного шмотья, зубная щетка, бритва и путеводитель по Лондону "Тайм-аут". Все остальные мои вещи, как и прочее содержимое нашего дома, хранились в соседском гараже.

– О-ох, как вам повезло, что у вас холодильник с таким большим морозильником, – похваливала престарелая миссис Конрой, пытаясь заразить меня оптимизмом, когда я вез холодильник к ее дому.

Мягкие игрушки отправились в пластиковые пакеты для мусора, телевизор завернули в одеяло и положили в кроватку Альфи. Перевозка остальных вещей заняла у меня два дня. К тому времени, когда я покончил с барахлом, соседский гараж походил на наш дом, только раздавленный землетрясением. Миссис Конрой любезно сказала, что я могу держать вещи сколько понадобится. Клаус с Гансом съехали – вернулись к себе в Германию, – поэтому гараж никому не требовался. Миссис Конрой выделила мне коробки для личного скарба, угостила чаем с сандвичами и вручила ключ от гаража – чтобы я в любой момент мог забрать вещи. Она не спрашивала, как вышло, что я просрочил выплаты по кредиту. Лишь однажды намекнула на случившееся – когда я запер гараж и поблагодарил ее. Миссис Конрой грустно посмотрела на меня, ободряюще улыбнулась и сказала:

– О-ох, вам не поздоровилось.

И вот я брел по Верхней Кэмден-стрит, сжимая в руках те жалкие остатки вещей, что не поместились в гараже миссис Конрой. И вдруг поймал себя на том, что с повышенным интересом разглядываю пластмассовые безделушки в витринах благотворительных лавок. Я миновал галереи игровых автоматов – название "Куча удовольствия", судя по постным серым рожам внутри, выглядело некоторым преувеличением. Агентства недвижимости рекламировали семейные гнездышки со всеми удобствами, строительные общества предлагали в полплевка получить заем на жилье.

О невыплаченном кредите Катерина знала из моего письма к отцу, но я все равно поднял эту тему в те томительные и беспросветные часы, что мы проводили у качелей на промозглом ветру. Когда я говорил о пустяках, Катерина отвечала односложно, и чтобы растопить лед, я завел беседу о грядущей потере дома.

– По-моему, банк собирается изъять наш дом, – объявил я.

Разумеется, я не рассчитывал, что Катерина упадет ко мне в объятия, но ничего лучше для дружеской беседы я не нашел. Катерина посмотрела на меня и отвернулась.

– После развода все равно бы пришлось его продать, – равнодушно заметила она, словно мы обо всем уже договорились.

Она впервые упомянула о разводе, но поскольку цели своей я достиг – завязал-таки разговор, – то преисполнился оптимизма.

– Я все равно не смогу туда вернуться, – продолжала Катерина. – Там мне будет слишком одиноко.

Она вполне расчетливо ковырнула ножом в моей разверстой ране. Пусть теперь ей не хотелось быть со мной, но несчастной сделал ее я, потому что не был с ней прежде. Но меня утешила реакция Катерины – похоже, ее вовсе не ужаснула перспектива лишиться дома. Я не мог отделаться от чувства, что потеря жилища не повысила наших шансов воссоединиться. Но, наверное, все дело в том, что эти шансы и так болтались в районе нулевой отметки.

Пока я бесцельно бродил по главной улице нашего района, меня посетила счастливая мысль. Ведь отсутствие крыши над головой – превосходный повод предстать перед Катериной и попробовать спровоцировать у нее приступ жалости. Интересно, как она отреагирует? "Ну, если станешь бездомным, так уж и быть, давай ко мне…" Скажи она такое, я бы, наверное, запомнил. "У меня только односпальная кровать, милый, что ж, так уютно лежать прижавшись друг к другу". Нет, такого тоже не припоминаю.

О том, чтобы поехать к отцу, не могло быть и речи. Во-первых, он жил в Борнмуте, а, во-вторых, по причине непомерной мужской гордыни мы не разговаривали с тех пор, как отец удалился из моей кухни. Да и в любом случае, если я появлюсь у его двери и поведаю, что отдал свои ключи в банк, отец лишь обеспокоится, не забыл ли я пристегнуть к ключам кольцо с ярлычком. Конечно, можно было двинуть в мою балхамскую берлогу. Но с тех пор как я оттуда съехал, там много чего переменилось.

Моника рассталась с Джимом. Тот выждал приличествующее количество часов и пригласил на свидание ее лучшую подругу Кейт. Через несколько недель Джим переселился в ее квартиру в Холланд-парке, где имелась все необходимое для работы над диссертацией – правда, "Воздушные гонки-2" немного глючили. Пол, наконец, перестал таиться и перебрался к своему приятелю в Брайтон. Этот приятель работал вышибалой в ночном клубе, а по совместительству трудился в конторе по набору в армию. А Саймон нашел себе новых компаньонов – трех молодых женщин, но стоило ему похвастаться своими любимыми сайтами, как те мигом сменили в доме все замки, а вещи Саймона вышвырнули за порог.

Прошло-то всего месяца два – и вот уже мы все покинули нашу нору. Новости мне рассказал Саймон – позвонил на мобильный. Он все еще переживал по поводу своего насильственного выдворения и предполагал, что девицами двигала какая-то иная причина. Саймон признался, что как-то раз тайком взял у них немного арахисового масла. Наверное, поэтому они и решили от него избавиться.

Так что моя холостяцкая берлога тоже отпадала. Я отчаянно пытался вспомнить хоть какое-нибудь место, куда мог пойти. Перебрал всех прежних приятелей, но связь с ними я потерял давным-давно. В день рождения первого ребенка можешь перелистать записную книжку и спокойно вырвать оттуда имена всех друзей, которые еще не обзавелись детьми. Тем самым избавишь себя от чувства неловкости и бессмысленных рождественских открыток. Разумеется, у нас с Катериной имелся широкий круг общения, но он состоял исключительно из ее подруг и прилагающихся к ним мужей. Связи с университетскими однокашниками я тоже растерял. Нет-нет, я не винил в том Катерину, она никогда не отговаривала меня от встреч с прежними приятелями – я сам по доброй воле отошел в тень, позволил ей составлять расписание нашей светской жизни. Понятное дело, Катерине не пришло в голову включить в него встречи с моими старыми друзьями. Но ни к одной семейной паре я не мог зайти, не испытывая смущения. Они и раньше провоцировали у меня чувство неполноценности со своим хрусталем, итальянским хлебом и коллекцией бутылок с оливковым маслом на кухонной полке.