Тайны советской репатриации - Юрий Арзамаскин

ПРОБЛЕМА КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМА И ЕЁ РАЗРЕШЕНИЕ СОВЕТСКИМИ ОРГАНАМИ РЕПАТРИАЦИИ

Специфическую группу граждан, репатриированных в Советский Союз, преимущественно помимо их воли, составили те наши соотечественники, кто добровольно или по принуждению в составе русских добровольческих частей и «восточных» формирований германской армии в годы Великой Отечественной войны сражались на стороне Германии против СССР и её союзников. В состав формирований входили русские, казаки, украинцы, белорусы, татары, калмыки, армяне, грузины, азербайджанцы, представители народов Северного Кавказа и Средней Азии, волею судеб оказавшиеся под властью гитлеровской Германии.

Коллаборационизм в 1941–1945 гг. был явлением из ряда вон выходящим, тем более что в истории Российского государства ничего подобного не случалось, по крайней мере за последние триста лет[163]. За рубежом на эту тему написаны десятки книг, опубликованы сотни статей, воспоминаний, научных исследований. В них в основном коллаборационисты показываются идейными борцами против большевизма и сталинизма или «простыми смертными», с которыми судьба сыграла злую шутку, обернувшуюся для них трагедией длиною в жизнь. В России же до недавнего времени были лишь эпизодические публикации, да и то подготовленные по «спецзаказу». В них советские люди были представлены как предатели-одиночки, ушедшие ради куска хлеба с маслом в услужение к немцам. И большинство из них характеризуется как продавшие и власть, и Родину, и себя.

Кем же они были в действительности — предателями или патриотами? На этот вопрос едва ли можно получить однозначный ответ. «Каждый человек рассуждает и судит по-своему, в меру своего жизненного опыта, воспитания, образованности, своей духовности, религиозности и политической ориентации, — пишет А.В. Окороков, возглавляющий “Архив Русского освободительного движения”. — Любой государственный режим, будь он коммунистическим или капиталистическим, старается подогнать историю под свои догмы. И всё же… Отношение к этим людям может быть различным, но факт в том, что большинство из них объединяло одно: они боролись за лучшее будущее своего Отечества — России. Ей и должна принадлежать их история»{368}.

На наш взгляд, сотрудничество советских граждан с врагом в годы Великой Отечественной войны представляло собой сложное социально-политическое явление. Здесь, в отличие от западноевропейского коллаборационизма, следует различать, с одной стороны, сотрудничество добровольное с германской армией части населения оккупированных территорий и военнопленных из корыстных побуждений, а с другой — сотрудничество вынужденное, связанное прежде всего с насильственным привлечением на службу военнопленных, оказавшихся на грани голодной смерти в немецких лагерях и брошенных на произвол судьбы сталинским правительством[164]. Ещё одним отличием является гораздо более ярко выраженный политический аспект коллаборационизма в СССР. Именно эти особенности и предопределили, по мнению автора, невероятные масштабы и политическую остроту «советского коллаборационизма», а также его военный характер, проявившийся в участии сотен тысяч наших соотечественников в вооружённой борьбе на стороне германской армии.

История зарождения и развития антибольшевистских сил и «восточных войск»[165] в период войны неотделимы от предвоенного периода истории Советского государства. Разорительная коллективизация и искусственно организованный голод 1932–1933 гг., унёсшие сотни тысяч жизней, кровавый сталинский террор, охвативший все социальные слои и группы советского общества — от остатков «эксплуататорских классов» до простых крестьян и рабочих и верхушки партийной и государственной иерархии, гонения на церковь, насильственная советизация присоединённых в 1939–1940 гг. территорий — всё это способствовало развитию антисталинских и антисоветских настроений, создавало почву для недовольства существующей системой.

Советская держава отнюдь не была такой однородной и монолитной, какой изображали её официальная пропаганда и отечественная историография прошлых лет. В первые военные месяцы 1941 г. в частях Красной Армии отмечались многочисленные факты дезертирства, пораженческих настроений и перехода на сторону противника{369}. Более того, война вскрыла жестокие противоречия, раздиравшие советское общество на протяжении всей его недолгой истории, особенно в предвоенные годы.

Многочисленную категорию советских граждан, сотрудничавшую с врагом, составили мирные жители, недовольные советской властью и проводившейся ею политикой. Партийный диктат, всесилие бюрократии, методы проведения коллективизации и индустриализации, решение национального вопроса, неразумная религиозная политика, развязанные в стране кровавый террор и репрессии вызывали у многих неудовлетворённость и ожесточённость. Поэтому население некоторых областей, подвергшихся нападению (особенно западных), приветствовало немецкое наступление, представляя немцев не завоевателями, а избавителями от ненавистного режима.

Пожалуй, наибольшее недовольство советской властью испытывало население Западной Украины и Белоруссии, Литвы, Латвии и Эстонии, присоединённых к Советскому Союзу в соответствии с пактом Риббентропа — Молотова. После непродолжительного советского правления, обернувшегося раскулачиванием, депортацией и уничтожением десятков тысяч невинных людей, здесь тепло встречали немецких солдат, видя в них «освободителей» от ужасов большевизма. В первые месяцы оккупации местные жители охотно шли на службу в вермахт, в создаваемые немцами полицейские формирования и администрацию{370}.

Уже в конце июня 1941 г. на территории Литвы, Латвии и Эстонии стали создаваться охранные (полицейские) батальоны, которые комплектовались в основном на принципах добровольности. И хотя по первоначальным замыслам они создавались для обеспечения внутреннего порядка в этих республиках, вскоре по приказу немецкого командования полицейские батальоны стали отправлять на различные участки советско-германского фронта. Численный состав батальонов колебался от 200 до 600 человек. Всего было создано более 60 таких формирований.

В начале 1942 г. у гитлеровцев возникла идея создания латвийских и эстонских частей СС. Уже к апрелю были сформированы эстонский (2850 человек) и латышский (2478 человек) легионы, выросшие затем в 1-ю эстонскую и 2-ю латышскую бригады СС. Базой создававшихся легионов и бригад послужили полицейские батальоны, принимавшие ранее участие в боях с Красной Армией{371}.

Сегодня в Литве, Латвии, Эстонии на волне русофобии и воинствующего национализма, политических интриг отдельные граждане коренной национальности стремятся забыть об этой позорной странице в истории Прибалтийских государств, хотят сделать из своих соотечественников, сражавшихся в легионах СС, национальных героев. «Героизация» зашла так далеко, что здравомыслящие рижские историки стали протестовать. Профессор Лео Майе на страницах «Панорамы Латвии» опубликовал большую статью о том, как латышские националисты в годы войны были послушными проводниками гитлеровского геноцида{372}. Но на официальном уровне эти подонки преподносятся как пример для подражания, поскольку являлись участниками борьбы народов «против большевизма и советского тоталитаризма». Хотя известно, что во всём цивилизованном мире организация СС считается преступной, осуждена ещё в 1945 г. Международным трибуналом в Нюрнберге.

Другую категорию советских граждан, ставших на путь сотрудничества с германской армией, составили дезертиры и перебежчики. Отечественная историческая наука по независящим от неё причинам, главным образом из-за недоступности многих архивных источников, длительное время умалчивала о фактах массового дезертирства и добровольной сдачи в плен (особенно в первые годы войны) военнослужащих, не желавших сражаться по политическим, идеологическим и религиозным причинам на стороне Советского государства, в рядах Вооружённых Сил{373}. Среди тех, кто переходил на службу в гитлеровский оккупационный аппарат и в армии вермахта, преимущественно были призывники из восточных и южных окраин, из республик и областей, вошедших в состав СССР в 1939–1940 гг.

Наиболее значительный эпизод был связан с переходом на сторону немцев 22 августа 1941 г. в районе Могилёва 436-го полка 155-й стрелковой дивизии под командованием майора И.Н. Кононова{374}, чуть позже составившего костяк первого в вермахте казачьего эскадрона. В августе 1942 г. немецкое командование сообщало о массовом переходе советских воинов на сторону немцев: 3-я механизированная дивизия — за один день перешло 6 офицеров и 600 рядовых, а также два экипажа танка Т-34 с машинами; 14-й танковый корпус — за один день было 100 перебежчиков; 14-я танковая дивизия — 200 перебежчиков только 25 августа; 71-я пехотная дивизия — 400 перебежчиков 26 августа{375}.