Я Распутин. Книга третья - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обласканный и царицей тоже, я вернулся обратно, понаблюдал, как Столыпин распоряжался сменой парохода. Проверяли его будьте-нате! Каждую заклепку. Все были при делах. Кроме меня.
Весь вечер перед глазами мельтешили местные власти, из которых запомнился только тот самый бранд-майор в сверкающей каске — еще бы, на их головы внезапно свалились высшие лица империи, да еще так драматично! Патриарха с сопровождающими принял Николо-Медведский монастырь, городской голова распорядился освободить гостиницу для императора и свиты, Столыпина с министрами разобрала на постой местная элита. Так что мы с “головой” на пару оказались без пристанища и потому засели в ресторане, я согреваться, а он держать руку на пульсе. К полуночи все экстренные меры пришли в действие и к нам присоединились исправник, брандмейстер и два офицера, подполковник Скачков и ротмистр Фирсов, что неожиданно — пограничники. Оказывается, тут, в Ладоге находился целый отдел 1-й пограничной Санкт-Петербургской императора Александра III бригады и один из ее отрядов, что характерно — Новоладожский.
Господа начальники приняли, как и я, “для сугреву”, но этим и ограничились. Такую сдержанность мне тихо объяснил подполковник:
— Ну как же, Григорий Ефимович, сейчас не водку пить надо, хотя и есть за что, а быть в готовности. Такой шанс выпадает раз в жизни — проявить себя перед императором и премьером!
Еще часа два мы чутко прислушивались к звукам за стенами, время от времени принимая посыльных. За это время мы раза три обсудили происшествие, а потом перешли к разговорам попроще. Весьма продвинутый по части краеведения ротмистр успел мне поведать про соседнюю Старую Ладогу, первую на Руси столицу Рюрика, но особенно он гордился тем, что здесь служил граф Суворов и что именно тут было написано Александром Васильевичем “Полковое учреждение”.
— Ну теперь в ваши летописи впишут крушение “Чести и славы”. Как чуть царица здеся не утопла.
Мужики поперхнулись водкой, закашляли.
А потом я все-таки улегся вздремнуть на сдвинутых стульях.
Распорядительность и быстрота действий не остались без награды — поутру, когда подошел сменный пароход и город провожал нежданных, но дорогих гостей, Николай вынул из саквояжа адъютанта несколько кабинетских часов и портсигаров и одарил местную власть и служивых. Досталось даже капитану “Чести и славы”, а Столыпин велел составить списки принимавших участие в спасении, накормлении и обсушивании и пообещал, что ни одна сволочь, извините, ни один герой не уйдет от справедливой награды. Ладожане блестели глазами, у кого были подкручивали усы, и махали нам вслед платочками.
Бледная Аликс отправилась назад в столицу, на этот раз Новоладожским каналом, во избежание. Мы тоже двинулись каналами и без приключений — Онега побаловала нас тихой погодой. Хождений из каюты в каюту было куда меньше, Столыпин внял моему совету и теперь мы плыли на разных посудинах, чтобы не рисковать всем сразу, и добрались до Повенца с опозданием на день.
*****
Что бывает, когда в уездный город внезапно прибывает вся верхушка, мы только что видели на примере Ладоги. Что бывает, когда в уездный город вся верхушка появляется после уведомления и слухов о крушении, мы увидели после швартовки. Звон колоколов, шпалеры солдат, пригнанных из неблизких гарнизонов, олонецкий губернатор с присными, лучшие люди города в праздничных одеждах, потеющие от осознания важности момента, хоругви и транспаранты, на которые пошел, наверное, весь городской запас мануфактуры. Трибуна в бело-сине-красном, ученики и ученицы в форменном…
— А не подскажете, сколько населения в Повенце? — обратился я к незнакомому чиновнику в форменном сюртуке
— Две тысячи душ от силы.
Что-то учеников и учениц многовато для такого уездного городка. Небось, со всей округи согнали… Пока там говорили приветственные речи, я потихоньку выспросил у местных — так и есть! Помимо Повенецких училищ для мальчиков и девочек, пригнали из ближайших училищ тоже — из Волозера, Лумбушей, Габсельги, некоторым пришлось аж за тридцать верст добираться! Протолкался к Шварцу, наябедничал.
— Александр Николаевич, нельзя так, дети все-таки, а тут такие концы! А если бы мы не опоздали, их бы следующим днем обратно погнали?
— Преувеличиваете, Григорий Ефимович! Многие в школы за несколько верст ходят, а ради шанса повидать государя и патриарха и сами бы прибежали.
Это да, это он правильно заметил, я-то до сих пор мерками своего века меряю… Девочки тем временем преподнесли хлеб-соль, Николай его принял и вся толпа двинулась в сторону будущего канала.
Да-а… и это я пытался на народное просвещение наехать за показуху… Времени для подготовки закладки первого камня, то бишь выемки первой тачки, у нас было в обрез. Просто так сложилось — все же адски занятые, у Столыпина заседания и поездки, у Антония службы и поездки, у царя встречи и поездки, даже у меня полон дом визитеров и думских проблем. И вот в этих плотных графиках чудом, не иначе, нашлось пригодное для всех окошко, буквально через несколько недель после принятия решения по каналу. А что в России можно сделать за такое время, кроме показухи? Почти ничего.
Вот и у нас никакой трудовой армии не было, почти вся подготовка легла на небесников. Насобирали старших ребят из колоний, привезли в Повенец вроде как в летний лагерь или на практику, всех членов партии и сочувствующих, до кого дотянулись, тоже, с грехом пополам набрали три сотни человек. А ведь всех кормить надо, ночлег устраивать… Хорошо армия помогла — те, кто шли встречать “царский караван”, везли в обозе палатки, инструмент и так далее. Ладно, начнем так, а по ходу дела и трудармия появится и все остальное.
Молебен, хоть и патриарший, впечатление произвел разве что на местных и солдат, мы-то видали карликов и покрупнее. Потом сказал речь Столыпин, слава богу, короткую, чем задал тренд, и все остальные вынуждены были тоже отстреляться быстро. Ну в самом деле, как может губернатор или тем паче городской голова, выступать дольше премьер-министра? Вот и покатил государь император пустую
