Мы – русские! Суворов: Жизнь, слова и подвиги великого русского полководца А.В. Суворова - Георгий Гупало

Титулы мне не для меня, но для публики потребны.

Почитая и любя нелицемерно Бога, а в нем и братий моих, человеков, никогда не соблазняясь приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни, обращался я всегда с драгоценнейшим не земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении, которое я везде себе доставлял. Намерения, с великим трудом обдуманные и еще с большим исполненные, с настойчивостью и часто с крайнею скоростью и неупущением непостоянного времени. Все сие, образованное по свойственной мне форме, часто доставляло мне победу над своенравной Фортуной. Вот что я могу сказать про себя, оставляя современникам моим и потомству думать и говорить обо мне что они думают и говорить желают.

Я живу в непрестанной мечте.

Природа не одарила меня беспечностью, перемениться поздно, буду всегда тот же.

Пришел в Беллинцон[31]… нет лошаков, нет лошадей, а есть Ту-гут, и горы, и пропасти… но я не живописец: пошел и прошел.

Семьдесят лет гонялся я за славой. Стою у гроба и узнаю мечту ее: покой души у Престола Всемогущего.

При дворе язык с намеками, догадками, недомолвками, двусмыслием. Я – грубый солдат – вовсе не отгадчик.

Увы мне с любовью моей к Отечеству – интриги препятствуют мне ее выказать.

Честь моя мне всего дороже. Покровитель ей Бог.

Чувствую ныне и прежние мои раны, но доколе жив – служить, хотя иногда и отдыхать. Таков долг христианина! Чистый рассудок без узлов. Мой стиль не фигуральный, но натуральный – при твердости моего духа!

Штыки, холодное оружие, атаки, удар – вот мои рекогносцировки.

Я не могу оставить 50-летнюю привычку к беспокойной жизни и моих солдатских приобретенных талантов.

Я бы законно желал быть иногда на публике в иностранном мундире: Великому Императору это слава, что его подданный их достойно заслужил.

Я был счастлив, потому что повелевал счастьем.

Я как раб умираю за Отечество и как космополит[32] – за свет. Жду увольнения от балтийских мирских сует.

Я не любитель Демосфеновой болтовни, не люблю ни академиков, кои только вносят путаницу в здравые суждения, ни сената Ганнибалова. Я не люблю соперничества, демонстраций, контрмаршей. Вместо этих ребячеств – глазомер, быстрота, натиск – вот мои руководители.

Я солдат, не знаю ни племени, ни рода. Поле – один мой элемент.

В.И. Суриков. Голова Суворова. 1898 г.

Материалы, принадлежащие к истории моих военных действий, столь тесно сплетены с историей моей жизни, что оригинальный человек и оригинальный воин должны быть между собой нераздельны, чтобы изображение того или другого сохраняло существенный свой вид.

Я люблю правду без украшениев.

Главное правило Суворова: торопиться делать добро.

Стихи о Суворове

Стихи для начертания на гробнице Суворова

Остановись, прохожий!Здесь человек лежит на смертных не похожий:На крылосе в глуши с дьячком он басом пелИ славою, как Петр иль Александр, гремел.Ушатом на себя холодную лил водуИ пламень храбрости вливал в сердца народу.Не в латах, на конях, как греческий герой,Не со щитом златым, украшенным всех паче,С нагайкою в руках и на козацкой клячеВ едино лето взял полдюжины он Трои.Не в броню облечен, не на холму высоком —Он брань кровавую спокойным мерил окомВ рубахе, в шишаке, пред войсками верхом,Как молния сверкал и поражал как гром.С полками там ходил, где чуть летают птицы.Жил в хижинах простых, и покорял столицы.Вставал по петухам, сражался на штыках;Чужой народ его носил на головах.Одною пищею с солдатами питался.Цари к нему в родство, не он к ним причитался.Был двух империй вождь; Европу удивлял;Сажал царей на трон, и на соломе спал.

«Вся жизнь твоя – разверста книга…»

Вся жизнь твоя – разверста книга,Могуща подавать пример,Как в мире чтить себя заставить,Не предками – собой блистать,Отечество, себя прославитьИ в род и род не умирать.

«О радость! – Муза! дай мне лиру…»

О радость! – Муза! дай мне лиру,Да вновь Суворова пою!Как слышан гром за громом миру,Да слышит всяк так песнь мою!..Идет в веселии геройскомИ тихим манием руки,Повелевает сильным войском,Сзывает вкруг себя полки.

На возвращение графа Зубова из Персии (отрывок)

Учиться никогда не поздно,Исправь проступки юных лет;То сердце прямо благородно,Что ищет над собой побед.Смотри, как в ясный день, как в буреСуворов тверд, велик всегда!Ступай за ним! – небес в лазуриЕщё горит его звезда.

Певец во стане русских воинов (отрывок)

Но кто сей рьяный великан,Сей витязь полуночи?Друзья, на спящий вражий станВперил он страшны очи;Его завидя в облаках,Шумящим, смутным роемНа снежных Альпов высотах Взлетели тени с воем;Бледнеет галл, дрожит сарматВ шатрах от гневных взоров…О горе! горе, супостат!То грозный наш Суворов.

Любовь к Отчизне (отрывок)

Суворов чистою любовьюК своей Отчизне век пылал,И, жертвуя именьем, кровью,Ее врагов он поражал:Его поляки трепетали,Французы с турками дрожали.Повсюду завсегда с тобойЛюбовь к Отчизне, россиянин,А с нею, с ней велик граждАнин,Ужасный для врагов герой.

Суворов

В серой треуголке, юркий и маленький,В синей шинели с продранными локтями, —Он надевал зимой теплые валенкиИ укутывал горло шарфами и платками.

В те времена по дорогам скрипели еще дилижансы,И кучера сидели на козлах в камзолах и фетровых шляпах;По вечерам, в гостиницах, веселые девушки пели романсы,И в низких залах струился мятный запах.

Когда вдалеке звучал рожок почтовой кареты,На грязных окнах подымались зеленые шторы,В темных залах смолкали нежные дуэты,И раздавался шепот: «Едет Суворов!»

На узких лестницах шуршали тонкие юбки,Растворялись ворота услужливыми казачками,Краснолицые путники услужливо прятали трубки,Обжигая руки горячими угольками.

По вечерам он сидел у погаснувшего камина,На котором стояли саксонские часы и уродцы из фарфора,Читал французский роман, открыв его с середины,«О мученьях бедной Жульетты, полюбившей знатного сеньора».

Утром, когда пастушьи рожки поют напевнейИ толстая служанка стучит по коридору башмаками,Он собирался в свои холодные деревни,Натягивая сапоги со сбитыми каблуками.

В сморщенных ушах желтели грязные ватки;Старчески кряхтя, он сходил во двор, держась за перила;Кучер в синем кафтане стегал рыжую лошадку,И мчались гостиница, роща, так что в глазах рябило.

Когда же перед ним выплывали из туманаМаленькие домики и церковь с облупленной крышей,Он дергал высокого кучера за полу кафтанаИ кричал ему старческим голосом: «Поезжай потише!»

Но иногда по первому выпавшему снегу,Стоя в пролетке и держась за плечо возницы,К нему в деревню приезжал фельдъегерьИ привозил письмо от матушки-императрицы.

«Государь мой, – читал он, – Александр Васильич!Сколь прискорбно мне Ваш мирный покой тревожить,Вы, как древний Цинциннат, в деревню свою удалились,Чтоб мудрым трудом и науками свои владения множить…»

Он долго смотрел на надушенную бумагу —Казалось, слова на тонкую нитку нижет;Затем подходил к шкафу, вынимал ордена и шпагуИ становился Суворовым учебников и книжек.

Дон-Жуан (отрывок)